Искушение. Сын Люцифера - Сергей МАВРОДИ

И тут Виктор увидел, что старик медленно, очень медленно, как в замедленной съемке или в каком-то кошмарном сне, поднимает голову. Казалось, он услышал Виктора, неким таинственным образом всё же учуял его и вот теперь ищет, пытается найти, обнаружить, обращая в его сторону свое застывшее, неподвижное лицо восставшего из гроба мертвеца.

Именно!! Именно ожившего мертвеца!!! Виктор понял теперь, кого напоминает ему старик. Почему он его так пугает. И эта его странная одежда… Эта нелепая белая длинная рубаха ниже колен… Может, это… саван?!

Виктор почувствовал, что волосы на голове у него зашевелились. Еще секунда, и сердце его разорвётся, и он умрет от страха. Слова замерли у него на губах. Оцепенев, с полуоткрытым ртом, он безумным взглядом смотрел на экран.

Движение головы старика остановилось. Секундная пауза — и он так же медленно опустил её и снова застыл в ледяной неподвижности.

Виктор с усилием перевел дух и с каким-то истерическим, конвульсивным всхлипыванием вздохнул. О том, чтобы что-нибудь говорить или даже шептать про себя, теперь не могло быть и речи. Он, словно одеревенев, без всяких мыслей смотрел на монитор. Тёмный, холодный, чудовищный ужас переполнял его до краев.

Старик вдруг начал казаться ему каким-то страшным гигантским пауком, неспешно и неторопливо ткущим свою незримую, невидимую обычным взглядом паутину, которой он постепенно оплетает его, Виктора. И ему из неё уже не выбраться.

Сзади вдруг раздался какой-то шорох. Виктор, судорожно дернувшись, обернулся. Когда он снова посмотрел на монитор, в коридоре никого не было. Старик-паук исчез.

Виктор некоторое время в полной прострации смотрел на пустой экран, потом механически выключил домофон, заторможено встал и вялой, шаркающей походкой побрел в спальню Он чувствовал себя совершенно больным и разбитым. С трудом раздевшись, он повалился на кровать и сразу же заснул.

Ему снова приснился кошмар. Весь мир был затянут серой, липкой паутиной, в которой он бился и от этого только все больше и больше запутывался. Самого паука он не видел, но чувствовал, что тот где-то здесь, рядом и подкрадывается с каждым мгновеньем все ближе и ближе. Вот нити паутины задрожали…

Виктор закричал и проснулся.

Он был весь мокрый. Маши рядом не было. Часы показывали начало четвертого. Виктор по привычке сразу же позвонил на работу и предупредил, что его сегодня не будет. Шеф что-то недовольно буркнул и повесил трубку. В другое время это вызвало бы у Виктора целую бурю эмоций, но сейчас он забыл об этом в ту же секунду. Он снова лег на кровать и стал думать. Что же делать?

Ему вспомнились события вечера и ночи. Его нарастающий страх, потом пришла Маша, потом он ждал двенадцати, потом…

Дальше вспоминать мучительно не хотелось, хотелось постараться все забыть, успокоиться, махнуть на все рукой — будь, что будет! — убедить себя, что ничего особенного не было, хотя бы на время, на те несколько часов, которые остались до вечера — вечером, с темнотой, он знал, страх вернется! — но он заставил себя не поддаваться этим опасным и гибельным — он почему-то в этом не сомневался — настроениям.

«Надо бороться! Надо бороться! — в отчаянии твердил он про себя. — Думай! Думай!»

Пока еще есть время. Пока еще светло. Пока еще он в состоянии более-менее спокойно думать. Как только начнет темнеть, думать — он это прекрасно понимал — он уже не сможет. Страх напрочь вытеснит все мысли. Он опять намертво прилипнет к экрану и будет смотреть, смотреть, смотреть… Как зомби.

Мысль о зомби тотчас же всколыхнула все ночные страхи и воспоминания. Этот старик… Зомби!! Вот кого он ему напоминает! Персонаж из фильма ужасов. Живого мертвеца.

А что? Почему бы и нет! Может, они и вправду существуют? Кто знает?..

Ну, хорошо, хорошо! Предположим, это зомби. Бред, конечно, но предположим. Ну, и что, я знаю, как с зомби бороться?.. Откуда он, черт его подери, взялся в центре города, этот зомби?! Чего ему вообще от меня нужно?! Съесть меня?.. Почему именно меня?.. Что он вообще ко мне прицепился?! Откуда он взялся!!??

Виктор почувствовал, что мысль его носится по кругу, и что в этих бесплодных размышлениях он просто теряет время. Те немногие драгоценные часы, которые остались ещё до вечера. Он попытался сосредоточиться.

Так!.. Что мы имеем? Какой-то зловещего вида старик… (Виктор вспомнил его восковое лицо-маску, закрытые глаза, огромные шевелящиеся причмокивающие губы и содрогнулся) …какой-то старик уже две ночи торчит у меня под дверью. Босиком, с закрытыми глазами, в одной ночной рубашке. И что-то еще к тому же шепчет. Так…

Ну, и что!? Что!? Ну, шепчет и шепчет. Пусть себе шепчет. Мне-то что? Почему все это меня так волнует? (Виктор опять вспомнил старика, его неподвижную фигуру в белом балахоне, застывшую в коридоре под люминесцентной лампой дневного света и отчетливо видимую сверху в камеру, и судорожно сглотнул.)

Нет, так дело не пойдет! Логические объяснения и увещевания тут неуместны и бесполезны. Я не с того края подхожу к проблеме.

Реальные факты таковы. Есть какой-то непонятный старик, и этот старик пугает меня до дрожи в коленках, до смертельного ужаса! Вот голый факт. Почему? — не имеет это значения. Это не так уж и важно. Главное, что пугает.

Теперь: что мне в этой ситуации делать? Вернее: могу ли я хоть что-нибудь сделать? А сделать что-нибудь я хочу. Пусть я болван, дурак, паникер, истерик, пусть все это — глупость и суеверие, но я боюсь! Боюсь и все. И не хочу пускать все это на самотек. Если можно хоть что-нибудь сделать, я это сделаю. Любую глупость. Святой водой все окроплю, чеснок перед дверью вывешу — что угодно!! Но что? Что?!

(Виктор почувствовал, что у него начинается паника, что волна вчерашнего ужаса опять его накрывает, и он буквально на глазах теряет способность рассуждать здраво. Он постарался успокоиться.)

Так все-таки: что? Так… Святая вода… Нет у меня никакой святой воды! Нет! Не-ту. Дальше! Хотя, стоп. Можно в церковь сходить, взять. Ладно, запомним. Чеснок… Хотя, постойте, постойте!.. Так, может, вообще пока из квартиры уехать? Хотя бы на ночь? Не ночевать здесь сегодня?

Эта неожиданная мысль настолько захватила Виктора, поразила его своей простотой, что он сразу же отбросил одеяло и рывком сел на кровати.

Точно! Надо сваливать, пока не поздно. Рвать когти. А ночевать где? Да-а… не важно. Хоть на вокзале. Какая разница.

Виктор представил: вокзал, свет, вечная суета, толпы народа днем и ночью, и чуть не засмеялся от радости.

«Правильно! Так и сделаем. Прямо сейчас и уеду. Чего время терять? — лихорадочно бормотал он, натягивая джинсы, не попадая ногой в штанину и подпрыгивая от нетерпения. — А Машке записку оставлю. Что на работе задержусь и ночевать не приду. Не впервой!»

Мысль о жене была неприятна. (Бросать ее, ничего не подозревающую, здесь…) Но он от нее отмахнулся, от этой мысли.

«А-а!.. Ничего с ней не случится! — Виктор уже торопливо застегивал рубашку. — Можно в крайнем случае и у подъезда подождать. Предупредить. Главное, из квартиры сейчас побыстрей уйти!»

Пальцы его прыгали, и маленькие непослушные пуговички никак не желали застегиваться. В конце концов он на них просто плюнул. («На улице остальные застегну!!») и чуть не бегом бросился к входной двери. И тут же остановился как вкопанный.

Лишь только он увидел прихожую, дверь, как тут же понял, что из квартиры он выйти уже не сможет. Не сможет, и всё тут! Открыть дверь, да и вообще просто прикоснуться к ней он не отважится даже под страхом смерти.

Охватившее его было радостное возбуждение тут же бесследно исчезло, уступив место глубочайшей депрессии. Он осознал, что он в ловушке. Ему даже почудился на мгновенье холодный матовый блеск тонких светлых нитей на входной двери. Мертвый блеск паутины.

С этого момента воля к сопротивлению окончательно оставила Виктора. Он принялся безвольно ждать вечера. Он даже и не пытался больше ни о чем думать, что-то соображать, строить какие-то планы. Вообще как-то бороться. Он почувствовал себя попавшей в паутину мухой, которой остается теперь только ждать, когда паук проголодается и решит наконец ее съесть. Выпить её кровь.

Кстати, насчет выпить. У Машки же коньяк должен где-то быть спрятан.

Виктор порылся в гардеробе и нашел стоящую в дальнем углу почти непочатую бутылку коньяка.

«Французский… откуда это у нее деньги?» — мельком подумал он, вытаскивая пробку и делая прямо из горлышка несколько больших глотков. Пить он вообще-то не любил, у него утром потом сильно болела голова, но сейчас все это не имело ровным счетом никакого значения.

«Утром!.. — мрачно он усмехнулся про себя. — До утра еще дожить надо. Что вообще со мной будет утром? Может, у меня и головы-то не будет. Болеть будет нечему. Съест меня проклятый старикан. Кровь всю выпьет и голову оторвет.»