За Тридевять Земель - Игорь Скарбек

На этот раз у прародителей следовало получить лишь один совет: следует ли отрывать Сакральный Нож Войны и начинать Великий Поход Священной Седельной Сумки или нет? Ровно в полночь Пожиратель Молний должен будет возвестить волю предков. Но для того, чтобы апичуйбо мог совершить путешествие в Потусторонний Мир и говорить там с Душами Предков, ему непременно нужны были посредники. Роль посредников между живыми и мертвыми могли выполнять лишь Злые Силы Тени. И Пожиратель Молний, уже с вечера удалившись в знахарское типи, начал священнодействовать, призывая Нечистую Силу. Священнодействие это сводилось в основном к одурманиванию себя ядовитым ягодным напитком толоачо, заедаемым наркотическими лепешками из мякоти пейоты. К полуночи, когда вокруг Учеакуочуке горело десятка полтора ароматических костров, апичуйбо Пожиратель Молний, дойдя до состояния невменяемости, общался у священного камня с Самим Сатаной, который кормил его огненными грибами и объявлял волю Предков...

Ближе к утру мистерия кончилась. Все предвещало благоприятный исход войны с бледнолицыми. Души Предков, по словам апичуйбо Пожирателя Молний, дали свое добро на отрытие Ножа Войны. Впрочем, этот, казалось бы, неоспоримый довод иных мог и не устроить. Согласно обычаю последнее слово оставалось за Великим Советом Вождей, хотя в случае иного указания Душ Предков Совет не собирался бы вовсе...

Вот уже более часа семнадцать индейцев-апихойбо, усевшись в круг, торжественно и сосредоточенно передавали из рук в руки раскуренный калюмет, однако не было сказано пока ни слова. У каждого была своя мысль, каждый заранее принял решение, но в то же время каждый понимал, что уж коли он дал свое согласие принять участие в Великом Совете Вождей, то ему придется подчиниться воле большинства. Калюмет, переходящий теперь по кругу, служил не только незыблемым символом мира, но и символом покорности. Ну а воля большинства будет, несомненно, на той стороне, которая окажется более красноречивой. Известно, что молчаливые индейцы — самый красноречивый народ в мире, в этом отношении они вполне могли бы поспорить со знаменитыми древнеримскими ораторами. Недаром первые европейцы, пересекшие Атлантику, окрестили их «римлянами Нового Света». Можно с уверенностью сказать, что на Совете Вождей всегда торжествовало мнение самого красноречивого — это вовсе не являлось признанием силы демагогии, это была дань таланту, дару, ибо уважающий себя индеец в отличие от европейца никогда не позволит себе говорить не по существу. Оратора здесь никогда не перебивали, равно как никогда не допускалось здесь хотя бы малейшей, будь то злобной, иронической и даже доброжелательной реплики в адрес выступающего — он мог высказываться сполна, мог говорить столько, сколько считал необходимым; остальные были обязаны выслушать его до конца.

Апихойбо выступают по старшинству, и потому первым взял слово Кабанья Голова из племени майду. С достоинством поклонился он участникам Совета и сказал так:

— Тропы между нами заросли травой и колючим чапарралем, их прервали буреломы, и за туманом, который застлал нам глаза, мы давно уже перестали видеть друг друга. Братство наше распалось, и дух единства мертв. Бледнолицые сеют измену среди наших братьев, натравливают одно племя на другое, и если мы не обновим дружественной цепи, мы погибнем! Я сказал.— В голосе его прозвучала великая печаль...

— Бледнолицые хотят уничтожить всех свободных индос бравос,— поддержал Кабанью Голову Помпонио.— Мы должны не забывать и о наших братьях по крови, индос мансос, томящихся в неволе, влачащих свою жизнь в цепях; за малейшую провинность их завертывают в кожи и оставляют умирать медленной смертью под раскаленными лучами Дневного Светила. Если мы не поможем им, то никто не встретит наши вечно гонимые души на Песчаных Холмах Царства Мертвых. Я сказал... .

— Жизнь наша была прекрасна от великой радости, которую дарили нам наши меньшие братья, обитающие в горах и лесах, свободно плавающие в реках и озерах, вольно парящие под облаками,— это были наши друзья. Бледнолицые же сделали из них своих врагов. Они не щадят даже священного Кондора — тотема моего племени. Оскорбляя нас, они истребляют эту гордую птицу всего лишь для того, чтобы понаделать сумок из кожи их шей для проклятого желтого песка! — с негодованием воскликнул Гем-ле-ле.

Никто не посмел возразить выступавшим. Даже апихойбо тех племен, что находились обычно в состоянии войны, согласно наклоняли головы, едва очередной оратор заканчивал свою речь. На удивление, все без исключения индейцы были не только едины в решении — отложив на время собственную вражду и раздоры, освободить индос мансос, предать воле священного огня ненавистные миссии и пресидии бледнолицых,— но и немногословны. В заключение каждый апихойбо получил назад свое оружие — во избежание недоразумений на Совете оно всегда предусмотрительно оставлялось за пределами типи.

Ближе к вечеру апичуйбо-некроман вместе со своими помощниками хойбо удалился в знахарское типи — добывать священный огонь, необходимый, дабы умилостивить духов, чтобы зажечь от него очаги и костры, без чего непозволительно было готовить угощение к предстоящему пиршеству...

Участники добывания огня расселись вокруг Священного Очага, по бокам которого стояли Сакральные Столбы. По ним к камлающим чуйбо должны были спуститься духи. Некроман достал из потайного места завернутые в шкуру горного льва плоскую дощечку и несколько круглых палочек, украшенных магическими знаками. В дощечке имелось несколько круглых ямок по толщине палочек, от каждой из которых была прорезана неглубокая канавка. Апичуйбо положил дощечку на очаг, насыпал в канавку истолченных сухих кореньев и, пока двое его помощников придерживали эту дощечку, сам принялся быстро-быстро вращать ладонями вставленную в одну из ямок палочку. Прошло время, и от обуглившегося дерева вспыхнула искорка, потом другая... Сначала задымились неведомые растения, а спустя еще немного показалось и само пламя. Типи наполнилось запахами благоуханных трав. В продолжение всего этого священнодействия другие хойбо, припевая и приплясывая, колотили палками, украшенными перьями и погремушками, по Сакральным Столбам, приглашая духов снизойти к Священному Очагу. Индейцы Калифорнии с благоговением относились к огню, почитая его первоосновой мироздания. По их представлениям, Вселенная некогда представляла собой один Огненный Шар, который стал Матерью Огня. Поэтому все, что относилось к огню,— от очага до раскаленных камней, которые индейцы бросали в свои ишкаты, приготавливая пищу, было для них священно... Из знахарского типи огонь понесли по хижинам-шалашам межплеменного атепеля. Всю ночь готовили угощения — пекли, жарили, варили. А в знахарском типи, где ярко пылал очаг, полный горящих углей, багровое сияние озаряло лица собравшихся в круг чуйбо. Услаждая духов, они жгли табак. На жертвеннике стоял «черный напиток», рядом лежали смазанные медвежьим жиром плоды — все это предназначалось для Великого Духа Огня.