Дом потерянных душ - Ф. Коттэм

Ситон шел к Пенхелигу по берегу под непрекращающимся дождем. Облака серым покрывалом накрыли вершины холмов слева от него. Справа осталась гавань Абердифи с рыбацкими лодками и яхтами, стоявшими на якоре. Под дождем все вокруг словно притихло. Даже такелажные канаты на мачтах суденышек, вытащенных на песок, безвольно поникли.

Сойдя с поезда, Ситон сразу же промок до нитки. Последний раз с ним такое случилось в Лондоне, когда он, терзаясь нехорошими предчувствиями, вышел из автобуса и оказался на мосту Ламбет. Именно тогда, правда чуть позже, он встретился в «Занзибаре» с Малькольмом Коуви. Теперь ему казалось, что это было ужасно давно. Однако, если верить календарю, с тех пор прошло не больше недели.

Он бросил дорожную сумку на кровать в заказанном по телефону номере гостиницы «Под гербом Пенхелига». Комната ему понравилась. Деньги, полученные от Коуви, были потрачены не зря. Постоялый двор находился у прибрежной дороги, и из окна открывался вид на покрытую рябью серую реку.

К церкви Святого Луки вверх по крутому склону вела дорожка, обсаженная деревьями. На ее поверхности, посыпанной гравием, желтели наносы песка, а в канавах по краям журчала вода. Храм, расположенный на возвышенности, казалось, затерялся среди холмов. Но тут вдруг в вышине прямо перед Ситоном блеснул его остроконечный шпиль. Дверь была открыта, и освещенная паперть выступала из мрака. Правда, священника на месте не было. Преподобного отца Маддена вызвали к больному прихожанину, о чем Ситону сообщила встретившая его миссис Рив. Давным-давно, когда Ситон еще только осваивал азы профессии, он искоренял в себе привычку делить людей на типы. Однако ему хватило одного взгляда на миссис Рив, чтобы отнести ее к категории старых дев, которые обычно занимаются цветочками на клумбах у церкви, натирают сиденья воском и чистят купель.

— Вы, должно быть, мистер Ситон, писатель, — сказала она.

Фальшивое удостоверение, выданное Коуви, мокло у него в кармане пальто. Но здесь в нем не было необходимости. Писателям не нужно предъявлять документы. Важно, чтобы они четко знали, на какую тему собираются писать.

В руках у миссис Рив была какая-то тряпочка прилизанные волосы убраны со лба заколками. Средних лет, в больших очках. Словом, настоящая церковная служительница. Неожиданно она улыбнулась, и Ситону показалось, будто солнце выглянуло на небе.

— Вы, кажется, пишете книгу о Марджори Пегг?

— Собираю материал.

— Говорят, эта женщина была просто святая. Она столько сделала для нашей школы. Могу я предложить вам чашечку чаю, мистер Ситон? Есть еще свежезаваренный кофе.

— Я бы не отказался от кофе, — сказал Ситон, стряхнув со лба капли дождя.

«Говорят». Итак, эти женщины не были знакомы. Впрочем, спрашивать об этом вряд ли уместно. Если верить репортеру криминальной хроники, на момент исчезновения Питера директрисе было сорок три года. А Филип Бил явно был настоящим профессионалом. Щепетильность не позволила бы ему искажать факты, подлинность которых он проверил.

Они пили кофе в крохотной комнатке, расположенной слева от алтаря. В комнате пахло свежими цветами, освещалась она одной-единственной лампочкой без абажура, разгонявшей царивший там полумрак. По водосточным трубам барабанил дождь. Миссис Рив достала фотографию в рамке Восемь бледных ребятишек застыли перед объективом на фоне каменного строения. Ситон понял, что фотография была сделана в школьном дворе, по расчерченным «классикам», видневшимся на мощеных плитах перед шеренгой детей. По краям стояли опрятно одетая женщина и худой пожилой человек в пасторском воротничке — должно быть, один из предшественников преподобного отца Маддена. Пол вгляделся в женщину на снимке.

Марджори Пегг была высокого роста. На фотографии она была запечатлена без головного убора. Густые с проседью волосы, затянутые в аккуратный пучок. Простое платье на лямках и полосатая блузка с пуговичками на шее и на запястьях. На груди что-то приколото — скорее всего, часы, какие обычно носят на ленточке или цепочке няньки. Ситон разглядел на чулке учительницы штопку на колене. Башмаки, невзрачные, хоть и начищенные до блеска, были чиненые-перечиненые. На фотографии Марджори Пегг улыбалась. Солнце придавало изображению живость, высвечивало детали. Директриса щурилась от его ярких лучей, но ее лицо при этом оставалось веселым и добрым. Она явно гордилась своими подопечными, их стриженными «в кружок» головками, их форменными короткими штанишками.

Удивительная четкость изображения на снимке в руках Ситона создавала ощущение новизны и современности, словно класс совсем недавно позировал фотографу. Однако эта иллюзия быстро рассеялась. Лица мальчиков, похожих на маленьких старичков, говорили о выпавших на их долю лишениях. Эти дети познали и холод, и голод, и прочие напасти. Их невинные глаза недоверчиво смотрели на мир. И выражение их лиц было совсем не таким, как у современных школьников. Это были дети своей эпохи — жизнерадостные, беспечные и в то же время осторожные и побитые жизнью. Мальчикам на снимке нельзя было дать и восьми лет. Но вычислить Питера, если тот и был среди детей, Ситон не смог.

Ситон вспомнил лицемерные разглагольствования Фишера на тему полиомиелита и рахита. Тем не менее он что-то не заметил ни у кого из детей ни лубков, ни костылей. Вспомнил он и слова Мейсона о бедном подкидыше из работного дома. Однако таких у мисс Пегг был целый выводок. Ватага бойких крепышей. Настоящая семья без единого урода.

— Вы хмуритесь, мистер Ситон.

— Мне просто интересно, нет ли среди детей мальчика по имени Питер Морган?

Миссис Рив тут же отобрала у него фотографию. Лицо ее помрачнело.

— Прошу прощения, — резко поднявшись, сказала она. — Вы приехали к нам под вымышленным предлогом. Вы обманули преподобного отца. И вы очень меня обяжете, если уйдете.

— Пожалуйста миссис Рив. В этом деле у меня далеко не праздный интерес.

— Не сомневаюсь. Как не сомневаюсь, что и вы сами — человек не праздный. А поскольку я не знаю никаких мальчиков по имени Питер Морган, то вы зря тратите здесь свое драгоценное время.

Миссис Рив по-прежнему держала снимок в руках. Руки у нее слегка дрожали. Сквозь аромат цветов в комнате пробивался запах то ли застоявшейся воды в вазе, то ли канализации, засоренной опавшей листвой. Изрыгаемые водостоком потоки дождя шумели неправдоподобно громко. Ситону показалось, что из-за двери, отделяющей их от церковного придела, доносятся слабые звуки органа. Он почувствовал, как весь покрывается гусиной кожей. Внутренне он уже приготовился услышать цокот копыт конской упряжки, фырканье лошадей, увенчанных черными траурными плюмажами.