Огненное прикосновение - Линда Ховард

Энни расслабилась, большими глотками втягивая в себя воздух. Ее ребенок уже кричал, как котенок, издавая смешные мяукающие звуки. Рейф с ошеломленным видом смотрел на младенца.. Все еще обнимая Энни, он склонил голову и прижался к ее голове.

– Боже, – произнес он дрожащим голосом. Миссис Уикенберг, перевязав пуповину, перерезала ее,

потом быстро обмыла ребенка и дала подержать Рейфу, пока выходил послед и она занималась Энни.

Рейф оцепенел. Он не мог оторвать глаз от дочери. Она была меньше двух его ладоней. Она сучила ножками и беспорядочно махала ручками. Пока она не плакала, но быстрая смена выражений на ее личике заворожила его: она хмурилась, морщила ротик, зевала.

– Будь я проклят, – напряженно произнес Рейф. Дочь Энни. Он почувствовал что-то вроде удара в грудь – ощущение, очень похожее на то, которое он временами испытывал, глядя на свою жену.

– Дай мне посмотреть на нее, – выдохнула Энни, и с нежной осторожностью он положил младенца в ее руки.

Энни восторженно рассматривала крошечное личико, восхищаясь покрытыми пушком щечками и совершенным бутончиком ротика. Новорожденная снова зевнула, и на минуту ее туманные, еще блуждающие глазки открылись. Энни ахнула, увидев светлый, серо-голубой цвет ее глаз.

– У нее будут твои глаза! Посмотри – они уже сероватые.

Рейфу казалось, что девочка похожа на Энни, с теми же нежными чертами лица, уже сейчас различимыми. Однако волосы действительно были черными: они покрывали ее крохотную головку. Цвет волос его, черты – Энни, Плод их слияния, зачатый в момент такого наивысшего блаженства, после которого что-то в душе его изменилось навсегда.

– Дайте ей грудь, – предложила миссис Уикенберг. – Это поможет прийти молоку.

Энни рассмеялась. Она так зачарованно разглядывала свою дочь, что забыла сделать то, чему всегда учила своих пациенток. Немного смущенно она раскрыла рубашку и обнажила одну налившуюся молоком грудь. Миссис Уикенберг деликатно отвернулась. Рейф протянул руку и, взяв в ладонь теплый шелковистый холм, приподнял его и, когда Энни устроила младенца на сгибе руки, направил тугой сосок к крохотному, как клювик, рту и потер о губки младенца. Энни вздрогнула, когда девочка инстинктивно вцепилась и начала сосать. По ее груди разлилось горячее покалывание.

Рейф рассмеялся, услышав причмокивание. Его глаза сияли.

– Поторопись с обедом, – посоветовал он дочери. – У тебя есть дядюшка, который протирает ковер на полу, ожидая встречи с тобой. Или, может, он будет тебе дедушкой. Мы позже это обсудим.

Через десять минут Рейф вынес завернутую в одеяло новорожденную в комнату, где Этуотер действительно ходил взад и вперед, сжимая в руках свою шляпу, превратившуюся уже в нечто бесформенное.

– Это девочка, – сообщил Рейф. – Они обе в полном порядке.

– Девочка. – Этуотер заглянул в крохотное спящее личико. – Ну, будь я проклят! Девочка. Боже мой, Рейф, как нам удержать от нее подальше всех этих неотесанных бычков? Мне надо над этим поразмыслить.

Рейф ухмыльнулся, вытянул вперед руки Этуотера и положил на них младенца. У Этуотера сделался совершенно панический вид – все его тело оцепенело.

– Не делай этого! – вскрикнул он. – Я могу ее уро нить!

– Привыкнешь, – сказал Рейф без всякого сочувствия. – Ты же держал на руках щенков, правда? Она ненамного больше.

Этуотер нахмурился.

– Я же не могу взять ее за холку. – Он прижал девочку к себе. – Позор, твой собственный ребенок, а ты хочешь, чтобы я обращался с ней как со щенком.

Улыбка Рейфа стала еще шире, а Этуотер опустил глаза на спящую малютку, так уютно устроившуюся у него на руках. Через минуту он улыбнулся и начал покачивать ее.

– Должно быть, все это выходит само собой, правда? Как ее зовут?

Рейф спохватился. Они с Энни говорили об этом, выбирали имя и для мальчика, и для девочки, но сейчас он не мог припомнить ни одного из них.

– Мы ее еще не назвали.

– Ну, решайте скорее. Я должен знать, как мне называть это сладкое маленькое сокровище. И когда вы двое с следующий раз соберетесь завести ребенка, предупредите меня загодя, чтобы я мог уехать куда-нибудь в другое место. Клянусь, это слишком большое испытание для мужчины, – я думал, мое старое сердце не выдержит.

Рейф снова взял дочь на руки, чтобы вернуться к Энни. Он уже беспокоился и хотел поскорее оказаться рядом с ней.

– Дед должен оставаться поблизости, – сказал он. – Ты никуда не уедешь.

Этуотер посмотрел в его удаляющуюся спину. Дед! Дед? Ну, это вроде звучит неплохо. Ему уже за пятьдесят, в конце концов, хоть он и гордится тем, что выглядит моложе своих лет. Никогда раньше у него не было семьи, кроме Мэгги, а после ее смерти вообще никого. Невероятно страшно, но может быть, он и останется, присмотрит за Маккеем, чтобы с ним чего не случилось. Это занятие – быть дедом – похоже, потребует полного рабочего дня.

Рейф скользнул обратно в спальню и увидел, что Энни мирно спит. Миссис Уикенберг улыбнулась ему и прижала палец к губам.

– Пусть отдохнет, – прошептала она. – Она хорошо потрудилась и заслужила отдых. – Еще раз улыбнувшись, женщина вышла из комнаты.

Рейф сел на стул возле кровати, все еще держа на руках ребенка. Ему не хотелось класть дочурку. Она тоже спала, как будто рождение было для нее так же утомительно, как и для ее матери. Он и сам чувствовал себя довольно измученным, но спать не хотел. Он переводил глаза с лица Энни на лицо дочери, и его сердце так переполнилось любовью, что давило на ребра и почти перекрыло дыхание.

Девять месяцев назад он держал на руках индейского младенца и помогал Энни сохранить ему жизнь. Теперь он держал другого младенца, которому они с Энни тоже дали жизнь, но сейчас это была жизнь их собственных тел. С той минуты, когда он впервые увидел Энни, она перевернула всю его жизнь, дала ему то, ради чего стоило жить. И если оставшиеся годы не принесут ему ничего больше, он будет доволен, потому что и этого достаточно вполне.

Эпилог

В течение следующего десятилетия блестящий молодой банкир Дж. П. Морган организовал финансовый переворот, который уничтожил монополию командора Вандербильта на железных дорогах. Ни намеком никогда не упоминалось о бумагах Конфедерации, но Рейф считал, что Вандербильт, зная, что они у Моргана, не сражался с банкиром так упорно, как мог бы сражаться. Это была не та справедливость, которую выбрал бы Рейф, и не та справедливость, которую восстановил Этуотер в отношении Паркера Уинслоу перед тем, как подать в отставку. Но, возможно, это была та справедливость, которая сильнее всего ударила по Вандер-бильту.