Две пули полковнику - Алексей Макеев

Чеков развернулся на углу, секунду подумал и направил машину в ближайший двор. Проехав между домами, он выбрался на проезд Дежнева, сразу свернул на Полярную улицу и помчался, не останавливаясь, дальше, пока впереди не замаячили массивные коробки заводских корпусов. Здесь он свернул направо и немного сбросил скорость, чтобы не привлекать внимания гаишников. Чеков свернул еще в несколько переулков и, поверив наконец, что погоня безнадежно отстала, остановил машину. Спина у него была мокрая от пота. Дрожащими руками он достал сигарету, закурил и стал думать, как жить дальше.

Глава 4

– Значит, говоришь, что антиквара никто больше не беспокоил? – спросил генерал Орлов, задумчиво вертя в руках авторучку, больше похожую на какой-то экзотический поплавок, чем на орудие умственного труда. Видимо, это был чей-то подарок, который и предназначался в основном для разглядывания, потому что писать этой штукой было вряд ли возможно.

– Никто, – подтвердил Гуров. – Ни единого раза. Мы поставили его рабочий телефон на прослушку, но результатов никаких – только деловые переговоры. Ничего настораживающего и по домашнему адресу. Пресловутые снимки никто не спешит обнародовать, хотя с момента, как Шестопалов встречался с шантажистом, прошло уже три дня. Довольно странное поведение для профессионального преступника. Крячко предполагает, что в данном случае действовал новичок. Исключать этого нельзя – профессионал так легко не отступился бы.

Генерал согласно покачал головой.

– Так-так, – сказал он. – Профессионал не отступился бы, это точно. Но сейчас, знаешь, и новички... – Он махнул рукой. – Еще какие-нибудь соображения по этому случаю у тебя имеются?

– Эксперты изучили снимок, который передал нам Шестопалов, – сказал Гуров. – Утверждают, что занимался монтажом человек знающий. Светотени, пропорции и все прочее передано как положено. Неизвестно, какой из этого типа шантажист, но в смысле работы с изображениями он, несомненно, профессионал. Причем, если лицо Шестопалова на этой фотографии – элемент, в принципе, посторонний, то обнаженная натура подлинная. Думаю, если бы нам удалось выяснить личности девушек, изображенных на этой фотографии, то мы могли бы выйти на человека, делавшего снимок, а через него – на человека, который впоследствии этот снимок использовал для своих неблаговидных целей. Не исключено, что это одно и то же лицо.

– Да, я видел этот снимок, – сказал Орлов. – Он явно не из семейного альбома. Тут порнографией пахнет. Но, думаю, тебе уже нет смысла заниматься этой мерзостью. У нас есть специальный отдел для этого. Если факт шантажа отпадает, мы с чистой совестью можем заняться чем-то посолиднее. Этот Шестопалов, надеюсь, немного успокоился?

– Я посоветовал ему рассказать все жене, – ответил Гуров. – Он так и сделал. Она была в ужасе, но потом все утряслось. Правда, теперь она панически боится телефонных звонков, но это скоро пройдет.

– Я так и передам Солоницыну, – кивнул генерал. – Худшее позади, скажу я ему. В МУРе займутся этой фотографией – и рано или поздно этих голубчиков все равно найдут. Но больше это никого не должно касаться. Думаю, всем можно успокоиться.

Он внимательно посмотрел на Гурова и нахмурился.

– Я что-то не так сказал? – спросил он недовольно.

– Нет, это скорее я не все сказал, – ответил Гуров. – Мне кажется, это дело не такое простое, каким кажется на первый взгляд. Мы ведь что решили? Состряпал какой-то ухарь-одиночка грязную фотографию и решил сорвать с ее помощью небольшой куш. А когда не получилось, отступил от греха подальше.

– А разве не так?

Гуров пожал плечами.

– Может быть, и так, – сказал он. – Но я вот что подумал. Шантажист дважды назначал Шестопалову встречу на кладбищах. В общем-то, неглупо. Кладбище – место тихое и страшноватое. И спрятаться есть где, и вообще...

– Не понимаю, куда ты клонишь? – проворчал Орлов.

– Преступники люди суеверные и не слишком оригинальные, – продолжал Гуров. – Вот я и подумал – а может, шантажист имел дело не с одним Шестопаловым? Где одна фотография, там может быть и две. И три. И десять. Сколько угодно. А если они действительно были, то где шантажист мог встречаться с остальными своими жертвами? Кладбищ в Москве много...

– Много, – согласился Орлов. – Так что же ты задумал? Выставить на каждом кладбище пост?

– Нет, пока я только проанализировал криминальную сводку за последнюю неделю. Особенно меня интересовали происшествия, случившиеся в районе кладбищ. Понимаешь, мне вдруг пришла в голову мысль – а вдруг шантажист не отступился, а его заставили отступить? Не Шестопалов заставил и не милиция, а кто-то третий. Отсюда и его внезапное молчание.

Орлов уставился на Гурова, и взгляд его оживился.

– Ну-ка, ну-ка! – проговорил он. – Это идея, между прочим! И ты нашел что-то интересное?

– Нашел! – уверенно заявил Гуров. – За последнюю неделю на московских кладбищах было зафиксировано несколько противоправных деяний. Ограбления, осквернение могил, групповые драки я сразу отсеял. Отбросил и те происшествия, которыми уже занимается следствие. Там суть в основном ясна и не представляет для нас интереса. В итоге осталось два нераскрытых преступления – насильственная смерть женщины на Ваганьковском кладбище и убийство в районе Медведковского. Оба трупа пока не опознаны. Документов при них также не обнаружено. Но на женщине я пока решил внимания не сосредотачивать. Все-таки Шестопалов имел дело с мужчиной. И вообще, шантаж, по моему глубокому убеждению, дело сугубо мужское, как ни парадоксально это звучит.

– Наверное, – согласился Орлов. – Только почему ты решил, что это был тот самый мужчина?

– А я и не решил, что это он, – возразил Гуров. – Я водил в морг Шестопалова. Он не опознал убитого. У стадиона «Динамо» был другой человек.

– Ну вот видишь! – заключил генерал. – Что же ты за него уцепился?

– Четвертого июля в районе Медведковского кладбища жители слышали стрельбу. Есть свидетели, как кто-то там за кем-то гнался. Но свидетели эти не слишком серьезные – молодые люди, которые околачивались там поблизости, тусовались, как сейчас говорят. Этим убийством занимается майор Чепасов из местного убойного отдела. Сам он подозревает криминальную разборку. Возможно, так оно и есть. Но я задался вопросом: а не наш ли шантажист, любитель кладбищ, разбирался?

– Ну, для этого надо бы иметь более веские основания, – недовольно сказал генерал. – Сам упоминал, сколько преступлений совершается на кладбищах. И не факт, что там застрелили нашего шантажиста.

– Вполне допускаю, – сказал Гуров. – Могло быть и наоборот – он застрелил. Сейчас важно установить личность убитого.

– Вот пусть твой, как его, Чепасов, и устанавливает эту личность. Тебе-то чего напрягаться? Достаточно того, что мы держим магазин Шестопалова на контроле.

– Я как раз по поводу этого и пришел, – объяснил Гуров. – Мне только что позвонил сам Чепасов. Он сейчас везет в морг на опознание какую-то пару. О погибшем давалась информация по местным телеканалам, и вот двое граждан, мужчина и женщина, явились сами, сказав, что у них пропал знакомый, и он очень похож на тот портрет, что показывали в новостях.

– И ты хочешь присутствовать? Ну что же, я сам виноват – втянул тебя в это дело. Поезжай! Надеюсь, этот бедняга не имеет никакого отношения к шантажу. Откровенно говоря, я собирался перенацелить тебя совсем на другую проблему, но это успеется... Если для тебя это важно – поезжай, взгляни. Но всем остальным пусть занимается этот, как его, Чепасов.

– В жизни не знаешь, где найдешь, где потеряешь, – заметил Гуров. – Почему-то дело, в которое ты меня «втянул», не кажется мне таким уж элементарным. Оно провоцирует один каверзный вопрос за другим. Мне хотелось бы основательно во всем разобраться.

Скептического отношения генерала ему развеять все равно не удалось – Орлов окончательно уверил себя в том, что шантаж не слишком богатого антиквара был всего лишь случайным эпизодом в жизни неведомого преступника, который, не добившись сразу результата, предпочел отказаться от своих замыслов. Однако сам Гуров смотрел на ситуацию совершенно иначе. Пока он не мог объяснить даже себе, что его беспокоит, но в целом история с неудавшимся шантажом казалась ему необычной, имеющей какой-то непонятный и тревожный подтекст. Его смущали многие вещи – и то, что антиквар будто бы видел раньше преступника, и то, что для встреч выбирались кладбища, и то, что именно на кладбище убили человека, которого хватились только на третий день. Во всех этих мало стыкующихся между собой фактах ощущалась внутренняя связь. К сожалению, ни следователя, ни суд не могли заинтересовать ощущения Гурова, поэтому в придачу к ним не мешало раздобыть парочку-другую фактов, которые с полным основанием можно было бы назвать уликами.