Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести - Владимир Маркович Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плохо стало Семёнову работать. В ушах звенело, к горлу подкатывала тошнота, и серая от лунного света стена, в которую вгрызалась лопата, казалась багрово-красной. Всхлипывая и хрипя, он почти что в беспамятстве поднимал и поднимал лопату, сбрасывая новые пласты снега, и казалось ему, что работе этой нет конца. Переступая свинцовыми ногами по ступенькам-пазам, он втискивался в нишу и отдыхал, всё меньше боясь, что замёрзнет. А когда пошарил вверху рукой и нащупал трап — не поверил, а поверил — почувствовал такой прилив радости, что в гудящей голове просветлело, а из сухого и шершавого, как наждак, рта вырвался ликующий крик. Обеими руками вцепился Семёнов в нижнюю перекладину трапа, повис на ней и тут же понял, что совершил большую, а может, непоправимую ошибку.
Нельзя было лишать ног опоры! Не подумал об этом и повис на перекладине тяжёлым мешком, раскачиваясь наподобие маятника. Сил-то подтянуться нет, кончились силы, растворились в нише, как сахар в кипятке. Ох, как не хотелось отпускать трап, а пришлось: разжав руки и рухнул на дно шурфа — мягко, на горку выбранного из ниши снега. И хотя отчаяние, скверная мыслишка о безысходности снова затуманили мозг, вспомнил всё-таки — надел каэшку, чтобы не застудить разгорячённое тело. Отдышался, прояснив себе сделанную им ошибку, сбросил каэшку и по готовым ступенькам стал карабкаться наверх. Добравшись до воткнутой в нишу лопаты, передохнул и начал сантиметр за сантиметром удлинять нишу. Много раз им, как утопающим при виде спасательного круга, овладевало искушение ухватиться за трап, но Семёнов заставил себя даже не смотреть на него, пока он не оказался ниже уровня колен.
Теперь предстояло самое главное. Трап висел сантиметрах в семидесяти от стены, и действовать нужно было с холодным рассудком, наверняка. Семёнов несколько раз отрепетировал в уме все стадии прыжка — несколько раз потому, что уж очень велика была цена неудачи, — и бросил своё тело вперёд. Удачно бросил — попал ногами на нижнюю перекладину и мёртвой хваткой вцепился руками в боковые верёвочные переплетения трапа.
И тогда поверил, что остался жить.
Люди спали, и хотя время подъёма уже миновало, Семёнов решил сначала привести себя в порядок, чтобы не показываться в растерзанном виде и не вызывать ненужные вопросы. Преодолевая тошноту, выпил четверть стакана спирта, сбросив мокрую от пота одежду, вымылся и оделся во всё сухое. Хорошо, тепло стало, так бы и улёгся сейчас в постель, но нельзя. Посмотрелся в зеркало, причесался, смазал гусиным жиром помороженное лицо и только тогда поднял Пашку — объявлять побудку. И отправился к себе. Когда же ребята уселись за стол в кают-компании, вышел к ним, будто только-только встал. За полдником ребята пошучивали, что Николаич проспал побудку, а Севка Мирошников пожаловался:
— Николаичу что, у него комната отдельная, спи себе вволю. А у нас Петрович так храпел над ухом, что я два часа проворочался.
— Невезучий ты, Севка, — посочувствовал Семёнов. — Так любишь поспать, а ещё не начальник.
И стал с наслаждением пить горячий кофе.
Да, тогда его спас случай… Нет, не случай, а те несколько мгновений, в течение которых зародилась и сверкнула мысль о лопате. Здесь она тоже должна быть — лопата. Должна!
Семёнова забило от волнения, которое охватывало его всегда перед рождением спасительной идеи. Он отключился от всего на свете и напрягся, словно собирая в кулак все силы своего мозга Ну? Где-то здесь лежит лопата… Где? Где она, чёрт бы её побрал?
Молнией сверкнуло: вот она!
Хорошо, теперь всё спокойно разложим по полочкам. Разложили. Прикинули, проверили, уточнили.
Семёнов вскинул голову.
— Всех прошу подойти поближе… Так. В первом дизеле где трещина?
— В крышке цилиндров, — по-ученически ответил Дугин.
— Во втором?
— Ну, в блок-картере, — подсказал Филатов.
— Значит, в каждом из дизелей имеются вполне пригодные части, так?
— Ну, так, — согласился Дугин. — А что из того, Сергей Николаич? Не собирать же из двух дизелей один, никаких сил не хватит.
— Тем не менее именно так мы и поступим.
— Размонтировать крышку цилиндров? — недоверчиво спросил Филатов. — Ну, скажу я вам…
— Ты что, серьёзно, Николаич? — удивился Бармин.
Семёнов уловил взгляд Гаранина: в нём были гордость и восхищение.
— Из двух дизелей будем собирать один, — повторил Семёнов. — Это не шутка, Саша, это приказ.
Логика
— Приказ — штука серьёзная. — Бармин насупился. — Приказ нужно выполнять. И всё-таки, Николаич, дай слово.
— Говори.
— Помнишь, как мы начинали здесь первую зимовку?
— Ещё бы, Саша.
— Нас пришло сюда вместе с походниками двадцать пять человек. Жили мы в натопленных балках, на работу выходили сменами, по часу. По часу, Николаич! И то далеко не все выдерживали, кое-кого приходилось освобождать. Ничего не преувеличиваю, Андрей Иваныч?
— Ничего, Саша. Ты даже рисуешь, пожалуй, слишком розовую картину.
— На собрании положено сидеть в тепле, — заметил Филатов. — До печёнок пробирает. Запустить АПЛ, что ли?
Мощное пламя авиационной подогревальной лампы быстро согрело воздух в небольшом помещении дизельной электростанции. На потолках и на стенах растаял иней, запотели окна. Но дышать стало заметно труднее: и бензин не сгорал полностью, и слишком много кислорода съедало пламя. Пришлось настежь распахнуть дверь.
— Баш на баш. — Дугин махнул рукой. — Антарктиду не натопишь.
— Говори, Саша, — напомнил Семёнов.
— Начало первой зимовки не в счёт, — продолжал Бармин. — Мы создавали станцию на голом месте, и другого выхода у нас не было. А потом, Николаич, по нашему с тобой предложению было решено так: каждая новая смена, прибыв на Восток, получала неделю на акклиматизацию. Лучше бы, конечно, дней десять, но это уже непозволительная роскошь. И первую неделю на Востоке никто не имел права работать — напрягаться и делать резкие движения, поднимать тяжести. А кто нарушал — харкал кровью и выбывал из строя. Не лакирую действительность, Андрей Иваныч?
— Нет, Саша. — Гаранин невесело усмехнулся. — Теперь ты художник-реалист.
— Дальше. Нам нужно из двух дизелей собрать один: размонтировать крышки цилиндров и открутить две дюжины этих гаек, которые приросли намертво к болтам. Чепуха! Пустяк для пяти здоровых мужиков. Детская игра! Где угодно, но не на Востоке. Мы ещё
