Повседневная жизнь средневековой Москвы - Сергей Шокарев

Напротив печного устья находился «бабий кут» (угол) — место для стряпни и женских работ; здесь стояла деревянная и глиняная (реже — металлическая) посуда, находились прялка и другие инструменты женского рукоделия. Четвертый угол избы, по диагонали от «бабьего», предназначался для мужских работ. Здесь же, на лавке-конике (койнике, койке), под которым в «задвижной залавке» хранились различные ценности, спал сам хозяин дома.

Мебель в избе была простая: лавки, крепившиеся к стенам, переносные стол и скамьи. Последние, как и лавки или полати с боковой стороны печки, могли использоваться для сна. На стены набивались полки, именовавшиеся «грядками». Освещалась изба лучиной, пучки которой вставлялись в металлические кованые светцы, ввинченные или вбитые в деревянные стены. Использовались также масляные светильники — плошки, в которые опускался фитиль. В избе было темно из-за дыма курной печи, однако древние обитатели таких жилищ говорили: «Горечи дымные не претерпев, тепла не видати»{533}.

«Домострой» предписывал блюсти чистоту в доме: «Стол и блюда и ставцы и лошки и всякие суды и ковши и братены, воды согрев, из утра перемыти и вытерьти и высушить, а после обеда такоже и вечере, а ведра и ночвы (лотки. — С. Ш.) и квашни и корыта и сита и решета и горшки и кукшины и корчаги також всегды вымыта и выскресть и вытерть и высушить и положить в чистом месте, где будет пригоже». В случае, если в посуде осталась еда, автор «Домостроя» протопоп Сильвестр советовал: «…то бы покрыто было чистоты ради… и повязано от тороканав и от всякия нечистоты». Покончив с посудой, хозяйке предстояло приняться за сам дом: «…изба и стены и лавки и скамъи и пол и окна и двери и в сенех и на крылцы вымыть и вытерть и выместь и выскресть, всегда бы было чисто и десницы и нижнее крылце все бы то было измыто и выскреблено и вытерто…» Перед крыльцом надо было положить сено, у входа — рогожку или ветхий войлок для вытирания ног, а в плохую погоду менять то и другое{534}.

Эти, в общем, довольно банальные правила хорошие хозяйки знали и следовали им и без наставлений. Интересен перечень посуды, имевшейся в посадском доме: блюда, ковши, братины, горшки, кувшины, сита, решета, ложки и пр. При археологических раскопках такие предметы находили неоднократно. Пищу в печи готовили в горшках, в них же и подавали. Затем появились специальные, парадные горшки, украшенные орнаментом, которые и ставились на стол. Употреблялись также глиняные сковороды-«латки», имевшие полые глиняные ручки с отверстиями, в которые вставлялись деревянные рукояти. В зажиточных домах употребляли металлические сковороды. Металлические котлы в повседневном городском быту не употреблялись, их использовали для варки пива. Например, в описи имущества Н.И. Романова перечислены «в пивоварне котел большой железной пивной в очаге ведро во 140. Другой котел железной же в очаге в 16 ведер. 2 котла медных один ведр в 16, а другой в 12»{535}. Котлы брали с собой в путешествия, когда предстояло готовить на открытом огне.

Помимо печной посуды в доме было немало другой, также глиняной. Вино, масло или зерно хранились в больших амфорах, называвшихся корчагами. С кувшином, поставив его на плечо, могли ходить за водой. Потому и появилась пословица: «Повадился кувшин по воду ходить — тут ему и голову сложить!» Чаще всего кувшины «складывали голову» в колодце. Один из таких сосудов, значительный по размерам, упавший в колодец, был обнаружен при строительных работах в Казарменном переулке. Его примечательной особенностью являлась надпись: «Кувшин добра человека Григория Афанасьева», выполненная в конце XVI — начале XVII века. Удалось собрать сведения о владельце — он имел лавку в Китай-городе и действительно был «добрым», то есть зажиточным человеком. Помеченный его именем кувшин соответствовал статусу владельца не только размерами — он был выполнен в технике чернолощеной керамики, более качественной, чем бело- и красноглиняная. Блестящие чернолощеные сосуды были похожи на более редкие и более ценные металлические. В XVII веке наряду с чернолощеной посудой появились поливные (ценинные) кувшины, однако они стоили дороже. Из глины же делались кружки, миски (средних размеров — на одного человека или большие — на всю семью, называемые «солилами»), стаканы, чашечки, фляги, кумганы, рукомойники, плошки-светильники, лампады.

Блюда для подачи кушаний на стол были деревянными, керамическими, серебряными. Для готовки применялись деревянные решета и сита, квашни для теста, корыта. Воду хранили и носили в бочках разных размеров и ведрах с железными дужками. В источниках упоминаются бочки «возовые», с которыми водовозы ездили за водой. При археологических раскопках найдены также коромысла вполне традиционной формы, просуществовавшей до XX века{536}.

Жители древней Москвы ели ложками и ножами. При археологических раскопках часто находят деревянные или костяные ложки, а также сильно сточенные кухонные ножи. Дорогие — серебряные или золотые — ложки были в домах государей и знати. Вилки появились во второй половине XVII века как предмет роскоши и, как правило, входили в состав богато украшенных столовых наборов: ножик, вилка и ложка или ножик и вилка{537}. «Каждому из обедающих кладут ложку и хлеб, но только не всегда, а тарелки, салфетки, ножа и вилки не кладется никому, кроме знатных», — сообщает А. Мейерберг. Подтверждает это свидетельство и голландец Витсен (1665): «Вскоре прибыл пользующийся большим уважением князь Петр Семенович Прозоровский-меньшой с “царским столом” угостить посла. Стол накрыли белой скатертью и поставили тарелку, нож и вилку, три-четыре пустых кувшинчика, все из серебра, но металл так потемнел, что едва был похож на серебро»{538}.

Питье наливали в глиняные кувшины (в домах состоятельных людей — в металлические сосуды), а пили из ковшей, кубков, чар, чарок, стаканов, кружек. В зависимости от достатка употребляли серебряную, медную, стеклянную, глиняную или деревянную посуду для питья. В описи имущества опальных князей Голицыных упоминаются граненые стаканы; таким образом, присловье «триста лет граненому стакану» вполне соответствует истине. Опись имущества боярина Н.И. Романова упоминает много драгоценных сосудов для питья, аналогичных хранящимся в Оружейной палате: «Кубок с кровлею яйцо строкомилово (страусиное. — С. Ш.) обложен серебром золоченым, на кровли мужичок, в руке кольцо, а в другой щит, 2 фунта 38 золотников… Ковш гладкой, а на ковше в кругах написано Б[о]жиею м[и]лостию Ц[а]рь и великий Кн[я]зь Василей Иванович Г[осу]д[а]рь всеа Руси. Весу в том ковше 95 золотников… Чарка раковинная винная обложена серебром золоченым, весу в ней с раковинами 11 золотников» и т. д.{539}

Появление другого сосуда — братины — относилось, по-видимому, к дружинным временам. Она была похожа на горшок и закрывалась крышкой, напиток из нее черпали ковшами — по-братски. Впрочем, в музеях сохранились и небольшие братины, употреблявшиеся как чаши. Подобно другим видам посуды, братины могли быть деревянными, медными, серебряными или золотыми. В 1637 году польскому королю Владиславу IV была поднесена от царя золотая братина «с кровлею», украшенная яхонтами, лалами, изумрудами и жемчугом, стоимостью две тысячи рублей. Аналогом братины, но с более низкими бортами, была ендова, которая также могла иметь разные размеры.

Естественно, что каждый дом москвича среднего или низкого достатка имел свои индивидуальные особенности. К избе ремесленника пристраивалось помещение для работы, либо он работал в клети или в теплой избе. Бывало, что в типичном для Москвы трехкамерном доме жила не одна, а несколько семей. Как мы помним, нищий Тихон Иванов в 1693 году жил в «наемной подклети». Тем не менее общие черты рядового средневекового жилища были весьма типичны и довольно близки к крестьянскому дому. К этой же аналогии прибег в 1824 году и Н.М. Загоскин в романе «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году», правда, повествуя о постоялом дворе: «Домашний простонародный быт тогдашнего времени почти ничем не отличался от нынешнего; внутреннее устройство крестьянской избы было то же самое: та же огромная печь, те же полати, большой стол, лавки и передний угол, украшенный иконами святых угодников. В течение двух столетий изменились только некоторые мелкие подробности: в наше время в хорошей белой избе обыкновенно кладется печь с трубою, а стены украшаются иногда картинками, представляющими “Шемякин суд” или “Мамаево побоище”; в семнадцатом веке эта роскошь была известна одним боярам и богатым купцам Гостиной сотни. Следовательно, читателям нетрудно будет представить себе внутренность постоялого двора, в котором за большим дубовым столом сидело несколько проезжих. Пук горящей лучины, воткнутый в светец, изливал довольно яркий свет на всё общество; по остаткам хлеба и пустым деревянным чашам можно было догадаться, что они только что отужинали и вместо десерта запивали гречневую кашу брагою, которая в большой медной ендове стояла посреди стола».