Псмит в Сити - Пелам Вудхаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мистер Росситер поразмыслил, затем сделал финт к побочной теме.
— Что означает это дурачество? — спросил он, указывая на шляпу и перчатки Псмита. — Предположим, мистер Бикерсдайк зашел бы сюда и увидел их, что мог бы я сказать?
— Вы сообщили бы ему бодрящую весть. Вы бы сказали: «Все в порядке. Псмит нас не покинул. Он возвратится». И товарищ Бикерсдайк с облегчением…
— Вы словно бы не очень заняты, мистер Смит.
И Псмит, и мистер Росситер подскочили.
Собственно, мистер Росситер подпрыгнул, будто кто-то ткнул в него буравчиком, и даже Псмит, несомненно, вздрогнул.
Они не услышали приближения мистера Бикерсдайка. Майк, который уже во второй половине их беседы усердно записывал адреса в свой гроссбух, также был захвачен врасплох.
Первым опомнился Псмит. Мистер Росситер все еще не был способен открыть рот, однако Псмит тут же взял ситуацию под контроль.
— По виду нет, — сказал он, молниеносно сдергивая шляпу с линейки. — На самом же деле более чем. Когда вы пришли, мы с мистером Росситером как раз подбирали линию работы для меня. Прибудь вы минутой позже, то застали бы меня в трудах.
— Хм. Надеюсь, что так и было бы. В этом банке мы безделье не поощряем.
— Безусловно, нет, — сказал Псмит тепло. — Сверхбезусловно, нет. Ничего другого я и не желал бы. Я труженик. Пчелка, а не трутень. «Лузитания», а не приставшая к ней ракушка. Быть может, я еще не обрел хватку, которую скоро обрету, но уже ощущаю ее. Я вижу дневной свет.
— Хм! Я должен положиться на ваше слово? — Он обернулся к мистеру Росситеру, который теперь пришел в себя и был почти настолько спокоен, насколько это было вообще ему свойственно. — Вы находите работу мистера Смита удовлетворительной?
Псмит скорбно ждал взрыва жалоб касательно пустякового вопроса, который обсуждал с главой отдела, но к его изумлению взрыва не последовало.
— О… э… вполне, вполне, мистер Бикерсдайк. Думаю, он очень скоро приобретет все навыки.
Мистер Бикерсдайк отвернулся. Он был добросовестным управляющим банка, и остается только предположить, что дань уважения, возданная мистером Росситером одному из его служащих, льстила ему. Не то оставалось бы предположить, что он был разочарован.
— Кстати, мистер Бикерсдайк, — сказал Псмит.
Управляющий остановился.
— Отец просил передать вам самый теплый привет, — сказал Псмит благожелательно.
Мистер Бикерсдайк удалился без комментариев.
— На редкость бодрящий, общительный типус, — прожурчал Псмит, приступая к выполнению своих обязанностей.
Первый день где угодно, если проводишь его сидя, всегда кажется нескончаемым, и, когда настал час ухода, Майку чудилось, будто он просидел за своей конторкой уже не одну неделю. День в банке кончается постепенно, так сказать, неохотно. Около пяти наблюдается своего рода шевеление, сходное с шевелением в театре, когда занавес вот-вот упадет. Гроссбухи захлопываются с грохотом. Служащие останавливаются поговорить минуту-другую, прежде чем спуститься в подвал за шляпами и пальто. Затем фигуры беспорядочно движутся по центральному проходу и наружу сквозь вращающиеся двери. Ощущение расслабленности овевает учреждение, хотя некоторые отделы с прежним усердием продолжают трудиться в сиянии электрических ламп. Кто-то запевает, и во мгновение ока со всех сторон раздается хор протестов и проклятий. Мало-помалу, однако, электрические огни гаснут. Процессия в центральном проходе обретает больший порядок, и в конце концов здание остается во власти тьмы и ночного сторожа.
Почтовый Отдел слагал свои обязанности одним из последних. Из-за черствости других отделов, которые откладывали изрыгание своих писем до последней минуты, Майк, по мере того, как свыкался с работой и начинал ее понимать, завел обыкновение к исходу дня рыскать по другим отделам, вырывать у них письма, обычно под град обильных поношений за навязчивость, нет бы оставить честных тружеников в покое! На этот раз, однако, ему пришлось просидеть почти до шести в ожидании заключительной пачки корреспонденции.
Псмит, терпеливо ждавший поблизости, хотя его собственная работа была завершена, сопроводил его до почты, а затем назад в банк для возвращения длинной корзинки, и они вместе покинули поприще своих дневных трудов.
— Кстати, — сказал Псмит, — из-за тяжкой банковской работы и отвлекающих бесед с власть предержащими, я упустил спросить тебя, где ты окопался. Но где бы это ни было, ты, разумеется, должен оттуда убраться. В разгар нашего кризиса мы, безусловно, должны быть вместе. Я обзавелся уютной квартиркой в Клементс-Инн. Там есть вторая спальня. Она будет твоей.
— Дорогой мой, — сказал Майк. — Полная чушь. Я не могу тебя доить.
— Вы раните меня, товарищ Джексон. Ничего подобного я не предлагал. Мы деловые люди, практичные молодые банкиры. Я обращаюсь к вам с деловым предложением. Я предлагаю вам пост доверенного секретаря и советника в обмен на комфортабельное жилье. Обязанности будут незатруднительными. От вас требуется отклонять приглашения коронованных особ и выслушивать мои взгляды на Жизнь. Сверх этого делать ничего особенного не придется. Так что решено.
— Нет, — сказал Майк. — Я…
— Вы приступаете к выполнению своих обязанностей сегодня вечером. Где вы зацепились?
— В Далидже. Но послушай…
— Еще слово, и ты будешь уволен. Говорят же тебе, что все решено. А теперь помашем этому таксиметру и выскажем пожелание суровому аристократу на козлах отвезти нас в Далидж. Затем мы уложим кое-какие твои вещички в чемодан, отправив остальное поездом, вернемся в такси и пойдем куснуть отбивные в «Каритоне». Это знаменательный день в наших карьерах, товарищ Джексон. Мы должны поднять свой дух.
Больше протестов у Майка не нашлось. Возникшая мысль о спальне, она же гостиная, на Акация-роуд и о пантомимной даме сразила их наповал. В конце-то концов Псмит не принадлежал к ординарным людям. Вопрос о прихлебательстве не встает. Псмит пригласил его в свою квартиру совершенно так же, как в свой дом на неделю крикета.
— Знаешь, — сказал Псмит после некоторого молчания, пока такси кружило по улицам, — век живешь, век учишься. Был ли ты настолько погружен в свою работу нынче днем, что не слышал моей развлекательной болтовни с товарищем Бикерсдайком, или она была удостоена твоего внимания? Была? Ну, а заметил ли ты странное поведение товарища Росситера?
— Я подумал, что он поступил порядочно, не выдав тебя этой язве Бикерсдайку.
— Превосходно выражено. Это-то меня и поразило. Он получил неповторимую возможность, но воздержался от того, чтобы посадить меня в лужу. Признаюсь вам, товарищ Джексон, мое закаленное старое сердце было тронуто. Я сказал себе: «В товарище Росситере все-таки есть нечто достойное. Мне следует его культивировать». Я должен сделать своей обязанностью быть добрым к главе нашего Отдела. Он заслуживает всяческого внимания. Его поступок сияет, как доброе деяние в грешном мире. Чем этот поступок и был, разумеется. С нынешнего дня и далее я беру товарища Росситера под свое крыло. Мы словно бы въехали в сносно скверный квартал. Мы уже приближаемся? «По мраку Далиджа в Таксиметре».
Такси достигло далиджской станции, и Майк встал, чтобы дать указания шоферу. Они прогрохотали по Акация-роуд. Майк остановил такси и вышел. Краткое и несколько неловкое интервью с пантомимной дамой, в процессе которого Майк расстался с недельной квартирной платой в качестве компенсации за съезд без предупреждения, и он вновь уже сидел в такси, движущемся в направлении Клементс-Инн.
В эту ночь его чувства значительно отличались от того настроения, с которым он лег спать накануне. Отчасти это объяснялось превосходным ужином, а отчасти тем фактом, что квартира Псмита, хотя в настоящий момент и несколько хаотичная, обещала стать крайне комфортабельной. Однако главная причина этой перемены заключалась в том, что он обрел союзника. Тоскливому одиночеству пришел конец. О карьере в Коммерции он думал с не большим энтузиазмом, чем прежде, однако, вне всякого сомнения, с Псмитом будет легче коротать время после рабочего дня. Если в банке все пойдет хорошо, возможно, он убедится, что вытащил не самый плохой лотерейный билет.
8. Дружественный туземец
— Первый принцип ведения войны, — на следующее утро объявил Псмит за завтраком, выкладывая на тарелку куски яичницы с беконом жестом средневекового монарха, оделяющего милостыней, — состоит в создании шайки, в заарканивании союзников, в обеспечении сотрудничества какого-нибудь дружественного туземца. Возможно, ты помнишь, что в Седли дружеское сотрудничество этого рекордного дурака, товарища Джеллико, отчасти помогло нам подавить в зародыше Спиллеровскую компанию. Нынешний кризис именно таков. Чем товарищ Джеллико был для нас в Седли, товарищ Росситер должен стать для нас в Сити. Мы должны сделать из этого типуса союзника. Стоит мне убедиться, что мы с ним, как родные братья, и он будет снисходительно и доброжелательно смотреть на малые промашки в моей работе, я смогу целиком посвятить свое внимание нравственному реформированию товарища Бикерсдайка, этого кровопийцы. Я смотрю на товарища Бикерсдайка, как на грязную личность самого последнего пошиба, и все, что я смогу сделать для преобразования его в достойного члена общества, будет сделано щедро и без ограничений. Еще капельку чая, товарищ Джексон?