Пятнадцать ножевых - Алексей Викторович Вязовский

Глава 3

— Правда? — делано удивился я. — Наблюдала, как злодеи сыпали мне в бокал яд из кольца, как в старинных фильмах? Перехватила записку с планами отравителей?

Серафима видеть ничего не могла. Она умотала с гулянки минут за сорок до того как меня закружило. Это мне Давид сказал. Тут как в медицине — надо выбрать кого-нибудь одного и верить ему до конца. Лучше себе, но я как раз не вариант. Будет Ашхацава. К тому же, соседу по комнате от меня ничего, по большому счету, не надо. Так что любой рассказ девчонки — сплошные догадки и фантазии. А мне сначала самому бы определиться, кто Панова окружает.

— Шутки у тебя, Панов, глупые, — выпалила Сима. О, да тут слезы лить собираются! Не такой прием ожидала Голубева. Наверное, надеялась, что я сейчас брошусь ей на шею и всё вернется.

— А что ты за мной ходишь, Серафима? — спросил я вкрадчиво. — Я не москвич, не богач, и даже не еврей. И родственников в Америке нет. Твоя мама в курсе, что жилплощадь у меня в дальнем подподподмосковье, в Орловской области? Ей такой зять нужен? Поинтересуйся.

— Да как ты смеешь так говорить! — ну всё, потекли девичьи слезы с примесью советской туши, оставляя на щеках извилистую дорогу с черным бруствером. Она молниеносно достала из сумочки платочек и попыталась очистить лицо от такой добавки в макияж. Получалось плохо. — Да я тебе… ты же… — всхлипывая, забормотала Сима.

Что там она мне, выяснять не стал. Надо бить до конца, чтобы обиделась надолго, лучше навсегда. Не очень приятно, но что поделаешь. Такие хвосты необходимо рубить быстро. Это Давид — старый кореш, он любые странности стерпит и советом поможет. А такая вот Голубева начнет интересоваться, с чего это ее парень так сильно изменился. И к добру такие вопросы не приведут.

Да и не знаю я особенностей этой стороны жизни студента. С этим осторожнее надо быть. А то окажется, что мне нравится то, что ему не по душе было. А дамы… Нет, всё с нуля. Мне объедки с чужого стола не нужны. Рубашку с носками носить — куда ни шло, а девчата — только свои.

— Больше поплачешь — меньше пописаешь, — пожал плечами я. Даже самому противно. — А парни с большим членом тебе еще встретятся.

Рыдания достигли апогея. К слезам добавились пузыри из носа. А меня это не привлекало никак. Так что я обошел Серафиму и пошел по дорожке к выходу из больницы.

— Какая же ты тварь, Панов! — закричала она мне вслед. — Видеть тебя не желаю! Уйди от меня, скотина! И член у тебя маленький! — вот такие звуки сочинитель песен Добрынин определял как «говорить навзрыд».

Не оборачиваясь, я поднял правую руку вверх и помахал на прощание пальцами, изобразив глиссандо. Уж не знаю, видела ли этот жест Сима, но сразу же плач перешел в натуральный вой.

* * *

Вот же проклятая истеричка, настроение испортила. Хорошо, хоть троллейбус подъехал и я запрыгнул в него до того, как возжелавшая немедленного примирения Голубева смогла меня догнать. Еще и вопила что-то вслед. Нет, от этой неуравновешенной девки надо держаться подальше.

Традиционная старушка с большой сумкой, невидимый боец миллионного отряда катающихся в общественном транспорте просто так, безобразную сцену видела, а потому решила прожечь во мне дыру взглядом. Еще и заклинания под нос себе бормотала. Наверное, батарейки в лазере не поменяла, ничего у нее не получилось. Так что я спокойно вышел у метро и спустился под землю. Мне до «Спортивной».

А хорошо сейчас в Московском метрополитене имени Ильича! Ни рекламы, ни попрошаек. И ментов с рамками нет. Минимализм, имперская красота… Вагоны, правда, старорежимные, и турникеты как из музея, но это дело привычки.

Со «Спортивной» до общаги минут десять прогулочным шагом. Вот я так и передвигался. Спешить некуда, а осмотреться стоит, где тут и что. Это ведь только кажется, что здания те же. А присмотришься — вот здесь сейчас библиотека, а вон там — хлебный. Вот к таким мелочам и надо присматриваться, а то вот так товарищи отправят в твою очередь за кефиром или сосисками, а тебя понесет не в ту степь.

Вахтерша в общежитии меня признала, на мое «Здрасьте» ответила радостным «Явился, не запылился». Спасибо Давиду, рассказал подробности, и я не тыкался по углам будто первокурсник какой. На четвертый этаж забрался без лифта. Вот и пригодился ключик, который у меня с собой был. Сосед ведь на занятиях. Это сумасшедшая Голубева, тьфу ты, вспомнится же такое, прогуливает когда ей хочется.

Что же, самое время посмотреть, чем живет товарищ Панов. Барахло о хозяине много чего говорит. В комнате относительно чисто. Трава по углам не растет, и то плюс. А слегка смятая постель и рубашка, небрежно брошенная на спинку кровати — мелочи, на которые не стоит обращать внимания.

На столе примерно треть батона в старом полиэтиленовом пакете, поллитровая банка с каким-то джемом, чашка с остатками чая и скорлупа от вареного яйца в блюдце. Наверное, Давид утром в институт собирался.

Судя по всему, моя кровать у окна. На ней одежда не развешана. Заглянем в тумбочку. Ого, а я Серафиму обманул немного. Невольно покривил душой. Тут лежат богатства, для Москвы восьмидесятого года невиданные. Это всё равно что в двадцать втором найти под стеклом на столе бумажку с паролем от кошелька, на котором хранится сотня-другая биткоинов. Потому что обнаружить в это время легендарный самый первый Walkman — вообще нереально. Синяя с серебром коробочка стоила каких-то безумных денег и людей, у которых есть такая штука, я не знал. То есть не было даже знакомых знакомых, владевшие таким. А тут даже чехольчик в виде книжки есть. И вторая пара наушников, чтобы слушать вместе с подругой. Не фирменных, но тоже симпатичных. Горка кассет, штук двадцать, если не больше. В основном TDK, тот самый псевдохром, вечная пленка, но есть и несколько отечественных. Коробочка с батарейками «Уран М». Куда же без них, плеер жрет как не в себя, только успевай менять.

Музыкальный вкус у парня, мягко говоря, эклектичненький. Кто в здравом уме будет записывать на одну сторону Led Zeppelin, а на