Заматерение (СИ) - Шарапановский Владимир

Людмила мне через десяток дней принесла американскую газету с интервью Джона Леннона и Йоко Оно, в которой тот выразил одобрение моей обеспокоенности судьбами человечества и моим призывам остановить безумие ядерной гонки. Он также высказал полную поддержку моему предложению ко всем странам мира, чтобы их предприятия военной направленности вместо оружия уничтожения занимались вопросами зашиты нашей планеты от космических тел угрожающих всему человечеству. В конце он отметил, что был сильно удивлён тем, что в своем возрасте я высказываю такую зрелую позицию, и отказываюсь принимать участие в разработке оружия массового уничтожения..

Это неудивительно, ведь недавно он записал песню «Imagine», в которой поёт о мире, где нет больше войн, религий и государств. Представляет — каким он может и должен быть[137].

Вот только не шлёпнули бы его ещё раньше того срока, о котором я не преминул бы его предупредить. Теперь даже не знаю, какие далее ожидать события.

Поддержка столь видного борца за мир меня очень порадовала. Жаль не представится случай обменяться с ним рукопожатием, разве, что его удастся пригласить в СССР. Мне такие слова во много крат дороже всех прочих похвал от правительства и руководства.

Надо будет обязательно засесть за благодарственное письмо товарищу Джону, и в нём выразить своё высочайшее к нему уважение, а также высокую значимость для меня его слов поддержки. Хоть так отблагодарить, потому что в Америку мне теперь дорожка навсегда заказана, и я у них «враг государства». Номер даже не важен, я могу скромно и за товарищем Фиделем постоять. Хотя бы в одной с ним достойной компании.

Обидно, что в испанском почти не петрю, а то бы интересно узнать мнение команданте о моем выступлении в адрес их северного соседа. Его отзыв для меня стоил бы не меньше. Жалко мнение Че узнать невозможно, но равняться на таких людей необходимо, или же в результате окажешься хрюкающим в одной луже с хряками.

Вечером в холле отеля я попросил одного из советских коллег исполнить сопровождение на рояле, и мы записали на плёнку моё исполнение этой песни Джона. Я сопроводил его словами, что «Imagine» является моим программным документом и руководством к действию, можно сказать гимном, исполняемым на утренней заре.

На том мы отослали заказную бандероль товарищу Джону. Пусть умники из CIA поломают свои аналитические головы, и что бы это значило? Может хоть в их кругах разойдется моя запись, а то коллега учёный сильно нахваливал меня, и сказал, что совсем не ожидал столь лирического исполнение после моего выступления на трибуне конгресса. Там я был совсем иным — пламенным борцом, обличающим пороки американских империалистов.

Я посмеялся и ответил, что это разные грани моего внутреннего я. И они зависят от окружения и темы. Сегодня я был мечтателем, вместе с Джоном Ленноном, именно это придало такой оттенок моему исполнению. Думаю и надеюсь, что оказалось созвучным мысли автора, вложенной в это музыкальное произведение «всех времён и народов».

Конечно, я не преминул посетить все ленинские места Женевы, раз представилась такая возможность. Фрау Нагель пришлось сопровождать меня с каменной физиономией, и разумеется за мной увязался с десяток журналистов и папарацци. А пусть отметят там в своих листках, что в Женеве чудо-ребёнок, кроме конгресса посетил только места пребывания Владимира Ильича. Ни чудеса природы, ни горы, ни Женевское озеро не удостоились моего внимания.

Так у нас на Кавказе и тем более Тянь-Шане места получше имеются, там и стану любоваться природой и вкушать заслуженный отдых, вдали от туристов и любопытствующих. Природа там первозданная не приспособленная для ожиревших бюргеров.

В первый же выходной день работы конгресса я наметил этот поход по ленинским местам Женевы. Разумеется, я непременно отметился, оставив букетик цветов у барельефа на башне Молар, что отмечает заботу Женевы об изгнанниках. Она была водружена ещё при жизни вождя. А скульптор Поль Бо, создавший его по заказу муниципалитета города, по-видимому, изобразил Владимира Ильича, уж очень велико портретное сходство. Так что будет впредь ленинским местом.

Затем всей процессией направились к зданию университета. В чьей библиотеке Владимир Ильич проводил львиную долю времени, прочитав гору книг. Подошли к расположенному напротив дому, в котором проживал в те годы Плеханов, и в гостях у коего некоторое время пребывала чета Ульяновых.

Затем посетили дом на авеню Май, где их семья обитала в пансионе с 1903 по 1905 годы. На закуску я оставил квартиры, где они проживали более длительное время, и находились без малого семь лет. Прогулка вышла продолжительной и следовавшие за нами журналисты стали отставать и жаловаться.

А ничего, пусть поноют. Это их профессия, а волка ноги кормят. Сиднем сидючи, как Илья в Карачарове, славы не добыть. Удивила лишь следовавшая по пятам дамочка, не выказывавшая никакой усталости. Нам-то что с Людмилой — «бешеной собаке и семь вёрст не крюк», мы за день не меньше на кроссах наматываем, а вот нехай остальные хилые иностранцы тоже побегают.

Были на Рю де Плантапорре, где красовалась мемориальная доска, водружённая к 50-летию создания нашего государства. Там, я также оставил букетик цветов и почтил место, где Владимир Ильич написал столько своих трудов, чей гранит я грыз впоследствии, в школе, ВУЗе и аспирантуре. Оттуда направился в самый русский район Женевы, где проживали не только семья Ульяновых, но также Бонч-Бруевича, Лепешинского, Мандельштама, Ильина, Абрамова и многих других.

На Каружке мы задержались подольше, обходя русские места. Где я попутно рассказывал окружающим о тех кто жил в этих домах и какой вклад позднее внёс в политике и искусстве. Журналистам полезно послушать про русский след в Женеве, где и когда обитали видные представители нашей страны.

Закончил, своё турне по Женеве, у памятной доски, водруженной на улице Шпигельгассе, где, созвав следовавших за мной журналистов, выразил свою озабоченность и удивление тому факту, что в Женеве не нашлось до сих пор места для дома-музея создателя нашего великого государства столько лет прожившего и писавшего свои труды в этом городе. Здесь же оставил ещё один букетик цветов около мемориальной доски. Бог любит троицу.

Не зря же вся эта братия тащилась за мной по пятам всё это время? Вот и дал им материал для завтрашних репортажей. Что-нибудь да попадёт на страницы их газет.

Думаю, что другой Ильич не осудит меня за проведение подобной промо-акции или променада по ленинским местам. А также прикроет от гнева идеологического отдела ЦК КПСС и лично Михаила Андреевича. Я тут собственно выполняю их работу и громлю идеологического противника прямо в его логове близ достопамятного Давоса. К тому же значительно успешнее, коль разразилась такая буря дерьма от Госдепа и прочих их МИДов.

Раз уж власти Швейцарии сочли меня неудобным младенцем, то пусть до конца осознают, как сильно просчитались — явно недооценив меня. А что, мне в Давос не наведываться, чтобы принимали с распростёртыми объятьями. Для работы в исследовательских программах и построении термоядерного реактора они вынуждены будут меня пускать со скрежетом зубовным. Правда я в ближайшем будущем такие вояжи не планирую, других дел невпроворот.

После этого памятного для многих, я так надеюсь, дня посещения мест, связанных с жизнью и деятельностью Владимира Ильича, я сидел, вновь как суслик, не высовывая носа из отеля, разве что для участия в дальнейшей работе Всемирного конгресса учёных. Работа продвигалась достаточно плодотворно, и наметились определённые планы на будущее.

Однако это была обычная для учёных рутина, и руководители нашей делегации, придя в себя в привычной для них обстановке, стали усиленно переживать. А какой же приём ждет нас на родине? И какие последуют оргвыводы в отношении них и меня. Они не смогли вовремя удержать малолетку от столь опрометчивых заявлений, а я его произнёс.