Архив потерянных детей - Валерия Луиселли

нас, твой палец чмокал, но это топали ноги и бились орлиные крылья и мысли типа «ореллуна», гром-и-молния набухает в небе, но наконец я снова закрыл глаза, я думал про орлов, я уплывал в мечты про орлов, и мне ничего не снилось, я крепко заснул, в кои-то веки, так крепко, что, когда проснулся, уже стоял ясный день, и я был совсем один в заброшенном вагоне поезда, я в панике вскочил, бросился к раздвинутым дверям вагона, выглянул наружу и увидел, что солнце уже стоит высоко над горой, и ты была снаружи у вагона, и у меня прямо отлегло, ты сидела на земле в нескольких шагах и месила грязь, я пеку нам на завтрак грязные пироги, сказала ты, смотри, видишь, у меня есть лук и стрела, значит, мы можем поохотиться на чего-нибудь, сказала ты и подняла с земли пластиковые лук и стрелу, они лежали рядом с тобой, где ты это взяла и где другие четверо ребят, спросил я, и ты ответила, а они уже ушли, они еще до восхода солнца ушли, а лук и стрелу, сказала ты, ты выменяла у старшей девочки на часть моих вещей из рюкзака, а она взамен дала тебе лук и стрелу, о чем это ты, спросил я тебя, о чем ты говоришь, повторил я и бросился искать по вагону свой рюкзак, а потом вывалил из него все на пол, я хотел проверить, каких моих вещей недоставало, и недоставало большой карты ма, и еще не было компаса, не было фонарика, и бинокля тоже, и спичек, и даже швейцарского армейского ножа не было, и я выпрыгнул из вагона с полегчавшим рюкзаком на плече, подошел к тебе и встал прямо над тобой, зачем ты это сделала, заорал я, а затем, что сегодня мы встретим па и ма и все эти штуки нам больше не понадобятся, Быстрое Жадина Перо, сказала ты, и ты говорила так спокойно, а я так был сердит на тебя, Мемфис, просто в ярости, откуда ты взяла, что мы сегодня встретимся с ними, спросил я, а ты сказала, я точно знаю, что встретимся, потому что па, видите ли, сказал тебе, что нашей поездке придет конец, когда у тебя выпадет второй молочный зуб, и пускай это были чушь и полная бессмыслица, я немного обнадежился, а вдруг мы правда сегодня найдем их, но все равно страшно злился, ты же отдала мои вещи, хорошо хоть, не отдала фотоаппарат и мои снимки, сказал я, и тут ты подняла голову взглянуть на меня и сказала, ну и что, мою книжку без картинок и мой рюкзак я тоже сменяла, а их-то на что, спросил я, на шляпы, ответила ты, одну мне, другую тебе, и показала пальцем на две шляпы, они валялись на земле в нескольких футах от тебя, одна розовая, другая черная, розовая будет твоя, а черную я возьму себе, сказала ты, а я давай глубоко дышать, чтобы еще сильнее не разъяриться, и уселся на землю рядом с тобой и подумал, а что, может, ты и права, во всяком случае, я понадеялся, что права, и нам больше не нужны все эти вещи, если мы и правда уже скоро найдем ма и па или они сами когда-нибудь вскоре найдут нас, я же видел горы Чирикауа недалеко, к востоку, и теперь, когда наступило утро, они оказались не такими уж высокими и ближе к нам, и карабкаться на них будет легче, чем мне казалось вчера во время бури, и, вероятно, мы всего за несколько часов долезем до самой высокой вершины, где Каньон Эха, и я щурился, чтобы мне было лучше видно, пока я изучал взглядом зазубренную кромку гор, где там самая высокая вершина, и жалел, эх, был бы у меня бинокль, и тут ты спросила, ну ты будешь на завтрак грязный пирог или как, и я улыбнулся тебе и сказал, да, пожалуйста, от кусочка не откажусь, и потянулся за шляпами, которые ты выменяла на наши вещи, и передал тебе розовую, а ты сказала, э-э, нет, моя черная, и мы с тобой давай мерить шляпы, то ту, то другую, а розовая и правда хорошо сидела на моей голове, а твоя смешно съезжала тебе почти на глаза, зато хорошо шла тебе, а ты была такая серьезная, когда резала грязный пирог большими кусками, а потом мы понарошку ели их прутиками, интересно, куда именно идут четверо детей, гадал я, пока делал вид, что жую, дойдут ли они, куда им надо, поможет ли им карта, я надеялся, что да, если они пошли напрямую, то еще до заката смогут дойти до железной дороги, я уверен, что дойдут, повторял я себе, пока мы с тобой собирались, чтобы идти дальше, и когда уже шли к горам впереди нас, я уверен, они скоро дойдут до железной дороги, и нам с тобой самим шлось легче и быстрее, чем я сначала думал, потому что солнце еще стояло низко и еще не наступила жара, а мы поели и отдохнули, и потому не уставали, и не так мучились жаждой, как накануне, и уже скоро дошли до склона гор и начали взбираться вверх по крутой тропке среди высоченных каменных столбов Чирикауа, они высились, как тотемы или небоскребы, и мы взбирались все выше, к самым высоким вершинам, взбирались и взбирались, шли и шли, пока не добрались до высокой долины, она отливала красным и желтым в лучах солнца, эта высокая долина, которую нам давно еще описывал па, но была еще прекраснее, чем он описывал, и мы долезли до самой высокой точки, куда там только можно долезть, и с нее увидели всю остальную долину, а потом нашли маленькую неглубокую пещерку и решили в ней немного передохнуть, мы же знали, что пришли правильно, потому что па как раз и говорил нам про такие пещерки, маленькие и неопасные, говорил, в них не бывает медведей или других зверей, потому что они слишком тесные и неглубокие, чтобы в них прятаться большому зверю, а когда мы немного отдохнули, тем более у нас теперь были шляпы и лук со стрелой, мы решили поиграть в апачей, как раньше играли с па, и я спрятался за углом скалы в пещерке, а ты тоже где-то там пряталась, и ты должна была искать меня, а я искать тебя, и кто первый найдет другого, тот должен крикнуть «Джеронимо», и тогда он победил, такие были правила, и я все еще прятался за скалой, когда ты ловко подкралась ко мне сзади и прокричала «Джеронимо», такая ужасно гордая собой, что победила, ты прокричала так громко, что твой голос мгновенно разнесся и вернулся к нам, четкий и сильный, «еронимо, онимо, онимо», тогда я тоже крикнул «Джеронимо», хотел проверить эхо, и мы услышали, как оно отскакивает от скал и возвращается к нам даже более сильным и долгим, «Джеронимо, еронимо, онимо, онимо», и мы с тобой ошалели от облегчения, или от радости, или от того и другого, потому что это оно и было, самое сердце Каньона Эха, мы нашли его, и вдруг мы с тобой как с цепи сорвались, в смысле с цепи по-хорошему, и давай хором орать наши имена, так что назад к нам прилетала какая-то мешанина, типа «ерофис, ерофис, фис», и я сказал, чш-ш-ш, цыц, и приложил указательный палец к губам в знак, чтобы ты секунду помолчала, потому что была моя очередь, это почему это, спросила ты, а я ответил, потому что я старше, и как раз набирал в грудь побольше воздуха, чтобы как следует прокричать мое имя, Быстрое Перо, и вдруг, я и приготовиться-то не успел, оба мы услышали кое-что другое, громкое, четкое и знакомое, оно летело к нам издалека, но прямо в нас и отдавалось от каждой скалы в долине, «очис, очис, очис», а сразу потом донеслось «трела трела, рела», и слова вдруг застряли во мне и не шли из живота наружу, потому что мой живот весь заполнился чувствами, как громом и вспышками молний, а голова заполнилась восторгом, ура, они нашли нас, наконец-то, и я на радостях даже лишился дара что-нибудь сказать, но все же смог, набрал побольше воздуха и как крикну, Быстрое Перо, и мы услышали, как оно возвращается к нам, мое имя, «перо, еро», и еще услышали, как они кричат нам «мы идем к вам, квам, вам», и, по-моему, что-то типа «стойте где стоите, ите, ите, ите», и ты стояла где стояла и сначала секунду помедлила, а потом тоже набрала столько воздуха, даже живот у тебя выпер, и выкрикнула его, выкрикнула свое прекрасное имя, и оно вернулось к нам сильным и мощным и заполнило весь воздух