Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи - Пол Макоули

Рыжеволосый вышел вперед и размашистым жестом передал игрушку испанцу.

Джустиниани сказал:

— А теперь послушаем, что скажет нам художник.

У него была привычка в разговоре поднимать руку, требуя внимания. Паскуале показалось, что это странно: если бы он действительно обладал авторитетом, то ему бы внимали без всяких трюков.

— Вы же наверняка знаете, что он скажет, — заметил Салаи, — если притащили его сюда. Или будем играть в шарады?

— Здесь все честно, сами увидите, — уверил всех чародей. Он сложил руки перед грудью в издевательском умоляющем жесте и обратился к Паскуале: — Выкладывай, парень. Ты принес мне подарок. Покажи всем, что это такое.

Паскуале достал измятый лист бумаги:

— Вот, магистр. Это за жизнь Никколо Макиавелли. А остальное, когда мы уйдем отсюда с телом Рафаэля.

— Да, написано здесь действительно немало.

— Салаи не сказал вам правды. Когда он остался без пластин, он остался и без важных сведений. Одной модели мало. Еще необходимы эти вычисления, я принес только половину. Остальное, как я сказал, когда нас, вместе с телом, отпустят.

Чародей взял бумагу, взглянул на нее и передал Салаи:

— Это почерк вашего учителя?

— Его, — подтвердил Салаи.

Маг забрал у него бумагу и передал ее испанцу.

Салаи взорвался:

— Сколько писанины! Старик только и делает, что кропает, кропает, кропает. Один увесистый том за другим. Это может оказаться чем угодно, вообще чем угодно.

— Посмотрите внизу страницы, — упрямо сказал Паскуале. — Но потребуется зеркало, чтобы можно было прочесть.

Рыжеволосый слуга принес зеркало и передал его испанцу, который с его помощью прочитал неразборчивую фразу. Там, сочиненное Паскуале и Якопо и старательно продиктованное старику, было написано следующее: «Это запись верных расчетов, благодаря которым человек может летать с помощью вертикального винта, который поднимет его в воздух. Я, Леонардо, подтверждаю это».

Испанец прочитал фразу. Салаи выдохнул облако дыма и запротестовал:

— Надувательство! Любой обученный механик сможет построить машину на основе этой модели. Больше ничего не требуется, больше не за что платить. И нечего торговаться с этим… этой тварью.

— Тихо! — велел чародей. Его голос разнесся по комнате, и Паскуале почувствовал, как его сердце замерло на миг, словно подчиняясь приказу.

Никколо произнес с изумлением:

— Интересная задача! — Его глаза блестели, он наклонился вперед на стуле, подвижный и любопытный, словно птица. Цепь, соединяющая железные кандалы на запястьях, свернулась кольцом у него на коленях.

— Я принес все, о чем договаривались, — сказал Салаи. — О бумагах речи не шло. Кроме того, они могут и не принадлежать старику.

— Вы же подтвердили, что это его почерк, — напомнил испанец.

— Значит, я ошибся.

— Вы отказываетесь от своих слов? — спросил лазутчик. — И вы хотите, чтобы вам верили!

— Бумага написана математиком. Во Флоренции используют римскую систему записи в бухгалтерских книгах, — принялся объяснять испанцу чародей, — поскольку их нельзя фальсифицировать, приписав сзади лишние цифры. Вот как они доверяют друг другу во Флоренции! Но математики пользуются более рациональной, индийской системой, которая предоставляет больше свободы. Как здесь.

Испанец обратился к Салаи:

— Вы же ничего не сообщили о необходимости каких-либо бумаг, синьор. Вот в чем суть.

— Точно, — подхватил Никколо Макиавелли. — Вы ухватили самое главное. Вам придется поверить либо Великому Механику, либо мнению его любовника.

Салаи хотел ударить Никколо, но рыжий слуга шагнул вперед и перехватил его руку. Салаи некоторое время сопротивлялся, прежде чем ему удалось вырваться и отойти.

— Отпустите их. Зачем нам эти двое? — предложил испанец.

— Но, — возразил чародей, — мне совершенно необходимо тело в качестве алтаря, и не случайно здесь собралось именно столько людей.

С него тек пот, воздух в комнате был спертый, даже вроде бы накаленный от предвещающих нечто скверное недосказанных слов.

Перед мысленным взором Паскуале возникла картина, спасенная им из огня, и его пробила дрожь.

— Тело возвращать нельзя. Это тоже входило в соглашение, — вновь напомнил испанец.

— И оно останется у меня, — заверил маг. — Как только обряд завершится, синьор, оно будет уничтожено. Если, конечно, его не заберет с собой тот, кого я собираюсь призвать. И на этот раз он явится. Время подходящее. Я чувствую.

Салаи принялся хохотать, но почти тут же замолк. Все в комнате смотрели на мага, на лице которого отразилось какое-то болезненное рвение.

Ощущая, будто пробирается сквозь толщу воздуха, — нечто подобное может ощущать ангел, ведь ангел никогда не касается земли под ногами, Паскуале сказал:

— Все или ничего. Отпустите нас без тела, и не получите оставшихся расчетов.

— Сомневаюсь, — ухмыльнулся чародей. — В конце концов, зачем нам отпускать вас теперь, когда предстоит важное дело?

Паскуале незаметно нащупал механизм у себя на запястье и с удивлением обнаружил, что прошло меньше получаса с тех пор, как он говорил со стражниками. Он все сделал раньше, чем планировалось, и до наступления оставался почти час. Он пытался заставить себя расслабиться. У него полно времени, чтобы поторговаться с магом. Если он вытащит хотя бы Никколо, это уже будет победой. Рафаэль все равно мертв. Ничего ужасного с ним не произойдет, потому что самое ужасное с ним уже случилось. Даже служить алтарем для черной мессы не так плохо, как быть покойником.

Испанский лазутчик обратился к Салаи:

— Если потребуются дополнительные расчеты, будьте уверены, вам не заплатят, синьор. Мы договаривались: либо все, либо ничего.

Салаи заговорил с жаром:

— Все получится! Я же сказал, модель — все, что вам требуется, не больше и не меньше. Этот юный болван блефует, вот и все. Да, он смелый. Я признаю. Возможно, им движут благородные чувства. Но в чем бы ни состояла причина, он просто пудрит вам мозги. Прикончите его, и дело с концом. Заберите у него бумаги, если хотите. Мне-то что? В них нет никакого проку, даю вам слово. А если он есть, тогда я обещаю лично достать остальное, даже если для этого мне придется убить старика. Клянусь!

— Что касается убийства, это уже совсем другое дело, — ответил испанский шпион. — Я не уполномочен договариваться с вами по этому вопросу.

— Если бы я хотел смерти Великого Механика, я наслал бы на него невидимого духа, чтобы тот зачернил воздух в его комнате, когда он спит, и удушил его, — добавил маг.