Охота на инспектора - Валерий Гусев

У подъезда школы стояла так себе иномарка, а возле нее красовался наш бывший руководитель фотохудожественного кружка. Он очень изменился с тех пор. У него отросли щеки, волосы до плеч и усы до шеи. И темные очки на носу. Ну, конечно, темные очки не отросли на носу, они сами по себе там уселись, но выглядел наш бывший фотограф, выражаясь литературным языком, весьма преуспевающе и гламурно.

– Привет, Дим, – сказал он. – Ты мне поможешь? А то я совсем замотался с этими звездами, – он сказал эту фразу так устало и небрежно, будто все эти звезды не давали ему даже позавтракать своим назойливым вниманием. – Надо мне кое-что из нашей лаборатории забрать.

Мы взяли ключи и прошли в бывшую фотолабораторию. Теперь в ней скоро будет наш школьный стрелковый тир. «Пусть лучше здесь стреляют, чем сигареты у прохожих», – принял такое решение наш директор и купил на деньги спонсоров две пневматические винтовки, два пистолета и ящик мишеней.

Перегородку в соседнюю комнату уже сломали, чтобы удлинить помещение, и царил здесь, выражаясь литературно, строительный хаос.

Фотограф раскрыл шкаф с остатками химикалий и начал что-то отбирать в сумку.

– А вот это все, Дим, в смысле вот эти коробки вынеси, я тебя прошу, на помойку, ладно? Очень обяжешь.

Да ради бога! Я взял одну из коробок, набитую пакетиками с закрепителем, – это фиксаж, выражаясь литературно, – и понес ее на помойку. А там несколько пакетиков сунул в карман. Потому что этот фиксаж и есть основной компонент для создания «Вонючки». А другой – только я не скажу какой, чтобы никто не смог им воспользоваться, – очень обычные таблетки, которые продаются в любой аптеке, даже без рецепта.

Фотограф уже уехал – его звезды незакатные ждут, – а я снова зашел в нашу бывшую лабораторию и будущий тир. Там я вскрыл один пакетик и высыпал его содержимое на полку в шкафу. На переменке я успею сбегать в аптеку, и проблема с комиссией будет решена.

Но, оказалось, эту проблему уже решил наш отважный директор. Едва прозвенел звонок, как включилась наша школьная трансляция и прозвучал сначала сигнал тревоги, а затем строгий командирский голос директора:

– Слушать приказ по школе! Учебная тревога! Всем подразделениям провести эвакуацию. Минутная готовность. Время пошло!

Через минуту стройными толпами вся школа потекла на улицу через главный подъезд и запасные выходы.

Через две минуты Семен Михалыч непреклонно объяснял у главного подъезда членам высокой комиссии:

– Ничего не могу поделать, уважаемые дамы и господа офицеры. Плановое мероприятие. По согласованию с правоохранительными органами и МЧС. Согласно ситуации здание школы обесточено, перекрыты газо– и водоснабжение. Придется отложить нашу встречу до лучших времен. – И добавил как-то нелепо, не удержался, наверное: – Все свободны.

Пофыркивая от неудовольствия, члены комиссии расселись по машинам и исчезли до лучших времен.

Много позже мы узнали, что эту встречу сорвал сам Семен Михалыч, объявив по школе учебную тревогу. Никакую не плановую и ни с кем не согласованную. Дело в том, что эта комиссия должна была пообщаться не только с нами, но и обсудить с нашими педагогами качество новых учебников, рекомендованных средней школе. А нашим учителям кое-какие эти новые рекомендованные учебники не понравились. Активно не понравились, выражаясь литературно. Особенно – Бонифацию. Это наш учитель литературы, зацикленный на мировой классике. Он уверен сам и пытается убедить всех, что самое главное в истории человечества, в его прошлом, настоящем и будущем – это литература. Все хорошее в мире и все плохое зависит от нее. Плохое от плохой литературы, хорошее – от хорошей.

Недавно на одном из уроков он доказывал нам, что все катастрофы на Земле, а особенно у нас – в России, происходят из-за того, что руководители и специалисты перестали читать классику, а читают всякую пошлую дрянь.

– Настоящее художественное произведение воспитывает в человеке чувство ответственности за свое дело. А плохая литература воспитывает чувство безответственности.

И новые учебники литературы вызвали в нашем Бонифации чувство активной неприязни. Выражаясь литературно. И, конечно, на этом собеседовании мог вспыхнуть крутой скандал. А директору это надо?

Так что все уладилось и без меня. Без этой террористической «Вонючки». Но я про нее не забыл, и она кому-то очень пригодилась в трудную и опасную минуту…

В тот же день к нам Корзинка пришла. Или пришел? Такой скромный мальчик по имени Шурик. По прозвищу Корзинка. Он пришел к нам в сопровождении дамы примерно среднего возраста. Эта дама была его мамой. В красивой шляпке с вуалью (черная сеточка такая с черными кружочками в виде конфетти) и в красивых черных перчатках с фигурными дырочками и без пальцев.

– Здравствуйте, – сказала она маме, откинув вуаль с лица на макушку шляпы. – Давно мечтаю познакомиться с вашим семейством. Ваш Алексей – очаровательное дитя…

Мама с таким изумлением взглянула на Алешку, что наше «очаровательное дитя» даже смутилось. А такое очень редко бывает.

– Он, представляете, взял нашего застенчивого Шарика под свое покровительство. Наш Шарик очень неуютно чувствует себя в новом коллективе. Особенно в таком ужасном, как этот третий «А». Сплошные плебеи. Наш Шарик да ваш Оболенский – вот и вся классная аристократия. Я так рада, что они подружились.

Тут у меня в голове что-то немного поехало. И у Лешки, кажется, тоже что-то сдвинулось. Шурик… Шарик… Подружились… Мы оба уставились на большую сумку, которую дама с вуалью, войдя, поставила на пол, – нам подумалось, что Шурик – это одно, а в сумке совсем другое – маленький лохматый и молчаливый песик по кличке Шарик.

А вот мама Корзинкина вовремя врубилась и мелодично рассмеялась.

– Шурик в раннем детстве был такой кругленький, что мы прозвали его Шариком.

Мы оба уставились теперь на покрасневшего Ша… то есть Шурика. С раннего детства он, похоже, все-таки не шибко изменился. Не похудел, по крайней мере.

– Хотите чаю? – вовремя спросила мама.

– С удовольствием! Но я в это время пью кофе. У вас кофе со сливками?

– С простоквашей, – ляпнул Алешка.

Дама-мама звонко расхохоталась.

– Как он остроумен! – И сменила тему. Осмотрелась. – Скромно у вас. Но со вкусом. И уютно. Сразу видно, что здесь живут потомки древнего дворянского рода.

– А мы не настоящие Оболенские, – простодушно призналась мама.

– Как это? – Дама с таким разочарованием тряхнула головой, что ее вуаль в черных горошках свалилась с головы и закрыла лицо, как рыцарское забрало.

Мне показалось, что она сейчас ухватит Шурика за руку и вместе с Шариком оскорбленно покинет наш простецкий дом.

– Прабабушка моего мужа, – начала объяснять мама, – она приемная дочь Оболенских. – И она начала шептать даме в ухо.

У дамы (вуаль она снова откинула) сделались совершенно круглые глаза. И засветились непомерным восторгом.

– Так вы, значит, потомки Романовых? Российских императоров? Так это еще круче! Я буду в вашем доме пить кофе с простоквашей! А на вас я любуюсь – сразу видна благородная дворянская кровь.

– Конечно, видна, – улыбнулась мама. – Особенно на кухне, в фартуке.

– Что ж, – жеманно вздохнула дама Корзинкина, – такова наша доля. Наши мужья – князья, а мы с вами кухарки.

– А ваш муж, – осторожно спросила мама. – Господин Корзинкин…

– О! Он не просто князь. Он граф! Ему даже свидетельство скоро дадут. В Дворянском собрании. – Тут она спохватилась. – Мальчики, идите в детскую, поиграйте, пообщайтесь. Можете заодно и уроки сделать. – И тут она еще раз спохватилась и сказала маме: – Я не представилась, меня зовут Лилия Борисовна. А вас?

– Пойдем, Шарик, – сказал Алешка, – пообщаемся. – Он не сводил с тети Лилии глаз, полных иронического восторга.

А в тоскливых глазах Шурика сразу вспыхнул нормальный огонек…

Вот так все и началось. По Алешкиному сценарию Шурик Корзинкин стал частенько заходить к нам. Алешка тоже удостаивался посещения шикарной квартиры Корзинкиных. Папа Корзинкин был не только граф с будущим дипломом, но и депутат областной Думы. Мама Корзинкина не чаяла души в Алешке и все время его хвалила. Нашей маме это было очень приятно. И удивительно. Она столько нового об Алешке узнала. Хотя знакома с ним уже десять лет. Он и умный, и остроумный, и воспитанный. Утонченный, словом, элегантный. Дворянская кость, голубая кровь. Или наоборот.

И эта хитрая «голубая кость» зачем-то все активнее входила в семейство «графьев» Корзинкиных. Я это вхождение назвал бы оперативным термином «внедрение». Что-то такое Лешка унюхал своим курносым любопытным носиком.

И вскоре он заслужил такое доверие и признание Корзинкиных, которое дало ему возможность вести разведку на всей территории их недвижимого имущества – выражаясь адвокатским языком.