Тарназариум Архимеда - Спейсер Кацай

Корабль пару раз вздрогнул особо ощутимо, завибрировал всей своей металлической тушей и, оставляя под камнями обрывки щупальцев, а оставшиеся пережигая струями плазмы, рванулся на свободу из пылевого облака. Если Виктор не успел убраться с его пути, ему явно не повезло. Ну и черт с ним!

— Мы вернемся! — орал Маккольн в микрофон. — Мы обязательно вернемся! С самыми лучшими земными специалистами по лунным проблемам. И тогда разберемся с вами, уроды! Готовьтесь!

Дэн надеялся, что хоть один из этих монстров да услышит его. А если не они, то кто-нибудь в Архимеде. Дезинформация противника есть один их необходимых компонентов разворачивающихся боевых действий.

30 сентября 1960 года,

Карлсбад (штат Нью-Мексико, США)

Конечно, дезинформация и запугивание противника всегда были в ходу на этой планете. Но не настолько же примитивно!.. Эммануил поморщился и убавил звук телевизора, на экране которого советский лидер колотил туфлей по полированному столу. Такой экспрессии стеклянное здание Организации Объединенных Наций наверняка еще не знало.

Перед тем, как на кухне, по радио, включенному Диком, завопил Ричард Пенниман, Хастон еще успел услышать саркастическое замечание английского премьера Макмиллана: "Господин Хрущев, может, мне могли бы перевести? Потому что я не вполне вас понимаю".

"A-bop-bop-a-loom-op! A-lop-bop-boom!" — вопил на кухне Маленький Ричард. По телевизору уже показывали ядерный ракетный эсминец, на котором глава СССР прибыл в Нью-Йорк на Генеральную ассамблею ООН. Плюгавенький диктор, захлебываясь от восторга, комментировал добропорядочным обывателям все эти события, а Хастон раздраженно кричал:

— Дик! Можно потише? Сколько раз я просил при мне не включать эту собачью музыку!

— Папа, — просунулась в дверь хитрая физиономия сына, — это же наша музыка, черная. Пусть белые ей подавятся.

Эммануил сделал вид, что хочет схватить вазу, стоящую на столе, и двери тут же захлопнулись.

— Мальчики, мальчики, — пробился сквозь оглушительные аккорды голос Коретты, — давайте завтракать.

Завтракать, это хорошо. Потому что обедать придется неизвестно где. Возможно, в самом комплексе. Нужно осмотреть главный вход и вообще все там проверить. Что-то происходит. Хорты окончательно вышли из-под контроля. Судя по некоторым признакам, исследовательская база в Архимеде превращается в базу военную.

По крайней мере, по сообщениям манов, дело идет к тому, что Архимед будет расстреливать все тела, приближающиеся к Луне. И естественные, и искусственные. В свете разворачивающегося космического соревнования между Штатами и Союзом это может быть чревато. И, вообще, непонятно, чем вызвана такая забота роботов о своем втором доме? Да, просто необходимо побывать на месте. Но, как? Он не может разорваться. Он один. У Коретты мышление работает в совершенно ином направлении. Дик еще чересчур молод и неопытен. Да и увлечения у него в последнее время…

— Сэр Дик Хастон, — наигранно сурово спросил Эммануил, усаживаясь за сервированный стол, — чем вы занимались во время моего отсутствия? То есть, всю последнюю неделю? Как чувствует себя матанализ? А, заодно, и теоретическая механика? Сегодня вечером я проверю их самочувствие.

— Понимаешь, папа… — начал было Дик, но Коретта перебила его.

— Сэр Эммануил Хастон, — в тон мужу произнесла она, — если бы вы чаще бывали дома и сами чаще занимались с сыном, то…

— Папа, — Дик резко положил вилку на скатерть, — я решил переехать в Альбукерке на постоянную учебу. Самоучкой больше не могу. Вернее, могу… Но не хочу.

Теперь вилку положил и Эммануил.

— Мы уже решили — и это обсуждению не подлежит! — что университет ты окончишь экстерном. Только экстерном!

Коретта бросала на них обеспокоенные взгляды. Хастон снова взял вилку и попытался придать голосу мягкий оттенок:

— Сын, ты же знаешь, что это такое — учиться в белой среде. Особенно в наших палестинах. Ко мне только иногда обращаются за консультациями, и то… И то, я чувствую себя солдатом, попавшим в тыл противника.

— Да почему мы должны чувствовать себя осажденными в своей же собственной стране! — срываясь на фальцет, выкрикнул Дик. — Почему какая-то белая стерва может нападать на черного священника? Почему в больших городах существуют гетто? Почему, черт возьми, во вшивой ЮАР, в Шарпевилле, полицейские могут безнаказанно расстреливать черных, а Штаты, оплот демократии…

Дик замолчал, словно поперхнулся, и разве что не сплюнул на пол.

— Политика и рок-н-ролл… Рок-н-ролл и политика… — пробормотал Эммануил.

Дик явно и крепко попал под чье-то влияние. Да, со всеми этими техническими проблемами, исследованиями и консультациями, он явно рискует потерять сына. Если уже не потерял.

В дверь позвонили.

— Я открою, — встрепенулась Коретта.

Эммануил и Дик молча скребли вилками по дну тарелок. Они явно были недовольны друг другом.

Коретта появилась на пороге слегка запыхавшаяся и сильно обеспокоенная.

— Эм, там пришли из ФБР. Спрашивают тебя.

Вилка Дика с глухим стуком упала на пол. Эммануил бросил на него быстрый взгляд и встал со стула. Когда он выходил из кухни, протискиваясь в дверях мимо, застывшей в них, Коретты, та шепнула ему:

— Всю прошлую неделю Дика не было дома. Ездил куда-то с друзьями.

Хастон чуть не споткнулся о порог. Этого еще не хватало! Сам он всю прошлую неделю провел в Уайт-Сендсе[10], куда его в очередной раз — "Больше никогда, мистер Хастон!" — пригласили для срочных консультаций по теоретическим расчетам. Приехал домой он только вчера, поздним вечером. Нет, со всей этой ерундой он скоро потеряет не только сына, но и семью.

В холле Эммануил появился внешне спокойный, но внутренне напряженный до невозможности. И потому даже не смог возмутиться небрежной позой мужчины, затянутого в строгий черный костюм и вольготно развалившегося в кресле. Словно тот пришел после веселой вечеринки не в чужой дом, а в свой собственный и теперь, отдыхая, ждет, пока жена принесет ему его домашние тапочки.

При появлении Хастона мужчина привстал с кресла и бросил, блеснув влажными, словно — хмельными, глазами:

— Агент Адамс. Томас Адамс. — И махнул рукой замершему посередине холла Эммануилу: — Да вы садитесь, садитесь. Разговор будет долгий. И неприятный.

Обнадеженный таким образом Хастон, молча устроился на небольшом диванчике. Ничего спрашивать он не стал, и начинать разговор не спешил. Пусть Адамс попотеет.

Тот, в конце концов, постучал пальцами по папке, лежащей у него на коленях.