Титан - Фред Стюарт

— Машина будет внизу через пять минут.

— Пошли. Я за тобой. Револьвер со взведенным курком я буду держать в кармане. Думай только о своей шкуре. Пошел.

Шмидт обошел вокруг стола.

— Вытри пот со лба, — сказал Ник. — Не привлекай к себе внимания.

Шмидт стал вытирать пот, испуганно косясь на Ника. Он уже подошел к двери, но остановился и нерешительно оглянулся на Ника.

— Шмидт, запомни одну вещь, — негромко сказал Ник. — Я не простой осквернитель арийской расы. Я еще жажду убивать! Открывай дверь и выходи.

Шмидт весь напрягся, затем открыл дверь.

Когда они вышли из здания тюрьмы, Ник вынужден был почти зажмуриться от яркого солнца. Но он все же разглядел поджидавшую их дежурную машину. «Пока все хорошо», — подумал Ник.

Шмидт увидел майора, поднимающегося по ступеням крыльца, и козырнул ему. Ник, стоявший позади капитана, сделал то же самое. Майор на секунду остановился и что-то спросил у Шмидта. Тот оглянулся на Ника и что-то ответил. Майор коротко кивнул и затем взбежал по ступенькам крыльца. Шмидт и Ник сели на заднее сиденье дежурной машины. Дверцу предупредительно держал сержант-шофер. Захлопнув ее за ними, он побежал к своему месту.

— Что ты сказал майору? — шепнул Ник.

— Он спросил, закончил ли я доклад, я ответил, что он будет готов к завтрашнему утру.

— Молодец.

Шофер наконец сел за руль и завел машину. Ник даже покрылся испариной от напряжения, но решил, что чисто германское уважение к мундиру сыграло свою положительную роль: в гестаповской форме он находился вне всяких подозрений. Но едва машина стала отъезжать, как на крыльце появился какой-то капитан. Он заспешил вниз по ступенькам, на ходу что-то крича шоферу машины, где сидели Шмидт и Ник.

— Что происходит? — спросил Ник, уткнув дуло револьвера Шмидту в бок.

— Я не знаю…

Капитан догнал машину и что-то стал говорить шоферу.

— Он хочет, чтобы его подбросили до аэродрома, — шепнул Шмидт.

— Откажи.

Но было уже поздно: грузный капитан плюхнулся на переднее сиденье. Машина снова тронулась с места, а новый попутчик перегнулся через спинку своего сиденья и заговорил со Шмидтом. Машина уже приближалась к тюремным воротам. Немцы все разговаривали. Глаза Ника настороженно перебегали с одного лица на другое, стараясь уловить секретные знаки, которые мог бы подавать Шмидт, или подозрение со стороны толстяка капитана. Это было настоящим кошмаром — не понимать, о чем они говорят. Шмидт вполне мог бы рассказать этому капитану всю подноготную. Вдруг капитан обратился к Нику! Тот показал на свое горло и прохрипел сдавленно:

— Битте?..

Капитан немного смутился, но продолжил разговор со Шмидтом. За территорию тюрьмы выехали без приключений. Машина помчалась по шоссе в направлении аэродрома, и Ник позволил себе чуточку расслабиться. Разговор в машине прекратился. Ник решил, что Шмидт был слишком напуган, чтобы проговориться о нем капитану.

Шофер высадил толстяка напротив здания аэропорта. Тот вылез из машины и сказал:

— Данке.

Коротко взглянул на Ника и заспешил в здание.

— Давай быстрее к самолету! — прошептал Ник.

Шмидт отдал короткий приказ шоферу, машина обогнула здание и выехала на заросшее травой поле аэродрома, где Ника поджидал уже заведенный двухмоторный «Стука». Машина затормозила перед самолетом, и Ник со Шмидтом вышли.

— Что будет со мной? — спросил Шмидт.

— Ты тоже летишь. Давай в самолет.

Шмидт колебался. Ник перехватил его взгляд, брошенный в сторону аэропорта. И тогда он увидел, как с той стороны показалась бронемашина. Быстро набирая скорость, она ехала в их сторону.

Ник наставил револьвер на Шмидта.

— Я не говорил ему! — вскричал тот. — Он сам догадался!

Ник выстрелил дважды, целясь ему в грудь. Шмидт повалился на траву, а Ник бросился к самолету. Там было восемь пассажирских мест, за штурвалом сидел летчик.

— Взлетай! — заорал Ник, захлопывая за собой дверцу трапа, и прибавил по-немецки: — Пошел!

К его удивлению, летчик повиновался. Взревели моторы, и самолет начал разгоняться по полю. Одновременно Ник услышал начавшуюся пальбу. Он упал лицом вниз на пол, и в ту же секунду правый борт фюзеляжа прошила очередь. «Стука» взмыл в воздух. Ник подполз к иллюминатору и выглянул. Броневик быстро уменьшался в размерах, по мере того как самолет набирал высоту. Немцы все еще стреляли, но Ник уже понял, что спасен.

— Шмидт сказал Дольфусу, кто вы такой, — прокричал летчик, перекрывая шум моторов. — По пути на аэродром. Мне приказали не взлетать.

Ник пробрался в кабину, удивляясь про себя тому, что летчик так хорошо говорит по-английски.

— Почему же вы взлетели? — спросил он.

— Мы слышали о заговоре Винтерфельдта. Вернее, о подготовке этого заговора. Нацисты пытались держать это в секрете, но слухи все же просочились через тюремные стены. Многие из нас думают, что правда была на стороне Винтерфельдта. Мы знаем, что творится в «Фулсбюттель». Что там пытают бедняг евреев. Поэтому, когда мне передали, что вы Ник Флеминг, я понял, что это хорошая возможность для меня выбраться в Лондон.

Ник опустился на место второго пилота.

— Вы покидаете Германию навсегда?

— Я вернусь, когда здесь не будет нацистов. Кстати, меня зовут Арндт Сименс.

Он протянул Нику правую руку, и тот пожал ее.

— Я рад с вами познакомиться, Арндт, — сказал уже успокоившийся Ник. — Думаете, дотянем до Лондона?

— Я лечу к голландской границе. Вы ведь сказали Шмидту, что собираетесь в Копенганен? Вот они и будут искать нас на севере. Я думаю, что все обойдется. Немного потрясет: на западе неважная погода. Но зато облака спрячут нас. Вы убили Шмидта?

— Да.

— Хорошо. Этот мерзавец заслужил смерть. Пристегивайтесь — первые кочки!

И самолет нырнул в большое облако.

Ататюрк заказал для себя президентский поезд, который был изготовлен фирмой «Линк-Хофман-Буш» и главным достоинством которого была огромная мраморная ванная комната с мраморной же ванной.

В тот же день, когда Ник совершил побег из «Фулсбюттель», поезд турецкого диктатора въехал на берлинский Шлесише-банхоф, где Ататюрка встречали сам фюрер, вся нацистская верхушка, почетный караул и оркестр, исполнявший попеременно то турецкий национальный гимн, то «Хорст Бессель». Затем процессия с высоким гостем проследовала через весь Берлин в Канцелярию, расположенную на Вильгельмплац. Здесь на втором этаже был балкон, сделанный по распоряжению Гитлера вскоре после его прихода к власти. Оба диктатора вышли на этот балкон, чтобы поприветствовать воодушевленную толпу, собравшуюся внизу. Многих потрясла расправа с Ремом, происшедшая тем летом, но не было никакого сомнения в том, что Адольф Гитлер пока сохраняет поддержку подавляющего большинства немцев.

Вечером в Канцелярии состоялся торжественный прием, на который были приглашены все дипломаты, а также берлинская верхушка. Диана Рамсчайлд беседовала с французским пресс-атташе, ожидая, когда ей удастся переговорить насчет Ника с Ататюрком наедине. Случай представился очень скоро. Ровно в девять часов Ататюрк, одетый в великолепный белый китель, разрезая грудью, увешанной орденами, драгоценностями и лентами, публику, направился к женщине, к которой он до сих пор питал романтическую привязанность. Помимо того, что она еще являлась его деловым партнером.

— У меня новости для тебя, — сказал он, взяв ее за руку. — Пойдем на террасу, там никого нет, и я заодно смогу покурить.

Он вывел ее через застекленные двери на террасу. Гитлер не выносил табака. Гости иногда закуривали на свой страх и риск. В помещениях Канцелярии никогда нельзя было уловить запах дыма.

Вечерний воздух был прохладен и свеж. Ожидался дождь.

— Боюсь, мои новости не будут тебе в радость, — продолжил Ататюрк, закуривая турецкую сигарету и с наслаждением выпуская первый дым. — Гитлер и Геринг рвут и мечут. Сегодня днем из «Фулсбюттель» сбежал Ник Флеминг.

— Он… сбежал? — тихо переспросила она.

— Да. Не везет тебе с этим человеком. Или, наоборот, ему просто дьявольски везет. Человек Лысого Али убил другого, теперь и гестапо его упустило. Мне очень жаль.

Она вдруг рассмеялась. Ататюрк нахмурился.

— Ты находишь мое сообщение забавным? — спросил он.

— Нет, просто это смех облегчения! Ведь я как раз хотела просить тебя употребить твое влияние на Гитлера с тем, чтобы Ника отпустили, а он сбежал сам! Слава Богу!

— Диана, порой мне трудно тебя понять. Я полагал, что ты ненавидишь Ника Флеминга.

— Я тоже так думала, но, выходит, заблуждалась. — Она беспомощно развела руками. — Выходит, я все еще люблю его. И наверно всегда любила.

Ататюрк склонился к руке в длинной перчатке и поцеловал ее.