Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек (сборник) - Джорджетт Хейер

– Одну минутку, – перебил Хардинг. – Сэр Артур тогда еще сердился на вас?

– Он был… в легком раздражении. Он практически успокоился.

Хардинг взял лист, озаглавленный «Показания Чарльза Томпсона, лакея».

– Леди Биллингтон-Смит, хочу спросить вас совершенно прямо: когда миссис Холлидей поднялась наверх, разговаривал ли с вами сэр Артур очень грубо, упрекал ли за нелюбезность с гостями, обвинял, что вы «валяетесь в постели до полудня»?

– Кажется, говорил что-то в этом роде, – сдавленно пробормотала Фэй.

– И вы ответили, что не в силах больше этого выносить, что он сводит вас с ума?

Она уставилась на инспектора с изумлением и ужасом.

– Не помню. Если и ответила, то не всерьез. Возможно, и сказала так. Я… внезапно разозлилась на мужа за довольно грубый тон. Иногда… иногда в раздражении начинаешь вести себя глупо, театрально.

– Да, очень часто, – согласился Хардинг, откладывая показания лакея. – Значит, ваш муж вошел в кабинет без десяти двенадцать. Что стали делать вы?

– Пошла в сад через садовый холл – поискать Лестера, старшего садовника.

– Вы знали, где его можно найти?

– Нет, спросила младшего садовника. Он как раз нес овощи на кухню.

– И младший садовник сказал вам?

– Да, он ответил, что Лестер в огороде.

– Огород далеко от дома, леди Биллингтон-Смит?

Фэй, беспокойно хмурясь, взглянула на инспектора.

– Нет, минутах в двух ходьбы от садового холла.

– Сколько времени ушло у вас на то, чтобы передать Лестеру поручение сэра Артура?

– Не знаю… наверное, около минуты.

– Говорили ли вы ему еще что-нибудь?

– Сказала, что сэр Артур велел выкосить газон перед домом.

– Больше ничего?

– Нет. Совершенно точно.

– Что вы стали делать, передав эти поручения?

– Пошла огородом к веранде. Миссис Твининг с моей сестрой шли по газону и окликнули меня.

– Леди Биллинттон-Смит, вы без десяти двенадцать отправились в сад через садовый холл. Миссис Твининг приехала в десять минут первого, и вы могли встретиться с ней на газоне в двадцать пять, как минимум – в двадцать минут первого. Чем вы занимались в течение этого получаса?

Фэй крепко стиснула подлокотники кресла.

– Простите, инспектор. У меня и в мыслях не было вводить вас в заблуждение. Я не сразу отправилась искать Лестера, а пошла в плодовый сад.

– Зачем? – послышался спокойный вопрос.

Она облизнула губы.

– Не хотела никого видеть. Я… я была сильно расстроена.

– Тем, что вам только что сказал сэр Артур?

– Я… да, немного. У меня было дурное настроение. Может быть, я слишком легко расстраиваюсь. Пошла в сад, потому что хотелось побыть одной… а я знала, что в доме или… или в цветнике непременно кого-нибудь встречу.

– Видел кто-нибудь, как вы шли туда?

– Н-не знаю. Вряд ли. Я никого не заметила. – Фэй уставилась на инспектора. – Вы не думаете… не считаете…

– Я пока ничего не думаю, леди Биллингтон-Смит. Что вы стали делать, встретив миссис Твининг и мисс Фосетт?

– Поднялись все втроем на веранду. Там находились миссис Холлидей с мистером Гестом. Мистер Гест – родственник моего мужа. Потом приехала миссис Чадли, поговорить со мной о детском праздничном фонде. Да, кажется, мистер Холлидей как раз тогда и вышел на веранду. Точно не помню. У меня сильно болела голова.

– Уходил кто-нибудь с веранды до часу?

– Уехала миссис Чадли. Да, и мистер Гест отлучался на несколько минут за табаком.

– До отъезда миссис Чадли или после?

– Точно не помню, кажется, до, но я не уверена.

– Мистера Геста долго не было?

– Нет, от силы минуты две. Поднялся, взял табак и вернулся обратно.

– Вернулся, когда миссис Чадли собиралась уходить?

– Право, не помню, инспектор. Может, она уехала даже до его возвращения. Я не обращала внимания, – сказала Фэй, учащенно дыша.

– Постарайтесь припомнить, леди Биллингтон-Смит, был ли мистер Гест на веранде, когда дворецкий принес коктейли?

– Пo-моему, был! Точно не помню, но знаю, что отсутствовал он очень недолго, – сказала Фэй. – Очень жаль, что не могу сказать определеннее. Простите, но… это явилось для меня ужасным потрясением, и мне трудно… вспоминать, что было вчера.

– Понимаю и не стану больше докучать вам, леди Биллингтон-Смит. – Хардинг поднялся, чтобы проводить ее к двери. – Теперь я хотел бы поговорить с вашим пасынком.

– Сейчас позову, – сказала Фэй. В дверном проеме она замялась. – Я… видимо, следует предупредить вас, что Джеффри очень возбудим. Его сильно потрясла смерть отца. Надеюсь, вы… надеюсь, что не…

– Постараюсь быть как можно тактичнее, – пообещал инспектор.

– Спасибо, – поблагодарила Фэй и вышла.

После ее ухода наступило недолгое молчание. Хардинг, слегка хмурясь, вернулся к столу. Сержант поскреб щеку и, поразмыслив, сказал:

– Сэр, я ни разу не слышал ничего дурного о ней. Только хорошее. А генерал, говорят, сильно изводил ее. Поедом ел.

– Вы знаете леди Биллингтон-Смит, очевидно, лучше, чем я, сержант.

– Да, сэр, и если хотите знать мое мнение, то, на мой взгляд, она мухи не обидит.

– Однако, – протянул Хардинг, – она в очень нервозном состоянии. Если хотя бы половина того, что слуги говорили суперинтенданту, правда, то легко предположить, что человек в ее состоянии способен пойти на убийство.

Сержант задумался.

– По-моему, сэр, все-таки это не она. Скорее уж стерва-иностранка или мистер Холлидей.

Открылась дверь. Вошел Джеффри с нарочито беззаботным видом и сразу же разразился потоком слов:

– О, я понимаю, вы хотите поговорить со мной! Только дело в том, инспектор, что я не могу быть вам особенно полезен, послушайте, я совершенно не могу называть вас инспектором, мистер Хардинг. Звучит в высшей степени нелепо… то есть… – Он взглянул на сержанта и запинаясь сказал: – Ну, вы понимаете!

– Полагаю, мы все-таки сохраним обращение «инспектор», мистер Биллингтон-Смит, – сухо ответил Хардинг. – Прошу вас, присаживайтесь.

– О, как вам будет угодно! – С легким недовольством Джеффри плюхнулся в кресло и принялся поигрывать галстуком. – Я вполне готов выслушать ваши вопросы… э… инспектор, и ответить, на какие смогу. Надеюсь, вы прочли мои показания?

– Они у меня здесь, – ответил Хардинг. – Остается уточнить кое-какие подробности.

– Право же, добавить мне нечего, но я уточню вам все, что потребуется, – великодушно согласился Джеффри. – Только совершенно не представляю, что именно. Учитывая, что меня здесь не было, когда отца настигла смерть…

– Скажите, пожалуйста, мистер Биллингтон-Смит, в каких отношениях вы находились с отцом в последнее время? – спросил Хардинг, бесцеремонно перебив его.

– Послушайте, при чем здесь это? – запротестовал Джеффри. – Я же постоянно твержу вам, что меня здесь не было, когда отец был убит!

В голосе Хардинга зазвучала суровость.

– Мистер Биллингтон-Смит, мое время ограничено. Изволите ли вы ответить на вопрос?

Джеффри сглотнул слюну.

– Хорошо, но все же я не… – Увидев, как окаменело лицо инспектора, он не договорил. – Что ж, нельзя сказать, что мы жили душа в душу. Отец, знаете ли, был ужасно косный человек. Это нужно принять во внимание.

– Иными словами, вы ссорились с ним?

– Да нет, до ссор, собственно говоря, не доходило. Отец иногда орал на меня, но я не ссорился с ним, у меня не тот характер, да и вообще какой толк.

– Почему отец орал на вас?

– Ей-богу, не знаю! Такая уж у него была натура. Собственно говоря, он хотел, чтобы я поступил в Сандхерст[14], только здоровье у меня не особенно крепкое, да и все равно поступать туда я бы не стал, ненавижу армию, и, когда я увлекся поэзией, я, знаете ли, пишу стихи, он был ужасно недоволен. Конечно же, он считал, что никаких профессий, кроме военной службы, не существует. Я столько наслушался об армии, что меня тошнит от одного этого слова. Мой кузен – кстати, он был здесь в субботу и воскресенье, уехал в понедельник утром, вскоре после завтрака, – так вот он как раз пошел по стопам дорогого дядюшки Артура, и если это типичный образец офицера, то я рад, что не отправился в Сандхерст. Но, конечно, уже сам факт, что Френсис – это мой кузен – носит военный мундир, давал отцу основание считать его замечательным человеком. Разумеется, Френсис всегда старался ладить с отцом. Однако я вчера узнал, что на сей раз ему не удалось разжиться у отца деньгами. Следовало ожидать, что когда-нибудь этим кончится. Но поскольку я несколько слаб здоровьем и… занимаюсь литературой, отец считал меня совсем уж никчемным. А сам в жизни ничего не читал, кроме Диккенса и Скотта, можете себе представить? Я надеюсь, вы понимаете, что отец, ни черта не смысля в литературе и искусстве, не питал ни малейшей симпатии к тем, кто не похож на него.

– Наверное, вам приходилось очень тяжело, – сочувственным тоном заметил Хардинг, надеясь ускорить таким образом продолжение рассказа.