переКРЕСТок одиночества 2 - Руслан Алексеевич Михайлов

Но это я бы так поступил. И то еще вопрос поступил бы я именно так — это мои текущие мысли наспех и не более того. Сколько раз бывало в моей жизни, когда я по дороге куда-нибудь принимал грубое черновое решение, а уже позднее, усевшись в одиночестве перед окном в глубокое кресло, тратил часы на его доработку, шлифовку или же, поразмыслив, отбрасывал решение как полностью неудачное.

Нужны ли вообще двери, если хозяева мира обладают возможностью телепортации?

Нужны. Хотя бы просто на всякий случай. Но это я так думаю. Все же я человек. А человечество вот уже как третье столетие больше молится великому и постоянно растущему Древу Технологий, чем высшему разуму, божествам или же собственным способностям. Все мы дети технического прогресса. Узкоплечие, хилые, с оттопыренными животами, отвислыми губами, затуманенным взором и навороченным девайсом в руке. Мы будущее…

Проклятье…

Какого черта меня тянет на философию, вернее на нытье, причем про другой мир, куда я возможно никогда больше не вернусь? Может это первый звоночки старости, которую стыдливо маскируют под словом «зрелость», а некоторые, для большего эффекта, добавляют «зрелость суждений».

Кто его знает…

В моем случае это просто способ унять нервозность. Способ чуть «затупить» остроту чувств. А чем я ближе, чем я выше — тем чувства острее. Каждый порыв ветра ощущается как хлещущий удар наждачной бумагой по щекам, хруст снега под ногами кажется оглушительным, боль в натруженных голенях мнится первым признаком подступающей серьезной травмы. И за всем этим «обостренным» пугливо наблюдает изнутри меня кто-то пугливый, что уже подал свой тоненький голосок — а может сегодня отступиться? Кто знает, кто или что ждет внутри? Ведь там может оказаться все что угодно… а я такой усталый, толком не восстановился, да и чему я успел научиться за столь короткое время? Почти ничему. Начинающий охотник и не более того… а тут…

Остановившись, я сделал пару глубоких вздохов и отдал себе жесткий мысленный приказ: «Заткнись и шагай вперед!».

Помогло лишь отчасти. Трусливый тонкий голосок не унимался. И тогда я произнес приказ вслух:

— Заткнись и шагай вперед, Охотник! Вперед! И без нытья!

Помогло. Голосок как отрезало. Качнувшись вперед, я сделал шаг, следом еще один, быстро завершая подъему по пологому склону. Тут, наверху, ветер был настолько сильнее, что я предпочел упасть ничком, и, толком не осматриваясь, тут же принялся рыть двухметровую траншею. Что-то вроде снежной могилы — для себя. Углубившись на метр, перекатился через край внутрь, лежа на спине уставился в темное-темное грозное небо.

Залп крестов…

Надо мной медленно летели десятки ярких энергетических шаров направляющихся к Столпу.

Выстрелы подсвечивали тучи десятками цветов. Сегодня зрелище оказалось невероятно красивым — что-то вроде раз в десять усиленного полярного сияния. Очередной выстрел высветил не только тучи, но и стремительно несущегося крылатого червя, что заставило меня очнуться от созерцания и перейти к дальнейшему этапу наспех разработанного плана.

Дверь еще надо было найти. Но шарахаться по самой высокой вершине в округе, привлекая к себе нежелательное внимание, я не собирался. Поднялся, упал и… исчез. Больше я не покажусь. И если меня кто засек во время подъема, пусть теперь ломает голову куда я подевался.

А я никуда не делся. Опять перевернувшись на живот, я вонзил лопатку в слежавшийся снег перед собой, вывернул солидный кусок снежной массы, отбросил ее на спину. Вонзить, вывернуть, перекинуть через голову, почувствовать удар по ногами или спине. Я быстро закутывался в снежный кокон, одновременно копая уходящий вниз колодец. Вершина высокого холма была широкой. Никакой островерхости. Почти ровная солидная площадка, в которой я и рыл наклонный проход.

Пока что цель была самой простой — докопаться до чего-то не являющегося снегом и льдом.

Звяк. Я ударил чуть сильнее. И снова лезвие лопатки ударило о нечто куда более твердое чем лед. Сметя крошево рукавицей, почти приникнув в густом сумраке к предмету интереса, я разглядел и широко улыбнулся. Кирпичная кладка. Снова эта странная любимая кирпичная кладка — или же необходимая для них здесь. Ведь не зря металлическая арматура в двойной кирпичной кладке, ведь не зря шепот Столпа в кресте с закрытым кокпитом слышится гораздо тише. Может и кирпич особый.

Как бы то ни было — Апостол не ошибся ни с увиденным, ни с координатами. Я лежу на крыше древней кирпичной постройки венчающей вершину высокого холма. Постройки с большим обзорным окном обращенным к Столпу. Тут что-то вроде стационарного капитального пункта наблюдения. Осталось попасть внутрь. Этим я и занялся.

Высунувшись ненадолго наружу, определил примерный центр крыши и, нырнув обратно, принялся копать, не забывая пробивать в прикрывающем меня своде отверстия для притока свежего воздуха. Чувствую себя снежным кротом и очень рад тому, что тут нет почти вездесущих снежных червей и уж тем более медведей.

К центру крыши я пробился минут через сорок. Расширил здесь солидный пятачок, создав достаточно уютную берлогу, где скинул наконец жутко мешающее снаряжение. Убедившись, что ожидаемого люка в кирпичной кладке не обнаружилось, понял, что придется пройтись по периметру. Уже взялся было за дело, но, остановив замах, еще чуть подумал и сменил маршрут, волоча за собой рюкзак. Слишком уж большая площадь для раскопок. И кто его знает в каком углу или ином участке крыши скрывается заветный люк. Для начала поищу входную дверь в самом ожидаемом месте — в стене обращенной к пологому склону.

Добравшись до конца снежного лаза, пробил себе путь до края крыши. Дальше было просто. Вырезав себе окошко, определил примерный центр стены, чуть сместился и начал углубляться, по ходу спуска пробивая отверстия для дыхания и выброса «грунта». Добравшись до идеально ровной и вроде как бетонной площадке, обустроил еще одну берлогу, спустил сюда все имущество и распластался на шкуре, пытаясь унять сердцебиение и хоть немного охладиться. Под меховой одеждой стекали ручьи пота. Неплохо потрудился. И посмотреть есть на что — пусть здесь почти темно, но проходящий сквозь оконце в снежной стене смутный свет все же смог высветить край выпирающей из стены железной двери. А неплохо намело снега — если взять по прямой от стены к краю снежной подушки, то тут метра четыре.

Нетерпение чуть притупилось, зато проснулся голод. Достав из-под куртки флягу, а из рюкзака пару кусков фирменного пеммикана Андрея, неплотно перекусил. Следом закинул в рот два квадратика