Глухарь - Андрей Ханжин

На барже были тувинцы.

На пароме — бульбаши.

О дьявол наш равнинный! Кацапы с бульбашами братья форева! То есть, русские с белорусами — практически одно и тоже. То есть, белорусы, это такие же русские, до которых монголы не добрались. Болота, понимаешь ли, непроходимые. Здесь все ясно.

Все ясно.

С бульбашами все ясно. Лбы и колотухи вазелином закачаны. Бульбашам мы обрадовались. Бульбаши у нас в фортеции поселились. Их было одиннадцать человек. И было у них три ящика тушенки — стодвадцать банок.

— Вагиф, всем не выжить.

— Что говоришь?

— На тебя жратва есть. Для твоих земляков — нет.

— Я один кушать не буду.

Бульбаши занесли азербайджанцам двадцать банок. Из уважения к Вагифу.

Но тувинцы…

Хорошо, что ты никого из них в живых не застал.

Американцами мы называем тех людей, которые живут в Соединенных Штатах. Чарли Менсон и Чарли Чаплин — оба американцы. В России принято не любить Америку. Жвачка, кола, джинсы, демократия и сигареты с фильтром — главные американские ценности. В этом смысле подавляющее число россиян — тоже американцы.

Так вот, тувинцы — это те, кого привезли на Лысый Остров из тувинских лагерей. Я знаю, что есть такая республика Тува и что эта республика входит сейчас в состав Российской Федерации. Я не знаю, есть ли такая национальность — тувинцы. Я знаю, что до сих пор в Туву не ходят поезда-железная дорога не проложена.

В общем, этих ребятишек с китайской границы привезли на Лысый Остров с одной целью — спровоцировать, наконец, поножовщину. Показалось легавым, что как-то мы зачеловеколюбились чрезмерно. За штыри не хватаемся. Никак резня спонтанная не начнется. Нужно ускорить.

Почему тувинцы?

Говорю же тебе, брат, железная дорогатуда не проложена! Зеки тамошние в собственном соку выварились. Им наши понятия — пустой звук. И чтоб резню спровоцировать, им ничего особенного и давать-то не нужно. Просто жить так, как они и жили в отрезанных от мира тувинских лагерях. По-козьи жить. По-беспределу. И в этом смысле, все мы рано или поздно должны были оказаться тувинцами.

Короче, с их прибытием на Лысый отпали последние сомнения на счет того, зачем нас на этом острове собрали. Если таковые сомнения вообще у кого-либо оставались.

Знаешь, почему среди нас — северян и бульбашей — столь длительное по тем меркам время никакая гнусь не проявлялась? Потому что у нас тушенка была. Мясное топливо романтики. проявлялась? Потому что у нас тушенка была. Мясное топливо романтики.

Между цехом и предзонником буйно росла крапива. Просто крапивные джунгли! Так вот мы эту крапиву с мясом тушили, чуть сечкой пересыпали и жрали. Но и крапива заканчивалась.

И когда я слышу философкие споры о том, что же все-таки первично — душа или материя — то я всегда стараюсь уточнить место и время. И я, знаешь, я заметил, что о душе и о духовном лучше всего размышляется на сытый желудок. Формулировки такие наваристые получаются. А тот, кто постится сурово и при этом с богами рамсит, так это не философ, это — герой. Святыми мы таких называем. И на Лысом Острове святых не было.

Романтика, романтика… Завлекает излишне, эмоциональные натуры предчувствием грандиозных переживаний и высших откровений! В натуре.

Ты вот никогда не задумывался о том, что распределение личностей-то есть тех, кто при любых обстоятельствах, в любом кошмаре остается самим собой и не дает сломиться воле — вот распределение таких душ в народной массе имеет строгую дозировку. Будто бы существуют некие пропорции. Просекаешь?

Возьмем Ракиту — опасный человек, преступник, вор, базара нет, его старики в Тулуне крестили. И по сути этим лишь конкретно признали его авторитет, которого и без того хватило на то, чтобы семь лагерей на голодовку поднять, когда Китайца пытались легавые в Соликамске сломать. Все это так. И ты помнишь, как Ракита выглядел? Лицо будто из камня высечено. Глаза — как два ножа. Все это так. Но…

Но все эти качества проявлялись в Раките лишь при определенных обстоятельствах. В своей стихии. В ситуации, пусть и очень напряженной, но не выходящей за рамки правил большой тюремной игры.

Смотри: момент, когда проявляется вся человеческая сила человеческого духа — очень важный момент. Именно тогда человек приобретает авторитет, приобретает влияние. Такая фигура может стать ключевой и переломной. Но только в том случае, когда правила игры — понятия — изначально предусматривают саму возможность такого влияния.

Уравнение генерала в общественной бане: все голые, нет ни начальников, ни подчиненных. Нарушены привычные правила игры — никто в голом, обрюзгшем мужике не признает влиятельного генерала. Это один пример.

Другой — Лысый Остров. Вроде бы и зона, но на самом деле зоновские правила там не действуют и авторитетная магия, заключенная в слове «вор», не имеет там абсолютно никакой силы. И более того, в смертельной голодухе все эти громкие слова вызывают лишь агрессивное раздражение. Отторжение. И даже ненависть.

Ракита ошибался именно в этом. Просчитался в привычке к самому себе. Не успел или не сумел переосмыслить себя, с учетом сложившейся ситуации. Через это и сгинул. А жаль.

Так вот, в той изощренной душегубке смешались с дерьмом самые обыкновенные люди. Люди, которые в иных обстоятельствах спонтанно бы сгнили без особого вреда для окружающей среды. Но они оказались в таком кошмаре, о котором им даже не мерещилось никогда, который они не могли представить ну при самом худшем раскладе.

И вот там, в этой жаровне, проявились именно те личности, качества которых не вписывались прежде ни в одну систему. Качества, которым для проявления нужна была именно эта Лысогорская жуть. И, может быть, благодаря именно этим людям мы еще можем что-то вспоминать сейчас, и попивать винцо, и подбивать «Казбек», говорить вот так спокойно о времени, проведенном в аду. Хотя наше спокойствие уже давно превратилось в обыкновенное равнодушие.

Наливай, братуха, наливай! Как говорил Андрюха Ялта: «Пьян я или трезв, сволочь не перестанет быть сволочью!» — Это он по поводу того, когда ему за этот беспредел предъявить пытались. Мол был пьян, разбил фуфлыжнику рожу…

Ништяк нам здесь… да? Бухалово, косяки… Будто бы смерть — день освобождения, и я впервые до этой даты дни подсчитываю. Я же не освобождался никогда…

А помнишь, как ты на Остров приехал! Наверное подумал, что в Чернобыль попал — он как раз той весной рванул. Ну да, я представляю… Ад. Только к тому времени мы уже в Божьи двери арматурами стучаться начали.

Тихо подыхать мало кто желал. Конечно, никакого согласия между нами не существовало. Хохлы паечки догрызали, Семга с двумя азерами из последних сил подкопом занялись. Тувинцы задумали вахту штурмом взять. А бульбаши собрались остатками сухарей перелетных птиц заманивать, излавливать и плодить.

И ты знаешь, все эти начинания завершились в общем весьма положительно: количество едоков уменьшилось! Хохляцкие паечки закончились, и один из них повесился, а другой вены себе порезал. Тофик с земляком своим метров пять прорыли, нашли под землей какую-то живую дрянь, сожрали ее и отравились насмерть. Тувинцы выкорчевали рельсу из-под кранбалки и приготовились ворота таранить. Только пулеметчик их остановил. И четыре трупа они с собой в барак уволокли.

А потом…

Потом начали хохлы пропадать.

Секи момент, братишка. Суть выживания элементарна до дикости — в конечном счете, каждый за себя. Закон природы погосподину Дарвину. И объединения служат лишь для того, чтобы выжить вместе до той поры, пока на всех хватает пищи. Когда еда кончается — каждый за себя. Так не то что Лысый Остров… Так Союз нерушимый загнулся.

В прежние времена хищники камуфлировались, лозунги о единстве сочиняли, чтобы поголовье регулировать. Но стоило только прилавкам опустеть и звери вырвались грызть все и всех подряд. Атеперь и вовсе вся суть обнажилась. Наверное, время пришло.

С молодежью очень любопытно разговаривать. Особенно со столичными — с питерскими, с московскими. По их взглядам на день сегодняшний можно достаточно ясно представить, что в скором времени страну ожидает.

Эти столичные ребятки с младенчества своего капиталистического четко усвоили, что эпоха равномерного распределения закончилась крахом, сгинула в голодной пучине. И началась эра извлечения личной выгоды. И если эти юноши поддерживают какие-либо взгляды и вкопались на каких-либо позициях, то за этим стоит только одно — их собственное благополучие. Никаких других ценностей они не признают. Только телесное благополучие. Только.

О-о, братуха! Эти хитрые мальчики просочились всюду и никакие перевороты, никакие катаклизмы не способны прервать их наслаждения. И даже в зоне они ищут только радости, только удовлетворения… Среди блатных — они всегда рядом, среди козлов они тоже свои. Мусора их любят, опера лелеют, а сами они, поплевывая на все в ожидании звонка, говорят: «За что страдать? За то, что Коля Кривой-Косой-Хромой у лагерного руля желает встать? А чем он от Васи Глухого-Немого-Слепого отличается?»