Вместе. Синдром Керчепина (СИ) - "Awelina"

— Эй-эй! Дамы, полегче, — улыбнулся одногруппник. — Поступок Мии, конечно, не верх гуманизма, но у нее был четкий план, и она реально спасла наши шкуры сегодня.

— А чего это ты ее защищаешь? — вспыхнула Вирона.

— Из нас никто не преуспел на самом деле, Рони. В том числе и она, — примирительно пожал плечами Головастик.

— Я бы преуспела! — выкрикнула Вурк, вскочив на ноги. — Я…

Ее прервала рванувшая в сторону дверь, на пороге высилась поджарая фигура Иоданира Тэппа в черном костюме для выхода в вирт, неоном светились нашивки лидера. Все замолкли, замерли, оторопев и, думаю, испугавшись. Даже я… Напряжение и угроза, исходившие от старшекурсника, льдом оцарапали кожу, парализовали.

Мертвые холодные глаза Садиста будто просканировали каждого из нас, остановились на мне, гипнотизируя, вгоняя в еще большее оцепенение, какой-то захватывающий ужас. Смотреть в его лицо — это смотреть в черную дыру: ты не знаешь, что ждет тебя внутри, но, распавшись на атомы, наверняка испытаешь неясное, но манящее…

Тэпп, прищурившись, наконец отвел от меня взгляд и воззрился на заметно нервничавшего Мореслава, безошибочно определив в нем лидера.

— Кто это сделал? — спросил ровно. Садисту и не надо было добавлять угрозы в тон, само его спокойствие, обманчивое, отмеренное с точностью лекарственной дозы, страшило.

Мореслав прокашлялся, спрятал руки за спиной, взгляд парня забегал.

— Я понятия не имею, меня вышибло еще на первом уровне.

— Мне плевать, когда тебя вышибло. Я об этом спросил разве? — надавил деланно равнодушно Тэпп, лицо ожесточилось.

— Ты разберешься с этим, даю час. Ты выяснишь, кто из твоих товарищей сделал сегодня так, чтобы я проиграл. И когда выяснишь, ты преподнесешь эту сволочь мне на блюде.

— Игра была честной… — робко резюмировал Мореслав.

Уже разворачивавшийся Садист, резко замер, пристально посмотрел на парня, тот осекся, сглотнул.

— Ты посмел перечить мне? — удивленный тон, красивые брови взлетели на лоб.

— Нет! — поспешно ответил одногруппник.

— У тебя час. — Тэпп, будто успокоившись, кивнул и вышел.

Дежавю: снова пять пар глаз сверлят меня задумчивыми, злыми взглядами. В животе спиралью свернулся холод адреналина, я закаменела, стиснула челюсти.

— Если сдадите меня, все аннулирую. Вирона взломала вирт, она не говорила?

Ребята растерянно переглянулись.

— Не говорила, значит, — я предупреждающе оглядела всех. — Я укажу точку взлома. Вурк накажут, а результаты испытания аннулируют.

— Да и к черту тебя, Зарянская! — Вирона с перекошенным от злости лицом стукнула меня ногой по плечу, грязно выругалась. — Сдавай меня, дрянь, всех сдавай. Выбор невелик: или Садист или взыскание.

— Мия, слушай, — Мореслав, помявшись, спрятав глаза, сделал паузу, продолжил уже более уверенно. — Тэпп неправ, конечно… Просто до этого он ни разу не проигрывал, поэтому стоит ожидать всякого. Он маньяк и отморозок… Но он неправ. Думаю, в этой ситуации надо обратиться к керу Лорину. Попросить у него защиту.

— Ты придурок или притворяешься? — вспылила Вирона, с силой пихнула одногруппника в грудь. — К Лорину? Да как этот осел нас защитит? Все, что он сможет, — подписать потом справку о том, что мы трупы!

— Как куратор он…

Сигнальная панель у двери запищала, давая понять, что комнату следует немедленно освободить для другой группы, Мореслав прервал себя на полуслове, мрачно кивнул и, развернувшись, вышел. За ним потянулись остальные, каждый счел нужным бросить на меня взгляд: затравленный, пустой, внимательный, горящий ненавистью — от Вироны.

… У себя в комнате я стянула форму для вирта: синие с черным узором обтягивающие штаны, черную кофту под горло из драйтона, повалилась на кровать. В голове испуганно кружили мысли.

Я сделала то, что считала нужным. Поступила по-товарищески, разделив победу с однокурсниками, а ведь могла и не раздаривать очки. Но что в ответ предпримут они? Решат защитить, не сдавать Садисту? Они вообще способны ему противостоять? А я способна? Могу быть изгоем в собственной группе, жить в условиях вечных косых взглядов, недоверия, неприятия?..

Да. Я одна и всегда была. Никогда не страшилась этого и даже была довольна, ведь так проще. Привыкла выносить себя за скобки, в таком случае в расчет возьмешь лишь одну переменную — саму себя. И так столько недель притворялась, что вовлеченный член команды.

Встав, подошла к окну. Чахлая, мертвая природа поздней осени, давящая на психику коричнево-желтой гаммой, серое тяжелое облачное небо, голые скелетики деревьев — все это страстно хотело первого снега. Однажды, помню, нам позволили насладиться им, выпустили во двор… Я вызвала в сознании те ощущения: бодрящую морозную сырость, хлопья снежинок, падающих в мой раскрытый рот, на поднятое вверх лицо, руки, удивительную легкость, полет… подобие счастья и свободы.

В «Пикса три», как и в других учреждениях, занятия на улице не допускались, прогулки ограничивались дрожками и специальными площадками и то в часы практикумов. Когда стану свободной, когда все это закончится, я клянусь: побываю во всех возможных уголках мира, испытаю все возможные ощущения, обрету то, чего никогда не знала.

Перед глазами вдруг всплыло холодное, ожесточенное, красивое лицо Тэппа, вздрогнув, я вернулась в реальность.

Одногруппникам доверять нельзя. Мореслав не обозначил ясно, что не сдаст меня, ушел от ответа, вернее, сбежал, значит, буду держаться от них подальше до тех пор, пока не пойму, что угроза миновала.

Через полтора часа, которые отводились на самоподготовку, я, надев форму, скрутив волосы, направилась в столовую. Моя группа сидела за обычным столиком, все пятеро привычно молчали, занимаясь своим делом в сирсах или планшетах. Меня заметили, но, вопреки опасениям, уделили лишь секунду внимания, почти равнодушно скользнув взглядом, Мореслав натянуто улыбнулся.

Заставив поднос тарелками, я села отдельно, спиной к одногруппникам. Не то чтобы их спокойствие, напускное ли, реальное, или выжидание, скрывавшее страх, волновали. Не хотелось портить себе аппетит.

Я перешла ко второму, когда рядом на скамью опустилась Вирона. С минуту она глядела на меня внимательно, оценивающе, молчала, затем, вздохнув, выдала:

— Я не хочу, чтобы результаты аннулировали.

— Я тоже, — кивнула в согласии.

Девушка потупилась, будто в смятении, задумчивости, стала крутить по часовой стрелке кружку с чаем, стоявшую на подносе.

— Не скажу, что простила тебя за то, что ты сотворила, — призналась с раздражением Вурк.

Я, с силой воткнув вилку в котлету, хмыкнула.

— А я, по-твоему, нуждаюсь в твоем прощении и понимании?

— А могла бы сделать вид хотя бы! — возмутилась нежданная соседка, потом совладала с собой, продолжила более спокойно. — Не стоит ссориться, поступим мудро, нам еще предстоят другие совместные вирты и практикумы. В общем, мир?

Я, закончив, крошить котлету вилкой, превратив ее в пюре, пожала плечами:

— Думаю, мир возможен.

Вурк улыбнулась, дружески похлопала меня по плечу, встала.

— Ну счастливо тогда. Приятного аппетита.

— Ага.

Что-то было в ее улыбке, может, в тоне, этом предложении… Какой-то диссонанс, словно нарушенный код вирта, из-за которого картинка на миг подергивается рябью… Это насторожило меня, но зацепиться было не за что, и я отпустила это ощущение. И зря.

Плохо мне стало, как только я вышла из столовой. Мир закружился перед глазами, распадаясь красочной мозаикой, появилось ощущение невесомости, кончики пальцев закололо, сила вышла из-под контроля, позволив мне почувствовать каждую молекулу воды, распыленную в воздухе. А потом путь преградили вытянутые тени, они что-то назойливо гундосили, куда-то тянули, не давая ни на чем сосредоточиться, дергали, метались туда-сюда. Я потеряла сознание и, кажется, улыбалась в этот миг.

Не имела понятия, как долго была в отключке. Рта касалось что-то прохладное, автоматически глотала жидкость, льющуюся в горло, тяжелая темнота уходила из сознания, тело постепенно вновь стало мне подчиняться, и я открыла глаза.