Чужая жизнь. Дилогия (СИ) - Агишев Руслан

– Б…ь! Хватай его!

– Адреналин кольните этому уроду, а то загнётся!

Лишь у самой лестницы, когда хрипевшее тело уже начали грузить в спец автомобиль, в это какофонию звуков ворвалось нечто новое, что, впрочем, тоже прошло мимо Бельского.

– Стойте! Стойте, я сказала!

– Да, пошла… Ой! Ваше Выс…. Ваше Высочество, прошу меня извинить…

– Отпустите его.

– … Ваше Высочество… никак нельзя. Сведения о нападении на государственного служащего уже ушла в систему фиксации. По хорошему, спецсудья уже начал рассмотрение дела по существу… Я просто не имею права, Ваше Высочество… Поймите меня. Я же под трибунал пойду.

– Иди, иди…

Это и все остальное, что происходило с ним в спецмашине, словно осталось за кадром фильма. Алексей скрипел зубами, пытаясь разгрызть специальную палку, вставленную ему между зубами. Рвался из удерживающих ремней, крепившихся к полку и потолку автомобиля. Словом, зверь в клетке.

… Отходить от последствий выстрела из блокиратора Алексей начал лишь в… камере. Как это ни странно, но в его случае, он, действительно, пришел в себя в самой настоящей камере изолятора особого режима категории «С». Приставка «С» очень многое могла рассказать знающему человеку: и про особый материал стен, потолка и пола камеры, и про встроенные автоматические блокираторы в стенах, и про тяжесть предъявляемых обвинений, и т. д.

– Камера, б….ь! – первое же, что выдал, парень, придя в адекватное состояние.

Ошибиться было невозможно: он попал в какое‑то спец учреждение. Его шаривший по небольшому помещению взгляд натыкался на все соответствующие атрибуты: небольшое решетчатое оконце под самым потолком, узкая строго заправленная кровать, унитаз за невысокой перегородкой, минимум иных предметов.

Парень пытался привести свои мысли в порядок, находившиеся в изрядном беспорядке после известных событий. Получалось с большим трудом. Все путала боль, остатки которой отдавались во всем теле.

– Вот тебе и закон, брат, – зашептал он, осматривая синяки на груди. – Хорошо отметелили. Грудина так болит, что вдохнуть сложно… Хорошо, еще про императора не вспомнил. Кхе‑кхе‑кхе, – вырвавшийся у него смех больше напоминал карканье старого побитого жизнью ворона. – Мне бы, наверное, еще статью про оскорбление императорской особы, впаяли. Чертовы дуболомы…

Заключение, как бы мы к нему не относились, позволяло о многом подумать в тишине и без лишних свидетелей, чем сейчас Алексей активно и занялся. О других занятиях здесь можно было смело забыть.

– И что у меня в «сухом остатке»? – он глазами снова пробежался по убранству камеру. – Физиономия в синяках, головокружение, тошнота… и, б…ь, отнятый дом. Неслабое богатство, мать его… Сам виноват.

Он качнул головой, соглашаюсь с последним.

– Сам, больше некому. На черта было всем им верить? Нюни развесил, уши распустил. Хвостиком передо мною махнули, я и растаял… Сколько раз уже обманывался. Надоело до чертиков.

В памяти всплыли точенная фигурка княжны Анны, которая без тени сомнения на лице рассказывала об обещании отца помочь Бельским. После вспомнил самого императора, что давал слово прижать Вяземских. Все обещали помочь, когда настанет время. Обнимали, улыбались, по плечу хлопали. Только время прошло, а толку никакого.

– Помогли… Лапшу на уши навешали… Никого не надо было слушать. Размазал бы всех этих уродов по стенке, как прошлых…, ‑ он лег на койку. – В следующий раз даже думать не буду…, ‑ отвернулся к стене и вскоре затих, провалившись в сон.

Сложно сказать, сколько он проспал. Может час, а может и все два. Перенесший сильную встряску организм словно выключился, ничего не чувствуя вокруг себя. Наверное спал бы и дальше, если бы не раздавшийся громкий металлический лязг двери.

Потирая глаза пальцами, Алексей поднялся и сел. Входная дверь камеры распахнулась и пропустила внутрь высокую молодую женщину в элегантном белом брючном костюме. У нее было решительное волевое лицо: четко очерченные скулы, поджатые тонкие губы, высокий лоб и давящий взгляд темных глаз. Напор и нетерпение чувствовались в ее резких, порывистых движениях. Вот и сейчас, незнакомка молча пересекла камеру, брезгливо смотрела стены, небольшой столик у окна. Затем одними кончиками пальцев, затянутых в перчатку, провела по однотонной серо‑зеленой стене. На нежной кожаной поверхности перчаток остался грязный след. Увиденное ей пришлось совсем не по нраву. Загорелись глаза, крылышки носа стали недовольно раздуваться.

– Дежурный! – вдруг выкрикнула она в сторону двери. – Что это?! Что это такое? – вбежавшему в камеру плотному мужчине в темно‑синем мундире службы исполнения наказаний ткнула в лицо испачканную перчатку. – Бардак развели! Не справляетесь? Поможем, понизим и отправим сортиры чистить, – она с торжествующей улыбкой кивнула его погоны дежурного. – А сейчас убирайся! Прочь!

Едва посеревший мужчина исчез за дверью, незнакомка подвинула стул и села на него. После по‑доброму улыбнулась Алексею.

– Хорошо, я это чучело пуганула? Побежал, наверное, остальные камеры драить. Напугался, что я дальше проверять буду, – подмигнула она парню, разглядывавшему ее во все глаза. – Смотрю не узнал меня? – подросток покачал головой. – Странно. Ученику императорской гимназии нужно знать в лицо одного из попечителей своего учебного заведения.

У задумавшегося Алексея внезапно вспотела спина. Узнал. Это же великая княжна Наталья Алексеевна, старшая дочь императора. Ведь ее фотография висела в холе гимназии на самом видном месте, мимо которого просто нельзя было пройти.

– Узнал, Ваше Высочество, – он попытался встать с койки, но от внезапнострельнувшей острой боли в ребрах свалился обратно.

Она махнула рукой. Мол, сиди болезный, вставать совсем необязательно.

– Что же ты такое устроил? Не мог позвонить в имперскую канцелярию? Или набрать номер Анны? Мы бы во всем разобрались, – укоризненно заговорила женщина, явно имя ввиду недавнее происшествие в Регистрационном комитете. – Надо было лишь на коммуникаторе пару кнопок нажать и с кем‑нибудь из нас связаться. Несложно, ведь. Зачем было так спешить?

Парнишка ответил ей взглядом исподлобья. Совсем ему не понравилось, что крайним решили сделать его. Он ведь все сделал, как они ему сказали. Сидел и не высовывался. Мать тоже успокоилась, решив, не подавать часть родовых активов для покрытия долга. За ними был следующий ход, которого Бельские так и не дождались. Разве императорской семье сложно было его защитить? Руководитель империи не мог снять трубку и уладить эту проблему с долгом?! Может ему и матери стоило безропотно согласиться со всеми претензиями Вяземских и освободить дом? Получается, император со семье просто наплевали на свои обещания

– … Ты потерпи немного. Государь‑император уже в курсе этой ситуации и предпринимает необходимые шаги, – продолжала цесаревна. – К сожалению, всесложнее, чем казалось сначала. Ты наворотил больших дел. Уже прошло предварительное заседание суда…, ‑ вновь посетовала она. – Больше не наделай глупостей. Слышишь меня? Держи себя в руках…

Алексей неопределенно хмыкнул. Получается, снова он виноват. В чем его вина? Он же по‑хорошему пришел в этот проклятый комитет, что хотел отобрать его дом! Хотел просто спросить, почему они вынесли такое решение. Его же с порога мордой об пол, фигурально выражаясь. Как к собаке отнеслись! Слова даже не дали сказать!

– … Через несколько дней состоится второй заседание суда. До этого дня ты должен тихо, как мышка сидеть, – говорила она, напирая на него взглядом. – Во всем слушайся своего защитника. Как несовершеннолетний, ты имеешь право на особый порядок рассмотрения своего дела. Мы все сделаем, как надо. Понял?

Княжна еще несколько минут убеждала его сохранять спокойствие и делать все так, как они договорятся. После мазнув по нему напоследок внимательным взглядом, она развернулась и вышла из камеры.

– Вот, братишка, и вся тебе помощь… Бла‑бла‑бла, – пробормотал Алексей с невеселой усмешкой на лице. – Они реально все тут охренели… Если до костюма дотянусь, по земле размажу…