Последний поход «Новика» - Юрий Шестера

Сменив на мостике мичмана Максутова, который пожелал им успешной вахты, приступили к управлению корветом.

— Подвахтенные, вниз! — отдал короткую команду Небольсин.

И под трели боцманских дудок раздался дружный перестук матросских каблуков по трапу, ведущему в кубрик[28].

Теперь они, точнее, мичман Небольсин целиком и полностью отвечал за безопасное плавание корабля.

Андрей осмотрелся. У штурвала застыл рулевой, слегка поворачивая его из стороны в сторону, удерживая корабль на заданном курсе, для чего периодически поглядывал на картушку компа́са, сверяя его показания с приказом вахтенного офицера. У сигнальных фалов[29] напряженно вглядывался в окружающее пространство сигнальщик. От его острых глаз не должна была укрыться никакая опасность, угрожающая безопасности плавания корабля. У трапа на мостик застыл вахтенный вестовой, готовый к немедленному выполнению приказа вахтенного офицера.

Небольсин подошел к переговорным трубам со штурманской рубкой и машинным отделением. Рядам находился и машинный телеграф[30]. Это его рабочее место.

Он вынул пробку из переговорной трубы со штурманской рубкой и сильно дунул в нее. Где-то внизу раздался приглушенный свисток.

— Подпоручик Игумнов слушает вас! — донеслось из трубы.

— Семен Кондратьевич, не подскажете, когда будем у Поворотного?

— Одну минуту, Аркадий Константинович…

Через некоторое время из трубы глухо раздалось:

— Ориентировочно через три часа, если, конечно, ничего не случится непредвиденного.

— Принимается, Аркадий Константинович! Стало быть, как раз в вашу вахту и повернем на пролив Лаперуза[31]. Успехов вам!

— Спасибо на добром слове, Семен Кондратьевич!

Небольсин вставил пробку со свистком в переговорную трубу.

— Слышали, Андрей Петрович?

— Слышал, Аркадий Константинович.

— Ну что же. Будем ждать…

При подходе к мысу Поворотному на мостик поднялся командир.

— Господин капитан 1-го ранга! Ветер зюйд-ост[32], умеренный! Корвет идет полный бакштаг[33] правого борта. Курс ост![34] Скорость двенадцать узлов![35] Вахтенная смена в полном составе! — доложил мичман Небольсин.

Макаров пожал ему руку, а затем и Андрею, испытующе посмотрев на него. Придирчивым взглядом окинул паруса.

— Как ваш напарник, Аркадий Константинович, освоился?

— Так точно, Степан Осипович!

— Добро! Пожалуй, подошло и время поворота — мыс Поворотный уже на траверзе[36] левого борта, — он кивнул в сторону хорошо видного с высоты мостика мыса. — Это вам, Андрей Петрович, не поворот на шестерке![37] — усмехнулся командир, обратившись к гардемарину.

— Согласен с вами, ваше высокоблагородие! — улыбнулся тот. — Ведь здесь нет опасности переворота шлюпки при резкой переброске паруса с борта на борт при свежем ветре.

Лицо мичмана словно окаменело от показавшейся ему дерзости гардемарина. Однако командир вроде как и не заметил ее. Он только теперь уже откровенно улыбнулся.

— И вы готовы самостоятельно выполнить поворот?

— А что мне еще остается делать, ваше высокоблагородие? Назвался груздем — полезай в кузов…

Вахтенный офицер слегка охнул.

— Ну что же, гардемарин, выполняйте поворот!

— Есть выполнить поворот! — без тени сомнения ответил тот.

Андрей вынул пробку из переговорной трубы со штурманской рубкой и дунул в нее.

— Подпоручик Игумнов слушает вас!

— Определите, Семен Кондратьевич, курс на остров Рисири[38].

— Норд-ост, — не задумываясь, ответил штурман, видимо, уже заранее определив его. — Это, случайно, не вы, Андрей Петрович? — с некоторым сомнением спросил он.

— Я, Семен Кондратьевич, — улыбнулся Андрей, а затем уже серьезно пояснил: — По приказу командира несу совместную вахту с мичманом Небольсиным.

— Рад за вас, Андрей Петрович, и успехов!

— Спасибо за доброе пожелание, Семен Кондратьевич!

Он воткнул пробку в переговорную трубу и громко, хорошо поставленным командным голосом подал команду:

— К повороту!

— Есть к повороту! — бодро ответил унтер-офицер вахтенной смены, хотя в его голосе чувствовалось некоторое смятение.

Почему это команду отдает гардемарин, а не вахтенный офицер?! Но приказ есть приказ, тем более что на мостике находится сам командир! А уж это старый служака знал совершенно точно.

— Поворот через фордевинд![39]

Раздались трели боцманской дудки, и матросы разбежались к фалам.

— Лево руля! Курс — норд-ост!

— Есть лево руля! Курс — норд-ост! — ответил рулевой.

После выполнения поворота чуть-чуть заполоскалась задняя шкаторина[40] фока[41].

— Выбрать шкоты[42] втугую! — тут же отдал команду Андрей и после ее выполнения все паруса послушно наполнились ветром.

— На румбе — норд-ост! — доложил рулевой.

— Так держать!

— Есть так держать!

И Андрей с радостью почувствовал, что будто гора свалилась с его плеч — неожиданное испытание выдержано.

— Господин капитан 1-го ранга, поворот выполнен! — доложил гардемарин, еле сдерживая бившую через край радость.

Командир почти торжественным голосом произнес:

— Если бы вы, Андрей Петрович, были офицером, то я бы непременно пригласил вас в свою каюту отметить бокалом шампанского впервые выполненный вами самостоятельный поворот на трехмачтовом корабле! Однако, увы… А посему предлагаю отложить эту процедуру до производства вас в мичманы. Возражения есть?

— Никак нет, ваше высокоблагородие! — просиял гардемарин.

— Во всяком случае, разрешаю вам, Андрей Петрович, теперь во всех случаях обращаться ко мне по имени и отчеству.

— Есть обращаться к вам по имени и отчеству! — просиял он, будучи твердо уверен, что уже сегодня вся команда будет знать об этом — «матросский» телеграф работал без сбоев.

Макаров крепко пожал руку гардемарину, и, не удержавшись, обнял его. А затем произнес:

— Так держать!

— Есть так держать! — с повлажневшими от счастья глазами ответил Андрей на напутствие командира.

Вахтенный офицер стоял рядом, смущенно переступая с ноги на ногу…

После ужина в кают-компании, когда вестовые убрали посуду и столовые приборы, со своего места во главе стола поднялся старший офицер.

— Господа офицеры! Разрешите от имени нашего командира и от себя лично поздравить гардемарина Чуркина с первой совместной вахтой в качестве дублера мичмана Небольсина.

Андрей, смущенный словами старшего офицера, встал со своего места.

— Вы все, за исключением штурманов и механиков, безусловно, помните свои первые совместные вахты на мостике во время прохождения стажировки на кораблях после окончания Морского корпуса.

Строевые офицеры дружно закивали головами.

— Так вот представьте себе, — продолжил он, — что этот юный гардемарин во время первой совместной вахты самостоятельно в присутствии командира выполнил поворот через фордевинд, самый трудный, как вы знаете, поворот судна! И выполнил его достаточно успешно без чьей-либо помощи.

Раздались возгласы удивления и восхищения. Все повернули головы в сторону Андрея.

— А посему Степан Осипович просил передать вам, что он уверен в вашей дальнейшей успешной службе на флоте.

— Спасибо вам, ваше высокоблагородие, и их высокоблагородию господину командиру за добрые пожелания! — дрогнувшим голосом произнес Андрей.

— Так дело не пойдет! — с напускной строгостью сказал старший офицер. — С сегодняшнего дня разрешаю вам, господин гардемарин, обращаться ко мне и ко всем офицерам «Витязя» по имени и отчеству. Тем более что наш командир уже разрешил вам это делать по отношению к себе. Не так ли, Андрей Петрович?

— Так точно, Андрей Андреевич!

Офицеры многозначительно переглянулись.

— Что же касается гардемарина Черняховского, — тот встал со своего места, — то это же разрешение распространится и на него после того, как он самостоятельно выполнит поворот судна, — примирительно заключил старший офицер. — А вы, Владимир Владимирович, как его наставник, доло́жите мне об этом.

— Есть доложить, Андрей Андреевич! — встал мичман Шаховской.

На горизонте показалась заснеженная вершина пика острова Рисири. Его белоснежный конус увеличивался на глазах, как бы вырастая из воды. Впечатляющее зрелище!

Затем севернее показался и гористый остров Ребун. И «Витязь» взял курс на пролив между ними. Теперь он, идя под парусами, все чаще стал ложиться в дрейф для взятия проб воды и грунта.