Жестокие игры - Джоди Пиколт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эдди подумала, что он смеется над ней. Это читалось в глубине ее глаз, опухших и покорных. Пальцы сжимали деревянную ручку швабры.
— Я… брал у нее в обед, — произнес Джек.
— У кого?
Едва слышный шепот.
Джек не стал отводить взгляд.
— У Хло.
Эдди ничего не ответила, только крепче сжала швабру и начала елозить ею по полу. Она мыла линолеум, пока он не заблестел, пока лампы на потолке не отразились в ведре с остатками средства для мытья, пока у Джека не заболели глаза смотреть, как она яростно и одновременно равнодушно моет пол, — она так сильно напомнила Джеку его самого.
К тому времени, как Эдди закрыла и заперла за собой дверь, на улице повалил снег. Огромные снежинки, сцепившись в полете, напоминали ловких парашютистов. Эдди мысленно застонала. Это означало, что завтра придется подняться пораньше и чистить тротуар.
Джек стоял чуть в стороне, отогнув отвороты спортивной куртки, чтобы прикрыть шею от холода. Эдди была абсолютно уверена, что не стоит ворошить чужое прошлое, — она сама являлась образчиком «могилы», умеющей хранить тайны. Она понятия не имела, что за человек появился в Нью-Хэмпшире зимой без пальто; она никогда не встречала человека, который был бы настолько умен, что знал все ответы на вопросы викторины, но согласился на черную работу за гроши. Если Джек предпочитает не высовываться — на то его воля.
И она не станет размышлять о его нетривиальной реакции на Хло.
— Что ж, до завтра, — попрощалась она.
Казалось, Джек не услышал. Он стоял к ней спиной, вытянув перед собой руки, и Эдди с изумлением поняла, что он ловит снежинки.
Когда последний раз она думала о снеге не как о докучливой помехе?
Она открыла дверцу машины, завела мотор и аккуратно выехала с парковки. Позже она не могла вспомнить, что заставило ее посмотреть в зеркало заднего вида. Если бы не свет фонаря, стоящего перед закусочной, она бы, наверное, не заметила, что Джек сидит на бордюре, втянув голову в плечи.
Чертыхнувшись, Эдди резко повернула влево, объехала парк и вернулась к закусочной.
— Тебя подвезти?
— Нет, спасибо.
Эдди вцепилась в рулевое колесо.
— Тебе негде переночевать, да? — Он не успел возразить, как она вышла из машины. — Я случайно знаю свободную комнату. Плохая новость заключается в том, что там есть еще один жилец, чей нрав нельзя назвать веселым. Хорошая — в том, что если среди ночи проголодаешься, то можно поживиться в кухне. — Во время своей речи Эдди снова отперла закусочную и переступила через порог. Она заметила, что Джек, весь в снегу, в нерешительности застыл за ее спиной. — Послушай, моему отцу нужна компания. На самом деле это ты делаешь мне одолжение.
Джек даже не шелохнулся.
— Почему?
— Почему? Потому что когда он слишком долго остается в одиночестве, то… огорчается.
— Нет, почему ты делаешь это для меня?
Эдди встретилась с его подозрительным взглядом. Она поступала так, потому что знала: когда опускаешься на самое дно, необходим человек, готовый протянуть тебе руку помощи. Она поступала так, потому что понимала: в мире с засильем телефонов, факсов и Интернета можно оставаться совершенно одиноким. Но она понимала, что если скажет об этом Джеку, то он из гордости припустит по улице, только она его и видела.
Поэтому Эдди промолчала и вместо ответа прошла по напоминающему шахматную доску полу закусочной.
Сегодня вечером в викторине выпала категория «Древнегреческая мифология».
«Этому герою разрешили вернуть свою возлюбленную Эвридику из царства мертвых, но он навечно потерял ее, когда слишком рано оглянулся, чтобы посмотреть, идет ли она следом».
Эдди не станет поступать так, как Орфей. Она продолжала идти, не оборачиваясь, пока не услышала негромкий звон колокольчиков на двери — свидетельство того, что Джек вошел за ней.
Сентябрь 1999 года
Северный Хейверхилл,
Нью-Хэмпшир
У Альдо Легранда на лбу была татуировка 10 x 10 — уже одного этого Джеку было бы достаточно, чтобы обходить его десятой дорогой. Он никак не отреагировал, когда Джек опустился на койку, и продолжил писать в пурпурном блокноте, обложка которого была изрисована свастикой и кобрами.
Джек начал выкладывать свои пожитки в небольшую пластмассовую коробку, стоявшую в ногах койки.
— На твоем месте я бы этого не делал, — предупредил Альдо. — Гора ссыт туда, если приспичит среди ночи.
Джек не обратил внимания на это предупреждение. Он уже целый месяц сидел в окружной тюрьме Графтона. Каждого нового заключенного сначала помещают в режим строгой изоляции, но через две недели ему разрешено подать ходатайство о переводе в режим средней изоляции — конечно, при условии хорошего поведения. Еще спустя две недели заключенного могут перевести в режим минимальной изоляции. Каждый раз, переходя в другой блок, Джеку приходилось сталкиваться со своеобразными проверками, которые устраивали ему сокамерники. В «строгаче» на него плюнули. В средней изоляции дали по почкам и в пах в темном уголке, который не просматривался камерами видеонаблюдения.
— Гора как-нибудь переживет, — бросил сквозь зубы Джек.
Он положил книги, взятые из тюремной библиотеки, сверху и засунул пластмассовую коробку под нижнюю койку.
— Читать любишь? — спросил Альдо.
— Да.
— С чего бы это?
Джек оглянулся через плечо.
— Я учитель.
Альдо осклабился.
— Ага, a я работаю на асфальтоукладчике, но все же не рисую посреди дороги прерывистую желтую полосу.
— Это не совсем одно и то же, — возразил Джек. — Я люблю приобретать знания.
— По книгам жизнь не узнаешь, профессор.
Джек уже знал, что жизнь бессмысленна. У него было целых четыре недели, чтобы поразмыслить на эту тему. Почему такой, как он, вообще слушает то, что говорит такой, как Альдо Легранд?
— Будешь и дальше кривляться и задирать нос, — сказал Альдо, — станешь лакомой конфеткой для остальных парней.
Джек попытался не обращать внимания на то, как тревожно забилось сердце. Этого страшится каждый мужчина, когда представляет себе тюрьму. Разве не смешно — а может, это кара божья! — быть осужденным за изнасилование и самому стать жертвой тюремного насилия?
— За что тебя? — поинтересовался Альдо, зажав ручку в зубах.
— А тебя за что?
— За изнасилование.
Джек не хотел признаваться сокамернику, что осужден по той же статье. Да и себе он в этом признаваться тоже не хотел.
— Я не делал того, в чем меня обвиняют.
При этих словах Альдо запрокинул голову и засмеялся.
— Мы все невиновны, профессор, — сказал Альдо. — Все.
Режим минимальной изоляции напоминал ромашку: от зоны отдыха, находящейся в центре, расходились, словно лепестки, небольшие группы коек. В отличие от нижних этажей, здесь не было камер — только одна дверь и кабинка надзирателя посредине. Ванные комнаты находились в стороне от зоны отдыха, и заключенные могли ходить туда, когда им заблагорассудится.
Джек намеренно пошел в ванную за полчаса до отбоя, когда все смотрели телевизор. Проходя мимо, он заглянул в зону отдыха. Ближе всех к телевизору, сжимая в кулаке пульт, сидел здоровенный негр. По негласной иерархии он занимал самое высокое положение: именно он выбирал, какие программы смотреть. Остальные заключенные располагались согласно своей близости к «королю»: приятели сидели у негра за спиной и так далее до самых задних рядов, где разместились «отщепенцы», которые изо всех сил пытались не попадаться ему на пути.
Когда Джек вернулся к своей койке, Альдо уже ушел. Он быстро разделся до трусов и футболки, залез под одеяло и отвернулся к стене. Он задремал, и ему приснилась осень с хрустящим, пахнущим яблоками воздухом и пронзительно синим небом. Он представил, как его команда бежит, разминаясь, по мягкой земле, от рифленых подошв отскакивают комья земли, поэтому к концу тренировок девочки полностью «перелопачивают» верхний слой. Ему снилось, как их хвостики подпрыгивают на спине, а ленты развеваются на ветру.
Проснулся Джек весь в поту — так всегда происходило, когда он вспоминал о случившемся. Но не успел он отмахнуться от неприятных воспоминаний, как почувствовал, что чья-то рука сжимает его горло, вдавливая в тощий матрас. Первое, что Джек сумел разглядеть, — это желтые белки глаз незнакомца. Тот заговорил, и в темноте блеснули его зубы.
— Ты дышишь моим воздухом, говнюк.
Он видел этого мужчину раньше — именно он держал в руках пульт. Альдо называл его Горой. Под футболкой бугрились стальные мышцы. Джек занимал верхнюю койку, но при этом глаза негра находились на уровне его глаз, следовательно, роста он был метра под два. Джек потянулся к стальной руке, сжимающей горло.