Роман, написанный иглой - Вали Гафуров

— Скажите, вы всё время были рядом с Катей? — спросил он.

— В партизанском отряде несколько месяцев. А потом, когда она узнала от Рустама Шакирова, что вы живы, она решила добираться до своей части. Что из этого вышло, вы знаете…

Аня бросила мимолётный взгляд на Рустама. Тот сидел с постоянным теперь для него отсутствующим выражением лица. Но видно было, что слушал он внимательно.

— … Дальше я её след надолго потеряла. И вот, когда наш отряд присоединился к регулярным частям, и Пётр Максимович уже командовал полком, в части появилась Катя. Оказывается, — это она сама рассказывала — после госпиталя её отпустили с вами и Рустамом на побывку в Ташкент. А потом это роковое ранение.

— А где, когда и как она была ранена?

При этом вопросе веки у тёти Фроси чуть приметно дрогнули. Не открывая глаз, старушка как-то вся напряглась и почти перестала дышать, слушая этот печальный рассказ о дочери.

— В день победы у нас в части был большой праздник. Мы с Катей, бойцами и командирами весело распевали все советские песни, какие знали, танцевали. «Пусть день Победы будет и днём нашей свадьбы!» — договорились мы с Виктором, ещё когда воевали в партизанском отряде. Потом оказалось, что в этот день в нашем полку состоялось ещё две свадьбы. Проходили они весело и торжественно, под звуки полкового оркестра. Ночь напролёт звенели песни, слышались шутки и смех. Все выпили понемножку, но, конечно же, были возбуждены не только от вина. Победа!.. Долгожданная и дорого, кровью и смертями оплаченная Победа. Под утро мы большой группой отправились на берег речки. Ну совсем как русская речушка, несмотря на то, что в Чехословакии, Неширокая, тихая, вся в зелени. А по правому берегу — роща, одетая в нежную майскую зелень. Мужчины решили искупаться, а мы с Катей только умылись. Группа уже возвращалась в часть, когда из-за одного из придорожных домов раздались выстрелы. Несколько бойцов сразу бросилось к дому, сдёргивая на бегу с плеч автоматы. Остальные стали оказывать помощь раненым. Витю ранило тогда в бедро, меня — в левую руку, а вот Катю — в голову. Нас с Виктором в тот же день самолётом отправили на родину. В этом одесском госпитале и поместили. Катю же сразу не решились. Она была в очень тяжёлом состоянии. Потом, примерно через месяц, и её, как я уже говорила, переправили в Одессу. Состояние её не улучшалось. Она часто теряла сознание, звала маму, Федю… Однажды захожу я к ней в палату, а Катя лежит с открытыми глазами. Глаза голубые-голубые, ясные и чистые. «Ну, — думаю, — слава богу, кажется, всё самое страшное позади!» А Катя подвывает меня и говорит: «Надо написать письма Феде и маме…» — Конечно, — отвечаю, — надо… Они ж, поди, извелись там все. Сколько времени от тебя ни строчки!» Катя стала диктовать. Но только продиктовала она первые строчки, у меня сердце оборвалось. «Катя, — так и хотелось крикнуть мне, — Что это ты диктуешь?!.» Глянула, а глаза у неё сухие, горят, потемнели. «Пиши!» — потребовала она. Я пишу, а буквы прыгают, никак их сквозь слёзы не разгляжу. Кончив диктовать, Катя устало закрыла глаза. Потом снова потеряла сознание и, не приходя в себя, умерла…

И опять все долго и тягостно молчали. Рустам понимал, что надо как-то разрядить эту гнетущую обстановку. Но как?

— Аня, а сколько сейчас времени? — пришло наконец спасительное решение.

— Чуть больше одиннадцати.

— Тогда сделаем так. Пусть тётя Фрося здесь отдыхает. А мы с Фазылом сходим в глазную клинику. Мне надо сегодня же встретиться с профессором Филатовым.

«Надо увести, хотя бы на время увести отсюда Фазыла, — торопился Рустам, беря палку и вставая. — Вдвоём женщинам будет легче. Ещё раз поплачут, изойдёт боль слезами, и полегчает…»

— А кто это тебе сказал, что я устала, сынок? — слегка даже обиделась тётя Фрося, с видимым трудом поднимаясь с кровати. — Пусть, Аннушка, Рустам с Федей идут. Дело у них важное. А ты проводи меня, хоть на могилку Катину гляну.

— Нет, нет, мама!.. — тут же решительно запротестовал Фазыл. — Сами вы кладбище не найдёте. Да и с Аней сейчас не надо ходить. Мы все вместе сходим. Вот только из клиники возвратимся с Рустамом.

— А может быть, по-другому сделаем? — предложила Аня. — Виктор обычно обедает дома. У него есть машина. Пообедаем и поедем на машине на кладбище. Побудем там, а потом можно съездить и в глазную клинику. Как ты считаешь, Рустам?

Рустам заколебался, не зная, как быть. Но потом первоначальное решение показалось ему всё же наиболее своевременным и правильным. Он повторил тихо, но настойчиво:

— Мы с Фазылом сходим в клинику. Это действительно очень важно, да и времени у друга моего в обрез… Кто меня, когда он уедет, будет водить по незнакомому городу?

— Рустам! — укоризненно воскликнула Аня. — Неужели ты среди чужих людей?! Как тебе не стыдно?..

— Прости, Аня!.. Я понимаю… Но ты ведь работаешь. А не то… — смущённо и растерянно забормотал Рустам. — Только сходить нам надо обязательно сейчас.

— Ну, сходите, — сдалась наконец Аня. — Только постарайтесь к обеду не опоздать. Погодите, погодите, а Фазыл-то как разберётся в незнакомом городе, куда идти? Может, мне вас проводить?

— Нет, вы с мамой оставайтесь, — встревожился Фазыл. — Мало ли чего… Ослабла она очень. А мы не заблудимся. Язык, кажется, говорят у русских, до Киева доведёт, а уж до клиники — тем более.

— Значит, так, — всё же начала объяснять Аня. — Дойдёте до госпиталя, туда вы теперь дорогу знаете, свернёте влево…

— Да ладно, ладно, — не удержавшись, слабо улыбнулся Фазыл. — В городе же люди есть, покажут, подскажут.

— Ну так смотрите, к обеду не опаздывайте, — напомнила напоследок Аня, направляясь на кухню.

Ни в какую клинику, конечно, они не пошли, Рустам предложил попросту побродить по городу. Фазыл сразу всё понял и благодарно сжал другу локоть.

Когда они вернулись, Солдатов был уже дома. Он быстро встал навстречу Рустаму, крепко обнял его, потом подал руку Фазылу.

— Ну вот и свиделись, товарищ Шакиров…

Аня умоляюще-испуганно глянула на мужа. Солдатов догадался о своей оплошности и осёкся. Тревожно посмотрел на Рустама. Все неловко молчали.

— Ничего, ничего, — успокоил Солдатова Рустам. — Не расстраивайтесь. Я уже стал привыкать… Люди же не виноваты, что словам можно придать разный смысл. Ну, как вы? Аня говорит — майор уже. Поздравляю!

Разговор не клеился. Вспоминать о войне, о партизанском отряде, о задании, с которым приходил в лес со своими друзьями Шакиров, он не решился. Это вольно или невольно снова бы привело к горестным воспоминаниям.

— А вчера здесь Пётр Максимович был, — нашёлся наконец Солдатов. — О вас вспоминал. Да он к вам в Ташкент и улетел. Семью забирать. Снова получил назначение на партийную работу в Нальчик.

— Я уже знаю, — ответил Рустам. — И очень сожалею, что не удалось с ним встретиться.

— Ну, как вы сейчас живёте? — осторожно поинтересовался Солдатов.

Рустам при этом вопросе заметно воодушевился.

— Сейчас лучше. Намного лучше, чем сразу после возвращения с фронта. Азбуку Брайля освоил. Даже решил книгу о войне написать. Обязательно в ней и о вас страницы будут, немало страниц. И о Петре Максимовиче.

— Ну, о Петре Максимовиче, безусловно, стоит. А обо мне-то зачем? — шутливо запротестовал Солдатов.

Он был рад, что гнетущая обстановка, вызванная его невольной обмолвкой, наконец разрядилась.

— … Сейчас собираюсь профессору Филатову показаться, — продолжал между тем Рустам. — Когда-то, ещё в Ташкенте, он крепко меня обнадёжил. Если обещания его сбудутся хотя бы наполовину — большего счастья мне не нужно.

— А вы разве сейчас не от профессора? — удивлённо спросила Аня.

— От него, только не застали в клинике.

Аня недоверчиво глянула на Фазыла, но ничего не сказала.

— Ну, а теперь за стол, — пригласила она всех.

После обеда Аня сказала мужу о их планах на сегодня, но Солдатов решительно запротестовал:

— Никаких разговоров на эту тему. Сегодня, я имею в виду. Вы посмотрите, на кого вы похожи! Вы что, совсем доконать себя хотите?

— Сынок, — начала было тётя Фрося, всхлипнув,

— Понимаю, всё понимаю. И потому так решительно против. И железо не всё выдерживает, а нервы — не железо… Пощадите хоть себя, если мы Катю уберечь не сумели…

В конце концов все согласились с Солдатовым и отложили поездку на кладбище на завтра в такое же время.

И после ужина хозяева и гости долго не вставали из-за стола. Проговорили далеко за полночь. Потом спохватились: все устали, особенно тётя Фрося, спать пора.

Тётю Фросю уложили на кровать, а все остальные легли на полу.

— Прямо, как в партизанском отряде! — пошутила Аня.

Через несколько минут все спали. Напряжение долгого дня всё же сказалось.