Безмолвная (СИ) - Лер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Привет, ЁЛин. Извините, если я кину в вас чем-нибудь. Я — не нарочно. Бесы в моей голове нашёптывают мне делать всякие гадости. Иногда, я поддаюсь их искусу»
— Она шутит, — увидев, как меняется выражение лица ЁЛин, поспешно произносит ЮВон, и обращается к пациентке. — Я же просил тебя отнестись серьёзнее к своему состоянию. Это не повод для шуток.
«Извините, я не подумала» — выводит девочка ответ. — «Я, ещё плохо соображаю, и могу написать что-нибудь невпопад. Вы — красивая».
ЁЛин, изумлённая столь быстрой сменой тем, не успевает заметить как, внезапно, искажаются черты лица девочки, превращаясь в свирепую гримасу, и пропускает замах, который совершает пациентка.
— Вжу-х, — издаёт шуршащий звук, запущенный в сторону ЁЛин поднос. Вращаясь, словно тарелка «фрисби», разбрасывая кусочки съестного во все стороны, он быстро преодолевает несколько метров разделяющие собеседников, и ударяется девушке в диафрагму. Почти нетронутый обед, по инерции от удара, окатывает ЁЛин до самой макушки. Она, согнувшись пополам от боли, уже не видит как, швырнувшая поднос, девчонка обмякает на подушках, потеряв сознание.
Конец третьей главы.
Продолжение следует…
Глава 4
Глава 4
После целой вечности проведённой в забвении, моё сознание стало постепенно возвращаться в тело, принеся желанную ясность вместе с горечью разочарования. Какие-то смутные образы мелькали перед глазами, то становясь в фокус, то сливаясь в сплошную мешанину. Кажется, я куда-то бежал и с кем-то дрался? Я не был уверен. Зато, когда ко мне вернулась способность трезво мыслить, и нахлынули воспоминания об обстоятельствах моего текущего положения, со всей остротой встал вопрос о перспективах дальнейшего существования.
Но сперва, мне пришлось испытать полный спектр эмоций, от осознания нахождения в чужом теле. В женском теле, если точнее. Пожалуй, такого ужаса, в своей жизни, я ещё не переживал. Увидев то, чего раньше не было и наоборот, не увидев того, что всегда было, я, заорал так, что сбежалось бы пол больницы, вырвись хоть малейший звук из моего рта. Безмолвный крик канул в пустоту, а я, видимо, перешагнув через какую-то эмоциональную грань, отключился. Позже, очнувшись, я обнаружил себя пристёгнутым к кровати, уже знакомыми мне ремнями, с мягкими браслетами, а возле окна, увидел двух мужиков в спецовках, заменяющих разбитое стекло на новое, и устанавливающих прочную, стальную решётку в оконный проём.
«Кажется, Оцеола чуть не допрыгался» — с поразительным спокойствием отмечаю я неприятный факт, наблюдая за слаженными действиями рабочих. — «И не понятно, это они ликвидируют мою попытку суицида или побега?»
Как я не напрягаюсь, но память изрыгает лишь темноту а мозг — адскую головную боль, отдающую в пустой желудок тошнотой.
Заметив на себе пристальный взгляд, рабочие начинают периодически поглядывать в мою сторону с каким-то нездоровым любопытством, а в их движениях появляется нервозность.
«Я так страшно выгляжу, или на них действует этот замечательный бандаж, коим моё тело успешно зафиксировано на больничной койке?»
Чтобы не смущать мужиков лишним вниманием, закрываю глаза, но тут же, резко распахиваю, осознав сразу две вещи. Во-первых, я, в девичьем теле распят на кровати, в одной комнате с двумя мужиками. Во-вторых, эти мужики — азиаты! И не понятно, что больше меня беспокоит. То, что меня могут прямо сейчас изнасиловать, или то, что я, потом, рожу ребёнка от басурманина?
Эти мысли назойливо лезут в голову, не давая покоя, и, постепенно, вытесняя все остальные. Стараюсь переключиться на что-нибудь другое, но это, словно тебе сказали не думать о жёлтой обезьяне. После чего, ты, только о ней и думаешь. А тут две реальные, жёлтые обезьяны!
«И ведь не закричишь. Это тело — немое! Воспользуются моментом, и никого я не смогу позвать на помощь. Даже, пискнуть не получится»
Чувствую, как обильно стекающим по телу потом пропитывается подо мной простыня и подушка. Как учащается дыхание, а от подскочившего давления начинает стучать в виски кровь, просясь наружу. Последнее, что я запоминаю, прежде чем отключиться, это тревожный писк монитора жизнедеятельности.
* * *
Сознание снова проясняется, возвращая меня в, ставшую кошмаром, реальность. В палате я один, а на руках и ногах нет браслетов. Это вселяет кое-какие надежды. В очередной раз проверяю тело на предмет изменений, но всё остаётся по-прежнему выпукло и гладко не там, где привычно.
«Хрень собачья! Не может такого быть, чтобы вот так, запросто, впихнуть моё сознание в чужое тело. Бред сивой кобылы!» — пытаюсь я отрицать очевидное, в надежде что морок вот-вот рассеется, и я очнусь в своей квартире, в своём теле, а всё происходящее окажется лишь дурным сном. Но, сон слишком похож на реальность, и просыпаться я не тороплюсь. Как бы мне этого не хотелось.
Поднимаю руку чтобы почесать голову, и мои пальцы натыкаются на повязку.
«Мне же в голову пуля прилетела!» — вспоминаю я свой сон ставший явью. Подключаю вторую руку к ощупыванию котелка. Повязка охватывает голову подобно командирской, из советских фильмов про войну. Почему-то, именно такая ассоциация всплывает из памяти, пока пальцы изучают туго намотанные, и перехваченные сверху, сеткой, бинты.
«Разрывная! — подумал Штирлиц, пораскинув мозгами» — продолжая ассоциативный ряд, вспоминаю я древний, бородатый анекдот. Пальцы, при этом, продолжают блуждать вдоль-по макушке, ища за что бы зацепиться. — «А это что?» — настораживаюсь я, когда под пальцами, при лёгком продавливании через бинты, тактильно-привычная поверхность черепушки сменяется чем-то более твёрдым, инородным. Вожу подушечками пальцев по поверхности этого нечто, пытаюсь, сквозь повязку, определить его границы. Прямоугольная пластина, из какого-то твёрдого материала, проходит от внешнего края уха и практически до затылка.
«Сантиметров десять в длину, не меньше, и три в ширину» — решаю, после тщательного изучения путём пальпирования. — «Нехилая дырка, однако. А пластина, скорее всего, из титана. Остаётся просверлить в ней отверстие и воткнуть внутрь чип, как у терминатора. Или, розетку, для подключения к матрице»
Давлю порыв постучать по пластине костяшками, проверить звучание.
«Вдруг, отзовётся кто? Не хотелось бы услышать оттуда: „Никого нет дома, зайдите позже!“»
Вместо этого, снова лезу под одеяло, проверить, не отросло ли там… Не отросло. Зато, замечаю интересную особенность — редкий «пушок» на лобке — признак совсем юного тела, насколько мне вспомнилось. Возраст, выхода из пубертата у девочек. Примерно, четырнадцать-пятнадцать лет, если верить литературе о половом созревании, проштудированной мной когда-то, по настоянию жены. Она, тогда, бредила ребёнком, при том, что все наши попытки его зачать не увенчивались успехом. И, в связи с чем, заставляла меня зубрить с ней на пару всевозможную литературу по взращиванию и воспитанию потомства. Позже, сделав тесты, выяснилось что бесплоден я. А Света, узнав результат, вдруг успокоилась, и перестала меня доставать, оставив один на один с проблемой.
Воспоминания вскрывают давно нарывающую язву, и меня захлёстывает волна гнева. На собственное бессилие, на бывшую, с её равнодушием, на проклятый сон, без возможности пробуждения…
Руки, неосознанно начинают шарить по кровати, в поисках чего-нибудь, на чём можно выместить ярость. Этим чем-то оказывается плоская, прямоугольная штуковина, затерявшаяся в складках одеяла. Планшет! Хватаю его, намереваясь швырнуть в стену, но, в этот момент, открывается входная дверь, и в палату входит мужчина-азиат в белом халате, и со стетоскопом на шее. Врач.
— Здравствуй, как ты себя чувствуешь? — обращается он к замеревшему мне, приветливо улыбаясь. Потом, замечает зажатый в моей руке гаджет, и сам застывает у входа. В напряжённой тишине, словно, два ковбоя на дуэли, с минуту играем в гляделки. Мужик не выдерживает первым. Покачав головой, он подходит к тревожно пищавшему монитору, и что-то нажимает на нём, затыкая верещащий аппарат. — Тебе нельзя волноваться, — произносит он доставая из нагрудного кармана халата миниатюрный фонарик. Светит им мне, поочерёдно, в оба глаза, проверяя рефлексы, убирает обратно.
