Поцелуй кобры. По следу Кроноса - Николай Шмелёв

— Что это за странный свист?

— Ветер, — ответил с крыши Дед.

— Ветер давно дует, а свист стал слышен только сейчас, — мягко не согласился Комбат, изводя у вперёдсмотрящего последние нервы.

— Это манекен шапку снял! — рявкнул Дед.

— А свистит тогда где — в мозгах?

— В ушах, да в прожжённых дырах.

Под лозунгом «Ударим зелёным змием по воздушному!» ему под ноги была выброшена фляга с самогоном, содержимое которой обрызгало половину участников, но самое главное, намочило ноги Гулливеру. Зажжённый факел полетел следом и поджёг разлитую жидкость. Сутулый, с Кащеем — упали в обморок, а тонкие нити, вместо ног, сгорели моментально, лишив манекен опоры и он улетел, подхваченный сильным порывом ветра. Все средства, поддерживающие оборону, кончились и осаждённая избушка, уже готова была пасть, когда случилось непредвиденное. На смену, сгоревшим зелёным, пришли красные лосины, в который раз подтвердив избитую истину, что незаменимых у нас нет и, на место убитого предводителя — встанет новый.

Дед достал из кармана боевую противотанковую гранату РПГ — 41, которая помимо танков, предназначенную для борьбы с диверсантами, то есть, с боевыми пловцами на флоте. Граната, по форме, походила на консервную банку «Завтрак туриста» и, разве что, не имела этикетки. Но Дед не растерялся и, на скорую руку, приклеил её, чтобы всё было — чин по чину.

— Эх, берёг на чёрный день — хотел на рыбалку сходить.

С этими словами, он прикрутил ручку к днищу банки и выдернув чеку, запустил гостинец под ноги предводителя. С оглушительным щелчком сработал взрыватель, запустивший отсчёт времени и через несколько секунд, мощный взрыв потряс поляну, разметав на ней всё, что было легче паровоза и не приколочено железнодорожными костылями. Лосины порвало в клочья… Мятая медь годилась теперь, только для сдачи в пункт приёма вторсырья, а большинство кукол прекратило своё существование, на молекулярном уровне. Чёрная копоть, запах тротила и звон выбитых взрывной волной окон, которые не смогли добить супостаты, завершили картину разрушения.

Манекен без ног и без лосин лежал на земле, а из треснувшей груди, тоненькой струйкой высыпался песок. Он слабел и с каждой уходящей унцией утяжелителя, тело покидал вес. Если бы голова могла, то она непременно бы упала на растерзанную осколками грудь… За кроваво-розовой пеленой, стоящей перед глазами, в затухающем сознании пронеслось детство: родной завод, где он появился на свет; станки-инкубаторы… Старый манекен, ещё советского производства, открыл ему правду жизни, заключающейся в том, что они искусственные люди — синтез химической промышленности. Такой материал, в живой природе — не встречается. Отправляясь на кладбище, как старик называл свалку, он опасался не ножа бульдозера, а того, что его забудут и оставят валяться в одиночестве. Забвение хуже смерти в печи — на переплавке. Даже ворон пролетит мимо, разве что клюнув, в неприличное место: для пробы; на всякий случай — вдруг сойдёт… Глаза не блестят, на них пернатый не обратит внимания… Умирающий вспомнил первый выход на работу, где он и вступил в кружок «Свобода», получив своё посвящение в ряды борцов за освобождение от рабского труда, в котором выходные дни не предусмотрены и не кормят — совсем. Под девизом «Долой безликое рабство!», он возмужал и строил, время от времени, своей хозяйке: торговке, пьянице и так далее — всевозможные пакости. Пользуясь тем, что на него даже сумасшедший не подумает ничего плохого и не заподозрит, во вредительстве, пламенный борец с эксплуататорами преуспел до того, что хозяйку увезли с диагнозом «Белая горячка». То, что это не так, она не была уверена. Врач тоже… И вот теперь он здесь, на этой земле, за которую он положил столько сил и умирает — на ней и за неё… По иронии судьбы, их крошит Бульдозер не ножом, а двуручным половником… Последняя промелькнувшая мысль в его голове не отличалась разнообразием, а соответствовала характеру ситуации: «Дырку на лосинах, надо бы заштопать, да красных ниток нет, и штанов больше нет…»

Среди наступающих, потерявших лидера, образовалось смятение. Они ожесточённо, о чём-то спорили, между собой и ссора переходила в непримиримую конфронтацию. Разлад, вторгшийся в ряды мятежников, сыграл на руку обороняющимся.

— Манекены стенка на стенку пошли! — радостно завопил Дед.

Все прильнули к щелям в окнах, следя за ходом пластмассового побоища, как вдруг раздался громкий голос, приказным тоном призывающий очередную нежить:

— Позовите Маму!

Из леса вышла кукла, один в один похожая на образец, производимый в СССР, но — огромных размеров. Кудряшками причёски она касалась макушек сосен и посшибала все шишки, пока продиралась через чащобу. Сосны на опушке не выдержали натиска и сломанные, упали, чуть не раздавив избушку. От топота её шагов в стенах трещали брёвна, готовые вот-вот развалиться, в разные стороны, похоронив крышей сталкеров — заживо. Кукла шла неуклюже, переваливаясь с боку на бок и без конца повторяла: «Ма-ма! Ма-ма!»

Дед тонул в выгребной яме. Он безнадёжно застрял в навозной ловушке.

Пробуждение было тяжёлым, а в голове всё смешалось и перепуталось: где явь, где сон, где вымысел…

Глава третья Таёжное метро

Следующим утром избушка напоминала прибежище нелегалов с дальнего востока. Гигиенический ритуал с умывальником, помогал слабо — сказывались трудности лесной жизни. На воле, предоставленные сами себе, многие не рассчитали свои силы и маялись, далеко не от безделья. В печке догорали остатки неудачных экспериментов, которые накануне щедрой рукой были отправлены туда, только потому, чтобы не мозолили глаза и не напоминали, о несовершенстве мастеров. Распространяемый по округе предательский запашок, разносимый вместе с дымом из трубы, смешиваясь в игровой и лесной атмосфере, насторожил вновь прибывшего инспектора из райцентра. Он никак не мог понять, что ему напоминает, эта вонь. Стоя на поляне перед избушкой, проверяющий долго принюхивался, сравнивая в сознание полученные образцы, с уже сохранёнными в памяти эталонами и тут его осенило — плавящаяся пластмасса. Он сам в детстве, не раз баловался с полиэтиленовыми тубами, поджигая их и наблюдая, как горящая субстанция, с тихим рёвом падала на землю. Звук напоминал полёт реактивного снаряда, а действие горящего полиэтилена — действие напалма, который невозможно смахнуть с незащищённой кожи. Один раз горящая струя прошлась по его руке. Ожог был неглубоким. Он не классифицировался, ни по одной, из четырёх степеней, но шрам, почему-то, остался на десятилетия. Запах, в какой-то мере, даже удивил проверяющего: «Неужели синтетические дрова изобрели?» В избушке его встретили непониманием, искренне недоумевая — что он здесь делает и молча протянули стакан. Со знанием дела, опрокинув посуду в ненасытную утробу, инспектор без обиняков огласил цель своего прибытия:

— Из частного профилактория по лечению дефектов речи, к вам присылалась группа заикающихся, на искоренение недуга, методом неожиданного испуга, — зачитал проверяющий длиннющую речь, от которой, в конце сам начал запинаться, что походило на классическое заикание. — В результате, половина пациентов перестала заикаться, а вот сопровождающие их лица — начали. Вторая половина страждущих, теперь отличается редкой молчаливостью и угрюмо-отрешённым видом, который сопровождается недержанием толстой кишки.

— Так, ё-моё! — неизвестно чему обрадовался Бульдозер. — У нас, для таких случаев, табуреточка имеется…

Инспектор осмотрел, с ног до головы и в обратном порядке, его дородную фигуру, в своём воображении сравнивая увиденное с одноимённой техникой, но ничего не сказал. Вдвоём с Комбатом, они уединились в подсобке, и о чём там шло совещание, оставалось только догадываться. Остальные члены правления, не участвующие в переговорах, особо не ломали голову, по поводу прибытия комиссии, так как они шастают туда-сюда и, по мнению организаторов, когда надо и не надо. Сколько их тут было — не поддаётся счёту, так что — одним больше, одним меньше… С этими мыслями продолжалось пробуждение…

— У кого-то уже привычка — гадить, не снимая штанов, — неожиданно подал голос Доцент, задумчиво глядя в окно.

— Надо поставить им выпивку, за счёт заведения, — предложил Дед. — В следствии обоих факторов, как правило, люди начинают проявлять излишнюю болтливость и жизнерадостность и, не обращают внимания на мелочи, в лице зада испачканных штанов. В обычной обстановке, эта ситуация способна повлиять на общее настроение клиента, но при смягчающих обстоятельствах — ощущается в виде лёгкого дискомфорта.

— Сопровождающим, тоже налить? — уточнил Бармалей.

— Нет! Их на второй круг ада — клин клином вышибать.

— Джентльмены — мы нарушили какой-то параграф, — вынес свой вердикт Бульдозер. — В группе риска оказались слабаки и, как бы нам не пришлось уносить ноги, подальше от этих мест.