Судьбы и фурии - Лорен Грофф

В окне матери и дочери зажегся свет.

Матильда увидела, как девочка села за уроки. Ее маленькая головка склонилась. Спустя какое-то время мама принесла ей дымящуюся чашку и поставила рядом. Девочка сжала ее ладошками.

Матильда вдруг почувствовала во рту полузабытый, сладко-соленый вкус горячего молока.

«Возможно, – подумала она, глядя, как хлопья кружатся на фоне пустой темной улицы, – я ошибалась». Возможно то, что мать смотрела, как ее дочь падает, падает и падает, и никак не пыталась ей помочь, было непостижимой для Матильды формой проявления любви.

В ПОЛНОЧЬ ТОГО ДНЯ, когда Матильда выкинула песика из своей жизни и передала его какой-то маленькой семье, она проснулась и обнаружила, что стоит посреди безлунной ночи у бассейна, похожего на огромную смоляную яму. Простыня цвета слоновой кости, в которую она замотана, волочилась за ней по полу.

Она звала собаку.

– Бог! – кричала Матильда. – Бог!

Но собачка почему-то не неслась к ней. Вокруг не было ни звука, тишина и мрак. Сердце Матильды обрывалось. Она прошлась, продолжая звать собаку, посмотрела во всех шкафах, под всеми кроватями, заглянула на кухню, но так и не нашла ее… пока наконец не вспомнила, что сделала.

Она передала ее каким-то незнакомцам, так, словно эта собачка была для нее ничем.

Она с трудом дотерпела до рассвета.

Когда день тонким оранжевым лучом разрезал мрак, Матильда уже стучала в дверь двухэтажного домика в полях. Ей открыл владелец, свистнул, и Бог вырвалась наружу с пурпурной ленточкой на шее. Собачка тут же принялась скулить, жаловаться и скрестись у ног Матильды. Она присела, и зарылась в собаку лицом, и сидела так долгое время. А затем посмотрела на мужчину.

– Простите, – сказала она, – передайте детям, что мне очень жаль.

– Не стоит извиняться, – сказал он. – Вы страдаете. Если бы моя жена умерла, я бы сжег дом.

– Это следующий пункт в моем списке, – сказала Матильда, и он усмехнулся, но как-то без улыбки.

Потом мужчина вынес ей переноску, игрушки и положил все в ее машину. Когда он снова вышел на улицу, следом за ним по хрустящей морозной траве на цыпочках выбежала его жена. В руках у нее было что-то дымящееся. Трудно было понять, улыбается она или нет, наверное, и то, и другое. Она выглядела уставшей, а ее волосы были грязны. Она протянула Матильде в окно черничные кексы и сказала:

– Даже не знаю, чего мне больше хочется, стукнуть вас или поцеловать.

– История всей моей жизни, – сказала Матильда.

Женщина развернулась и зашагала прочь.

Матильда смотрела ей вслед, обжигая пальцы о кастрюлю. А затем посмотрела в зеркало на лисью мордочку Бог, сидящей на заднем сиденье, взглянула в ее миндальные глазки.

– Все меня бросают, – сказала она. – Не вздумай и ты сделать то же самое.

Собачка зевнула, показав острые зубы и влажный язык.

В ТЕЧЕНИЕ ИХ ПОСЛЕДНЕГО ГОДА Ариель почувствовал, что она становится самостоятельнее и крепче, хотя Матильда ничего ему не говорила. Их контракт подходил к концу. Мир раскрывался перед ней почти болезненно переполненный возможностями. Но она все еще была так молода.

У Матильды уже была идея, как она будет жить после колледжа и после Ариеля. В однокомнатной квартирке с высоким потолком, сливочно-белыми стенами и бледными, размытыми полами. Она будет носить только черное, найдет работу и наконец начнет заводить друзей.

У нее никогда, никогда не было настоящих друзей. Она даже не знала, о чем друзья обычно разговаривают. Она будет ходить с ними ужинать каждый вечер. Или проведет как-нибудь все выходные в горячей ванне с книжкой и бутылкой вина. Какое это счастье – постареть в компании людей, которых она выберет сама, но при этом иметь возможность в любой момент остаться наедине с самой собой.

В конце концов, ей хотелось бы заняться сексом со сверстником. С тем, кто смотрел бы ей в глаза.

В марте, еще до того как Матильда встретила Лотто, и он наполнил ее мир красками, она пришла в квартиру Ариеля и обнаружила, что тот уже ждет ее. Она осторожно опустила сумку, глядя на него. Ариель сидел на диване и был совершенно спокоен.

– Что ты хочешь на ужин? – спросил он.

Матильда не ела с прошлого вечера и была голодна.

– Суши, – брякнула она.

Потом она уже никогда не могла их есть.

Когда прибыл доставщик, Ариель заставил ее голой открыть дверь и расплатиться. Бедняга едва мог дышать, глядя на нее.

Ариель взял пенопластовую коробку, открыл ее, разлил соевый соус, выложил вассаби, взял кусочек нигири и обмакнул в приправу. Он разложил все кусочки на кухонной плитке. Пол был стерильно-чистым, как и все, что касалось Ариеля.

– На колени, – приказал он, улыбаясь во весь рот. – И ползи. Не вздумай использовать руки. Собери их все ртом. А теперь слижи остатки, – приказывал он.

Руки и колени устали от стояния на полу. В эти минуты она просто ненавидела ту часть себя, маленькую, но горячую, которая огнем горела от удовольствия пребывания в таком положении. Грязная девчонка. Она просто пылала. И поклялась себе: она больше никогда не будет ни перед кем ползать, ни перед одним мужчиной.

[Позже, когда Матильда стала женой, подумала о том, как же богам нравится иметь людей.]

– Еще один заход? – спросил Ариель. Он окунул суши в соус и положил ее в другом конце коридора, в двадцати ярдах от нее. – Ползи, – со смехом приказал он.

СЛОВО «ЖЕНА» («WIFE») происходит из протоиндоевропейского weip, что означает поворачиваться, вертеться, оборачивать.

В альтернативном толковании это слово происходит от старого «ghwibh».

«Ghwibh» значит pudenda, стыд.

СЫЩИЦА пришла в продуктовый магазин. Матильда уложила все свои покупки в багажник и скользнула на водительское сиденье, рядом сидела девушка с коробкой документов на коленях. Сегодня она сделала очень сексуальный макияж: подведенные дымчатые глаза и красные губы.

– Господи! – Матильда подскочила. – Я же просила не пугать меня!

Девушка рассмеялась.

– Это моя визитная карточка. – Она красноречиво приподняла коробку. – Та-дам! Я раскопала все, что ты просила. После этого наш приятель получит пожизненный срок в федеральной тюрьме. Когда ты собираешься раскрыть этого говнюка? Я хочу прийти к тебе с попкорном, когда об этом будут говорить по всем кабельным каналам.

– Пункт первый – фотографии. Начну в ближайшие дни, – сказала Матильда. – Будет одна вечеринка, на которую мне нужно прийти. Я заставлю его как следует помучаться перед тем, как перейду к следующему пункту.

Она завела машину и повезла сыщицу домой.

Это не было странно, но и сексуально тоже не было, хотя Матильда думала, что будет именно так. Она чувствовала только грусть, глядя на потолочную люстру и чувствуя, как в ней растет знакомое тепло. Она не сомневалась, что у девушки был опыт, но Лотто все равно был лучше, чем она. Боже, он был во всем лучше, чем кто бы то ни было. Похоже, он испортил всю ее будущую сексуальную жизнь.

Да и какой вообще в этом смысл? В этой маленькой постельной пьесе не будет второго акта, да и это просто короткая реприза с заменой персонажей, никакой интриги и запутанной развязки, и, к счастью, она была совершенно не уверена в том, какие чувства у нее вызывает необходимость тыкаться лицом в сиськи другой дамочки.

Она позволила искоркам удовольствия вспыхнуть перед глазами, а затем улыбнулась частной сыщице, вынырнувшей из простыней.

– Это было… – начал Матильда, но сыщица ее прервала:

– Не надо. Я поняла вполне отчетливо. Ты не по девочкам.

– Не то, чтобы не по всем.

– Лгунья, – сказала девушка. Она встряхнула короткими темными волосами, они распушились, сыщица стала похожа на гриб. – Но это даже к лучшему. Мы можем быть подругами.

Матильда села, глядя, как девушка надевает лифчик.

– Не считая золовки, не уверена, что у меня когда-то были подруги.

– Все твои друзья – парни?

Прошло довольно много времени, прежде чем Матильда ей ответила «нет». Девушка окинула ее взглядом, а затем наклонилась и запечатлела у нее на лбу долгий материнский поцелуй.

ЕЙ ПОЗВОНИЛ АГЕНТ ЛОТТО.

Судя по тому, как дрожал его голос, снова пора было заняться деловыми вопросами. Он уже несколько раз жалил ее вот так, впрыскивая крошечные порции яда в ее жизнь.

Матильда молчала так долго, что он вынужден был переспросить:

– Алло? Алло, вы там?

Огромная часть ее сознания очень хотела бы оставить пьесы позади и направиться навстречу неизвестному. Но она все так же держала телефон у уха. А затем огляделась. Лотто здесь больше не было. Его не было в этом доме, не было на его половине кровати, не было в мастерской на чердаке. Его не было ни в одном из висящих в шкафу свитеров или пиджаков. Не было даже в их первой крошечной квартирке. Матильда навещала ее несколько дней назад, но, когда она заглянула в низенькое окошко, увидела только чей-то чужой фиолетовый диван и мопса, прыгающего на дверную ручку. Ее муж не приедет и не остановится на парковке, хотя Матильда не теряла надежду и всегда прислушивалась. Не было и детей, на чьих маленьких лицах отражалось бы его лицо. Не было ни рая, ни ада. После того как тело предаст ее, не будет ни облаков, ни асфоделевых полей, где она могла бы его разыскать. И единственное место, где Лотто все еще был жив, – это его пьесы. Какое это чудо – взять чью-то душу и переселить в другого, пусть даже и на несколько часов.