Семейные портреты - Тамара Михайловна Афанасьева

тянется, пристает, уроки делать мешает, зовет играть, гулять. Как хвостик, за старшей сестрой везде плетется. Даже когда подрастает, ревет вслед спешащей на свидание сестренке: «И я с тобой».

Потом меньшой идет в школу. И новые заботы у старшей.

— Позанимайся с ним, — просят родители, — мы не знаем программы (или все уже перезабыли).

А сколько обид и ссадин принимает на себя старшая, защищая в дворовых баталиях своих подопечных! Сколько горьких слез прольет, когда ей влетает от родителей за то, что прозевала, недоглядела и шишка появится уже у младшего.

И при всем при этом все лучшее, все самое вкусное не ей, младшему. И еще она не должна обижаться, ревновать. У нее, видишь ли, все это уже было, может, даже щедрей, поскольку первая… Что ж, все это верно, но что нам за радость от позавчерашних ласк матери, что за удовольствие от позапрошлых забав и сладостей. Нынче-то все мимо рта. Но в будущем взрослые обещают немалые преимущества от нынешних ее забот и работ. Первенцы в большой семье, как правило, легче и быстрее становятся самостоятельными, лучше переносят всяческие жизненные испытания. И грядущее материнство им не в тягость: все-таки немалый опыт ведения хозяйства приобретен, и с младенцем обращаться научилась. И конечно, надежда есть, что все ее старания зачтутся ей меньшими, и не оставят они ее своей поддержкой в тяжкую годину.

…В тяжкую годину? Как поведут себя во время сестринской невзгоды младшие, бог весть. А вот мне довелось видеть удивительные примеры самоотверженности старших в военную пору. Помню блокадный Ленинград. В школьной столовой, где нам выдавали скудное дополнительное питание, сразу было видно, кто сам здесь кормится, ни о ком не заботясь, а кому надо свою порцию делить с младшими. Никто не удивлялся тому, что иные девчонки только отхлебнут ложку-другую щей из темных листов капусты (из хряпы, так мы называли это едиво), все остальное сливают в стеклянную банку с металлической крышкой или в солдатский котелок.

Как взрослые, обсуждали мы насущные проблемы жизни: где можно отоварить карточки без прикрепления и как лучше растапливать «буржуйку». В то время эта наука была важней всех школьных предметов. Написала эти строки и подумала: уже пора переводить непонятные для молодых слова. Что за «карточки», куда «прикрепленные», как это — «отовариваться», что за «буржуйка»?.. Мы хорошо знали смысл, заложенный в вечных словах: «хлеб», «вода», знали истинную цену жизни и смерти. Оттого нашим родителям не приходилось ломать голову над тем, как приобщить нас к взрослой жизни, как преодолеть переходный период. У нас не было «перехода», мы сразу становились взрослыми. И по полному счету отвечали за себя и за передоверенных нашим рукам младших. Ведь в сражающемся городе, как и во многих тыловых, матери нередко были на казарменном положении, днями и неделями не покидали своих рабочих мест. И весь дом тянули девчонки, (а то и мальчишки, которых еще на завод и в ремесленное не принимали). И вытаскивали, выхаживали своих сестренок и братишек, ставили их на ноги, сохраняя отцу с матерью радость и надежду.

Однако стоит ли вспоминать эти страшные времена, если приобретенный тогда опыт никаким боком не применим в мирной и сытой жизни?

Ну что ж, чем меньше физических страданий выпадает на нашу долю, тем острее мы реагируем на нравственные коллизии, что ранят или лечат наши души. А роль старших детей, в особенности «маленькой мамы», в системе семейных отношений огромная. От нее во многом зависит микроклимат семьи. Она может стать своего рода амортизатором в случаях, когда между родителями и младшими детьми создастся барьер непонимания. Она еще не забыла себя маленькой, но уже понимает всю сложность жизни и труда отца и матери.

Теперь мы грамотные. Знаем, что нужно быть к подростку особо чуткими и внимательными, щадить его самолюбие и т. п. А самим подросткам бывает невдомек, что у пожилых людей свой «переходный возраст», что и к ним нужно быть чуткими и внимательными. И когда у старших не хватает терпения, а у меньших соображения, тут-то очень нужна «маленькая мама» — миротворица. Случается, обе враждующие стороны сердятся на «непринципиальную позицию» дочери-сестры. А для нее бывает важней не столько выяснить, кто прав, сколько восстановить в семье добрые отношения. И она просит разгневанную мать забыть обидные слова, сказанные ее меньшими чадами по молодости, по глупости. Через несколько лет они научатся больше ценить то, что ими сейчас воспринимается как деспотизм и покушение на их независимость — родительскую заботу, предостережение от ошибок. Своим же меньшим братьям и сестрам она рассказывает, как сама прошла через эту горькую пору, когда рвала с кровью нежную связь с самыми родными людьми, как теперь стыдится собственных глупостей и дерзостей.

Потом наступает новая забота и тревога для старшей: братишка влюбился, братишка женится. Ей, как и матери, надо стойко пережить и это испытание: утрату влияния на младшего. Иные сестры появление в доме невестки переживают крайне остро. Тут приходит на память еще одна народная пословица: «Невестке лучше иметь восемь деверей, чем одну золовушку», то есть лучше, если у мужа восемь братьев, чем одна сестра. Я долго искала научное обоснование такому обыденному мнению. И нашла.

Ревность, самая настоящая, жгучая, хотя и часто неосознаваемая, терзает сердце сестер и мешает им быть справедливыми по отношению к подругам братьев. Нередко из-за этого разваливается семейное благополучие горячо любимого брата.

Как мне призналась недавно вполне разумная и интеллигентная женщина, она, сознавая причиняемый брату вред, объективно мешает ему наладить жизнь и со второй женой.

«Когда он приходит в мой дом, я готовлюсь к его визиту более продуманно и тщательно, чем к встрече с собственным возлюбленным. Я сама внимательность и доброжелание, показываю, что понимаю его так, как «та» его, конечно, понять не может, как и я сама не понимаю своего мужа. Мне важно, чтобы всегда сравнение было не в пользу «той», которую я терпеть не могу».

Ситуация, как видите, особо сложная: тому, кто не знает, можно рассказать, не понимает — доказать, а что сделать, когда человек действует с полным сознанием вреда, а перемениться не хочет? Либо страсти правят нами, либо мы ими. В том числе родственные. Они все же одни из самых сильных и неистребимых, даже если