Падение 'Морского короля' - Астон Марк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Нет, - ответил Лоуренс Галлахер, - Ты пойдешь в Горный отряд.
Бильбо провел следующий год, поднимаясь в горы и тащась через крутые хребты на буксире опытными альпинистами из отряда, такими как Джон Арти, также известный как Лофти (Возвышенный – прим. перев.), с его ростом более 6 футов. Джон был недавно получившим повышение сержантом отряда и бывшим гвардейцем, который называл все хорошее «блестящим», как, похоже, делают все «древоглавы». Он также был блестящим альпинистом, покорившим Эверест. Они создали престранное альпинистское партнерство, поскольку ветеран-энтузиаст-альпинист сопровождал страдающего акрофобией Бильбо на крутых подъемах в конце веревки. Достигнув вершины склона, Бильбо приходил, дрожа и благодаря свою счастливую звезду за то, что он пережил еще один смертельно опасный опыт, в то время как Лофти просто сидел, сложа руки и говорил: «Это было чертовски блестяще».
Помимо овладения специальными навыками отряда, к которому мы присоединились, от нас также ожидали развития индивидуальных специализаций, таких как связь, изучение иностранного языка или навыков медика патруля. Я получил квалификацию связиста патруля по высокочастотной передаче азбукой Морзе, что включало в себя обучение вводу закодированных сообщений, их прием и расшифровку со скоростью шестьдесят символов в минуту. Учитывая характер проведения операций в любой точке мира, когда не было Интернета, а спутниковая связь находилась в зачаточном состоянии, было необходимо обладать такой квалификацией. Но применение формул для кодирования вручную и математических шифров, сделало прохождение этого курса утомительным и отупляющим.
Мы начали с изучения азбуки Морзе, где каждая буква обозначалась точками, называемыми «ди» и тире, называемыми «да», или комбинацией «ди» и «да». Каждая буква имела свой собственный характерный ритм. Буква «Н» представляла собой серию из четырех точек и звучала как скачущая галопом лошадь, когда ее выстукивали ключом азбукой Морзе как «ди-ди-ди-ди», а буква «М» издавала более тяжелый звук из двух тире, или «да-да». Это было похоже на изучение совершенного нового языка, и мы должны были запомнить звучание каждой буквы и усвоить, что ритм – ключ к хорошей передаче: точки должны быть равномерными и короткими, тире должно быть аккуратным и длинным, а интервал между символами точно отмеренным, если мы хотели, чтобы отправляемое нами сообщение имело какой-то смысл.
В течение трех долгих мучительных месяцев наше кодирование постепенно стало второй натурой. Поскольку строй и такт смешались, мы также выработали свой собственный уникальный почерк передаваемых нами передач, до такой степени, что опытный связист-морзянщик мог начать распознавать стиль работы на ключе конкретного оператора, до степени, не отличающейся от распознавания почерка отдельного человека. К тому времени, как я закончил курс, я мог говорить, писать и думать азбукой Морзе, как какой-нибудь чокнутый робот, и хороший связист на другом конце сети знал бы, передаю им я или другой участник курса. Это также означало, что в составе патруля SAS я мог поддерживать связь на любой местности и на любом расстоянии от штаба, либо передавать информацию о цели противника, либо, что более важно, звать на помощь, если мы попадем в беду.
Курс патрульного медика был совершенно другим делом. После двух месяцев теоретической подготовки в Медицинском корпусе королевской армии, нас направили на четырехнедельную стажировку в отделение травматологии крупной больницы. Я поехал с парнем из SBS (Специальная Лодочная Служба, диверсионно-разведывательное подразделение КВМФ, прим. перев.) в Сент-Хелиер в Каршалтоне, большое здание в стиле арт-деко, построенное в конце
20-х годов, как госпиталь для расширяющихся пригородов Лондона. Мы помогали врачам и медсестрам при всех видах травм, полученных в основном в результате дорожно-транспортных происшествий и бытовых неприятностей. Это был практический опыт, хотя и под пристальным наблюдением.
Первое, что меня попросили сделать – это ампутировать поврежденный палец на ноге маленькой девочки, которая однажды вечером попала в отделение, и это было отрезвляюще. Но это напомнило о важности умения заниматься травматологической медициной, когда мы можем оказаться в условиях, далеких от обычной медицинской помощи, где способность диагностировать кровотечение, найти и пережать артерию, перекрыть разрыв вены, или провести базовую ампутацию будет иметь решающее значение, можно ли будет сохранить жизнь того, кто ранен пулями или осколками, до эвакуации в оборудованный госпиталь.
Хотя иногда это было душераздирающе, мне это нравилось. Что меня действительно беспокоило, так это большое количество наркоманов и пьяниц, с которыми нам приходилось иметь дело, особенно, когда они проявляли грубость и насилие по отношению к медсестрам. Как-то поздно вечером в субботу, поддатый парень совершил ошибку, начав заварушку с одной женщиной из медперсонала, не подозревая, что в другом конце палаты находятся двое парней из спецназа в недружелюбном настроении. Мы не стали дожидаться, пока нас попросят вмешаться.
Парень в конце палаты был большим мальчиком, и судя по его лицу, много о себе воображал.
- Приятель, тебе бы успокоиться и вести себя прилично, - сказал я.
- Да? И что ты собираешься делать, нянечка? – ответил пьяница голосом, полным сарказма и угрозы.
Без сомнения, синие халаты, которые мы носили, уменьшали любое ощущение угрозы, которую мы могли представлять.
- Я же тебе уже сказал один раз…, - начал было я, когда парень внезапно качнулся на нас, дико размахивая кулаками в воздухе.
Мой напарник из SBS и я были трезвы, превосходили его по численности и не были настроены на компромисс. Так что все закончилось почти так же быстро, как и началось.
Я не уверен, была ли у пьяницы настоящая травма, когда он прибыл в больницу, но определенно он с ней ушел. Я подозреваю, что история обросла подробностями в процессе пересказов, но это сделало нас популярными среди медицинского персонала. Это, безусловно, повысило наш статус в их глазах и, вероятно, сыграло свою роль в отношениях, которые начали расцветать с Лиз.
К тому времени, когда пребывание в Сент-Хелиер закончилось, прошел год. Хорошей новостью было то, что меня приняли в эскадрон и я остаюсь. Плохая новость заключалась в том, что я потеряю жалование, которое получал как сержант, и мое жалование упадет до
