Первая командировка - Василий Ардаматский

— Договоримся, господа, — холодно ответил Павел Владимирович. — Каждый свои выгоды подсчитывает сам. Три с половиной... и кончаем этот утомительный спор. — Павел Владимирович вынул из кармана платок и вытер вспотевший лоб.

— Нет... — Пухлый стал подниматься из кресла.

— Подождите! — почти крикнул ему Павел Владимирович. — Дайте мне подумать... — Он взял у Самарина блокнот и начал делать на нем какие-то подсчеты, бормоча: — Ну орешек попался!.. Ну орешек!..

Но вот, еще раз взглянув на свои записи, он швырнул блокнот на стол.

— К сожалению, у меня нет времени торговаться, — тяжело вздохнул он и добавил: — Во второй раз я убеждаюсь, что в гестапо работают железные коммерсанты. Но разрешите два вопроса. Первый — если наша фирма идет на ваши условия, могу ли я рассчитывать на продолжение нашего дела?

— Ну видите?! — рассмеялся Пухлый. — Вы себя выдали! Вам конечно же наши условия выгодны, иначе зачем вам продолжать дело?

— Коммерсант, не добивающийся для себя выгоды, идиот! — отрезал Павел Владимирович. — Но должен заметить, что я принадлежу к той же партии, что и вы, не идти на какие-то уступки попросту не могу, тем более зная, на что у вас идут эти деньги. Но все-таки ответьте на мой вопрос

— Продолжение нашего дела вполне возможно, — твердо ответил Пухлый.

— Второй вопрос — не можете ли вы взять на себя деформацию товара до полной видимости лома? Я не хочу подводить ни себя, ни вас.

Пухлый кивнул на ящик:

— В этой партии все так и сделано.

— Последнее — вы хотите получить аванс под будущие наши дела?

— Договоримся позже, — ответил Пухлый, — когда выясним наши возможности.

— Но когда? Когда? Вы учтите, что для этого я должен оставлять здесь сына, а мне его жизнь тут уже стоит многих денег.

— Почему? Он же здесь бойко торгует.

— Только я могу знать, как он тут торгует, — ответил Павел Владимирович, строго глянув на Самарина. — Ну хорошо, первый этап нашего дела завершен. Есть ли у хозяев этого дома поставить что-нибудь на стол? Я бы не возражал после такой нервотрепки...

Пухлый кивком головы приказал Граве действовать, и тут же на столе появилась бутылка коньяку, сыр и крекеры. Граве наполнил все рюмки, но Павел Владимирович рюмку Самарина переставил к себе:

— Это его не касается. Кстати, он тут с вами не пил?

— Никогда! — ответил Граве. — Ссылался на больное сердце.

— Молодец! — Павел Владимирович одобрительно хлопнул Самарина по спине. — Разрешите, господа? — Павел Владимирович поднял рюмку: — Вальтер, неси сюда подарки...

— Они разве в чемодане? — испуганно спросил Самарин.

— Сверток! Сверток в синей бумаге! — досадливо пояснил Павел Владимирович.

— Отец, мы его не взяли, — потерянно ответил Самарин.

— Кретин, я же тебе говорил — взять.

— Я нес чемодан.

Павел Владимирович со злым пристуком поставил рюмку на стол:

— Господа, испорчено наше торжество. Ах, балбес, балбес... Господин Граве, ваша машина здесь? Умоляю, съездите с моим балбесом за подарками, это займет каких-нибудь пятнадцать минут. Заодно свезите туда ящик.

Граве посмотрел на Пухлого, тот кивнул. Граве с Самариным тут же уехали.

Павел Владимирович делал вид, что страшно расстроен, и молчал.

Пухлый, помолчав немного, спросил:

— А вы, коммерсанты, я вижу, не унываете?!

— А чего унывать? Дела наши, так или иначе, идут. А война? В чем-то она мешает, а в чем-то и помогает. А кое-кто из наших так попросту преуспевает. Вы, может, слышали о такой немецкой ювелирной фирме Занингера?

— Не доводилось, — усмехнулся Пухлый.

— Так вот, неделю назад я у этого Занингера покупал подарки для вас. Он упаковывает мои покупки и спрашивает: кому такие дорогие подарки в наше смутное время? Это не секрет фирмы? Я ему в ответ: никаких секретов нет, в такое время такие подарки можно делать только близким людям. Тогда он поднял свои знаменитые косматые брови, посмотрел на меня удивленно и говорит: очевидно, у вас очень хорошо идут дела, ведь за такие подарки вы от армии могли бы получить гигантский гешефт. Он, наверно, не знал, что я наци. А я ему заявил, что для меня армия фюрера — святое место. Видели бы вы, как затряслись у него руки. А я еще добавляю: в Мюнхене недавно за такой гешефт девять человек поставили к стенке. И ушел. Ручаюсь, он до сих пор спит плохо. — Павел Владимирович тихо посмеялся и сказал: — Другой раз невольно думаешь, что ваше ведомство работает не в полную силу. Сколько еще всякого дерьма живут без забот, словно в мирное время!

— А как же добыли доллары вы? — вдруг спросил Пухлый.

— Есть у меня канальчик в нейтральную Швейцарию.

— И товар пойдет туда же? — быстро спросил Пухлый.

— О, нет. Разве у вас есть основание считать меня простаком? Этот товар полежит у меня в надежном месте до нашей победы, а тогда рынком станет весь мир. Что, я не прав? А пока, можете мне поверить, я с вами откровенен до конца, я на нашем с вами деле большой прибыли не имею. А если учесть, что я еще сделаю подарочный взнос в партию, мне вообще останется только на жизнь. Но зато тогда... тогда я наверстаю все.

— Ну а что там, в ваших кругах, думают о войне? — осторожно спросил Пухлый.

— Тоже откровенно?

— Да, конечно, — кивнул Пухлый.

— Впрочем, вам я сказать даже обязан. Когда англосаксы начали сбрасывать на нас авиабомбы, настроение резко ухудшилось. Я сам чуть не каждую ночь бегаю в бомбоубежище, а там всякого наслушаешься. Одного такого паникера я сам стащил в полицию. И знаете, кем он оказался?..

Но Пухлый так и не узнал, кем оказался тот паникер, — вернулись Граве с Самариным, который с виноватым видом нес сверток, красиво упакованный в синюю бумагу.

Все снова сели за стол.

— Ну вот, господа, — торжественно начал Павел Владимирович, — чтобы вы не думали, что наша фирма не уважает своих клиентов, разрешите вручить вам подарки, в которых кроме их цены содержится и наша благодарность вам за конечно же не убыточное дело и наша надежда, что мы его продолжим. Господа, обратился он к Пухлому и Граве, — в свертке два подарка, ценность их, в общем, равная, но мы не хотели решать — какой кому. Решите это сами. Я не очень понял роль господина Фольксштайна, но сын уверяет, что подарок нужно сделать и ему.

— Не мешает, — по-родственному поддержал Граве.

— Тогда это сделает уже мой сын. Слышишь, Вальтер? Ту вещицу, которую ты мне показывал...

— Хорошо, отец, я сделаю это завтра же.

— В общем, спасибо вам, — уже выходя из-за стола, сказал Павел Владимирович.

— Спасибо и вам, — улыбался Пухлый.