На Темной Стороне - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слава сказал примиряюще:
– Филипп, не кипятись... Не видишь, он нарочно тебя заводит. Наверное, пиво кончается. Мне до лампочки, как ты себя называешь. Лишь бы не гомосеком, все равно я этих гадов не приму за людей.
Дмитрий усмехнулся:
– Неужели за свою долгую жизнь... тебе уже тридцать есть?.. Ого, тридцать два, так и не трахнул ни одного мужика? Ни в жизнь не поверю!
Слава поморщился, глаза стали серьезными:
– Это другое дело. Я и срать хожу в туалет каждый день, но не кричу об этом на улице. И даже делаю вид, что вообще только ручки хожу мыть и ничего больше... А вот с гомосеками и катакомбниками... Филипп, не бей, это я пошутил неудачно. Все равно для меня любое православие... гм...
Филипп рывком встал, лицо белое, перекошенное, в глазах ярость. Метнулся к холодильнику, открыл дверцу так, что чуть не слетела с петель, а холодильник чуть отодвинутся от стены. Долго шарил, Дмитрий и Слава видели только широкую спину, Филипп явно выдыхает злость, затем оба услышали раздраженный голос молодого богослова:
– Пиво есть, это рыба кончилась!.. Вот и злится.
Дмитрий сказал торопливо:
– Там икра в черной банке.
– Эта? – спросил Филипп недоверчиво. – Ого!.. Не подумал бы.
– Тащи, – велел Дмитрий. – Как раз просолилась.
Филипп с осторожностью поставил на стол трехлитровую банку с черной икрой. Слава засуетился, большой ложкой выгреб на тарелку, вопросительно взглянул на Дмитрия. Тот кивнул, Слава добавил еще, получилось с горкой.
Филипп все еще с недоверием взял руками маленький комок, отправил в рот, пожевал, глаза прищурились. Слава неотрывно смотрел в рот, громко сглотнул.
– Просолилось, – сказал наконец Филипп. – Можно бы еще соли чуток... но и так хорошо. Везет тебе, Дима! Связи с браконьерами – это не всегда плохо.
– Налегайте, – ответил Дмитрий. – Хоть и не таранька, но какую гадость не станешь жрать под пиво?
Филипп и Слава засмеялись, а Дмитрий отводил глаза, стараясь не видеть ни голодных глаз Славы, ни его выступающих под ветхой рубашкой острых лопаток. На самом деле эта икра из валютного магазина, приготовлена лучшими поварами и мастерами. Он купил за баксы, затем вскрыл банки и переложил в трехлитровую стеклянную, поддерживая легенду, что покупает по дешевку краденую икру у браконьеров, сам умело солит и добавляет специи...
– Да, – сказал Слава. – Да... Ты соли в следующий раз клади больше. А то после тараньки эта икра и вовсе как несоленая...
Дмитрий вытащил из холодильника еще по бутылке, а на освободившиеся места поставил теплое пиво из ящика под кроватью. Друзья медленно работали ложками, деликатничали, все-таки черная икра немалые деньги стоит, хоть и у браконьеров купленная, ее на бутерброды тонким слоем даже в ресторанах намазывают, а тут ложками, да еще столовыми...
– Мы, – сказал вдруг Филипп с нажимом, ложка остановилась на полпути, – мы – катакомбники! Катакомбная церковь. Истинно православная. Именно мы – православные, а не эта... официальная, угодная власти, лакейская, растерявшая все идеалы и чистоту православия!..
– Ты ешь-ешь, – посоветовал Слава, его ложка двигалась как шатл от тарелки ко рту и обратно. – Теперь любое православие в глубокой дупе. Хоть официальное, хоть неофициальное. Видел, какую мечеть заканчивают на Манежной площади? Кранты твоему православию.
– Пока жива катакомбная, – отрезал Филипп, – не кранты!.. А она жива, пока живы мы.
– Ну и что? – спросил Дмитрий горько. – Мы все живы. А Россия умирает.
– Потому что вера мертва! А мы ее оживим!
Дмитрий отмахнулся:
– Все равно христианство придумали жиды. Христос тоже жид. А что, ариец? Ни фига... Сами они по своей религии равны богу, даже шапок в синагоге не снимают, а вот для нас придумали: рабы! Господни рабы, божье рабы, хозяйские, сталинские... В России то и погромов никогда настоящих не было! Таких, чтобы с резней, кровью...
– А на твоей гребаной Украине? -спросил Филипп раздраженно.
– На моей Украине, – ответил Дмитрий медленно, мечтательно. – Украина – это не лапотная Россия, где могли только в морду дать да, ворвавшись в дом, подушки разорвать! На Украине евреев при каждом восстании вырезали дочиста. Когда проходили казаки Павлюка, Наливайка – на Украине не оставалось ни одного живого иудея. Хотя знают больше только Хмельницкого, который иудеев не просто велел вырезать, но и казнил люто. А Петлюра, Бендера?.. Эх, были славные времена...
– Да, – вздохнул Слава, – теперь ихняя власть...
В тишине слышно было как с бульканьем переливается в стакан остатки пива из последней бутылки. Телевизор включен, по экрану беззвучно метались мордатые игроки с выпученными глазами, все рассчитывали за крышечку от кока-колы попасть в Голливуд.
Дмитрий разгребал гору шелухи в поисках недогрызенного хрящика, поглядывал на приунывших друзей. Они все трое были «центровыми», так в Москве и пригородах звали тех, кому посчастливилось родиться внутри Садового кольца. Но если до перестройки сынок министра почти не отличался по сына слесаря, по крайней мере – внешне, то теперь именно в Центре был жуткий контраст между роскошью и нищетой.
Как известно, Центр – это по большей мере коммуналки с множеством комнат и гигантскими кухнями. Большую часть «новые русские» уже выкупили, щедро отдавая взамен одной такой квартиры десяток крохотных на окраине, расселяя все равно недовольных, хоть и согласных центровиков.
В таких квартирах тут же затевался евроукраинский ремонт, т.е., ремонт по европейским стандартам силами арбайтеров с Украины, на импортных машинах подвозили драгоценный мрамор, мореный дуб, прочие ценности, и вскоре такие квартиры роскошью и богатством затмевали те, в которых живут мультимиллионеры западных стран.
Но в море таких квартир оставались островки, где жильцы то ли проявляли непомерные аппетиты, то ли просто не желали покидать именно эту квартиру: воспоминания детства, то да се, а запугать, или перебить уже шансов не оставалось: успели написать заявления во все инстанции, за ними следили: от общества по уходу за престарелыми до всемогущего мэра, который опомнился и уже не собирался выпускать из рук эти лакомые куски.
Филипп жил как раз в такой квартире: восемь комнат, каждая с зал, кухня – двадцать пять метров, в ванной можно устроить бассейн, черный ход для прислуги прямо на кухню, две просторные кладовки. Правда, в каждой комнате по семье, а в двух не по одной, но все-таки почти все желали оставаться в Центре. Готов был переехать на окраину только один престарелый пенсионер, но и он не доставал соседей, требуя согласиться. Да еще пара семей соглашалась покинуть эту квартиру, если им предоставят по трехкомнатной... и обязательно тоже в Центре.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});