Россия на историческом повороте: Мемуары - Александр Керенский

Здесь не место для подробного рассказа о том, как был создан Совет, однако хотел бы подчеркнуть, что его первый Исполнительный комитет был сформирован не на основе выборов, а просто на основе кооптации. К вечеру его состав, куда первоначально входили социалисты-революционеры и меньшевики, расширился за счет представителей народных социалистов и трудовиков. Большевики в создании Совета никакого участия не приняли и даже отнеслись к нему враждебно, поскольку существование его, видимо, не входило в их планы. Впрочем, ближе к ночи они тоже передумали и в Исполнительный комитет вошли Молотов. Шляпников и еще один или два их представителя.

С появлением большевиков сама сущность Совета как-то неожиданно изменилась. По предложению Молотова было решено, несмотря на протесты меньшевиков и некоторых социалистов-революционеров, обратиться ко всем частям Петроградского гарнизона с предложением направить в Совет своих депутатов. В результате возникла организация рабочих, в которой из трех тысяч членов две трети составляли солдаты и лишь одну тысячу — рабочие.

Размышляя о прошлом, не могу не вспомнить тогдашнего своего ощущения, что результатом внезапного изменения позиции большевиков в отношении Совета явился их успех в создании несоответствия в пользу военных: солдаты в Совете открыли большевикам прямой доступ в казармы и на фронт. И конечно же это также дало большевикам и другим лидерам Совета, таким, как Стеклов, который им симпатизировал, мощное оружие для ведения политической борьбы, особенно в столице, где гарнизон был особенно велик. Весьма знаменательно, что Стеклов настаивал на включении в конституцию Временного правительства пункта, запрещающего вывод из Петрограда тех воинских частей, которые, как считалось, приняли участие в борьба против монархии.

Еще одним важным преимуществом Совета было психологическое воздействие размещения его в Таврическом дворце. В глазах политически неискушенных обывателей из-за непосредственной близости Совета к новому правительству этот институт представлялся им в какой-то мере равнозначным правительству и посему обладавшим властью в пределах всей страны. Более того, весьма условный и сдержанный характер той поддержки, которую оказывал Совет новой власти, неизбежно превращал в глазах рабочих и солдат наше истинно демократическое правительство в подозрительный по своим действиям «буржуазный» орган.

В этом меня окончательно убедила моя официальная поездка в Москву, которую я совершил 7 марта от имени Временного правительства. Когда я встретился с членами Московского Совета рабочих, его председатель заявил мне: «Мы приветствуем вас как заместителя председателя Петроградского Совета рабочих депутатов. Рабочие не желают, чтобы их представители входили в состав нового кабинета. Однако мы знаем, что пока вы являетесь его членом, мы избавлены от предательства. Мы вам доверяем».[99] Такое выражение доверия только к одному члену правительства, а не к кабинету в целом было абсолютно недопустимо и в открытой форме отражало опасность, заключенную в той ограниченной поддержке, которую оказывал Совет новой власти. Из «благожелательной оппозиции» Совет превратился в источник безответственной критики нового правительства, которое он обвинял во всякого рода «буржуазных» грехах.

Не хочу быть односторонним или отрицать положительные аспекты работы, проделанной Советом. Помимо того что Совет добился восстановления дисциплины не только на заводах, но и в военных казармах, он внес огромный вклад в организацию регулярного снабжения Петрограда продовольствием, а также сыграл в высшей степени плодотворную роль в подготовке преобразовательных реформ во всех сферах. Его представители также предприняли попытки, не всегда, правда, успешные, восстановить нормальные отношения между солдатами и офицерами. Как Петроградский, так и Московский Советы направили на фронт многих мужественных и достойных людей, которые действовали в качестве комиссаров в различных фронтовых комитетах.

Повседневная критика, которую газета Совета «Известия» обращала в адрес правительства, была и полезна, и необходима, и правительство не боялось и не отвергало ее. Подобная критика, исходившая тогда со всех сторон, — как от Исполнительного комитета Думы, так и от правой прессы, — являлась неизбежным спутником демократии. Вред приносило лишь намеренное распространение лжи в целях подстрекательства масс.

Распространялись инсинуации, будто правительство намеревается возродить различные аспекты ненавистного прошлого. К счастью, при неограниченной свободе печати, общественное мнение — особенно наиболее ответственные органы демократической и социалистической прессы, — как правило, легко справлялось с такого рода экстремистской демагогией.

Главная трудность отношений с Советом заключалась в том, что руководители тех социалистических партий, которые возглавляли его, не ограничивались разумной критикой действий правительства, а стремились вмешиваться в дела политические. Отрицая это на словах, они на деле часто забывали о границе между критикой и вмешательством. Нередко они вели себя так, словно были облечены государственной властью, пытаясь даже вести свою собственную внешнюю политику, обвиняя правительство в «империалистических» замыслах.

Наилучшим образом характеризуют этот произвол Исполнительного комитета некоторые подробности его вмешательства в наши отношения с бывшим царем и его семьей.

Подписав акт отречения, Николай II 3 марта вскоре после полуночи выехал из Пскова в расположение Ставки в Могилеве, чтобы попрощаться со своими подчиненными, которые проработали под его руководством почти два года. Хотя переезд совершался в личном поезде и в сопровождении его обычной свиты, сам этот факт не вызвал никакого беспокойства ни в правительстве, ни в Думе, поскольку бывший царь был теперь в полной изоляции и не мог предпринять каких-либо самостоятельных шагов.

Вечером 3 марта в Таврическом дворце проходило второе заседание правительства. В какой-то момент, не помню точно время, меня вызвал с заседания член Исполнительного комитета Совета Зензинов. Не скрывая чувства тревоги, он спешил предупредить меня, что среди членов Совета царит глубокое возмущение нежеланием правительства воспрепятствовать поездке в Ставку бывшего царя. Он сообщил, что подстрекаемый одним из членов-большевиков (я полагаю, Молотовым), Совет принял резолюцию, требующую ареста бывшего царя и его семьи и предлагающую правительству осуществить такой арест совместно с Советом. Резолюция предлагала также князю Львову определить позицию правительства на тот случай, если оно откажется действовать и Совет сам осуществит арест. Зензинов также предупредил, что в любой момент для переговоров с правительством могут прибыть Чхеидзе и Скобелев, которые с этой целью были делегированы Советом.