Новобрачная - Жюльетта Бенцони

Роль, которую она играла сейчас, требовала, чтобы она надела их, но она не могла решаться на это, ибо это означало бы, что де Варенн победил и она подчинилась ему. Надеть их, значит предать своего деда, а также Антуана, который, возможно, жертвовал собой ради нее, и особенно Оливье, лежащего на смертном одре. Больше всего она думала о нем, испытывая беспокойство и угрызения совести. Еще недавно он раздражал ее, она находила его скучным без всякого на то основания, но сейчас его храбрость и преданность вызывали ее восхищение. Кроме того, он был ее последней надеждой: если он умрет, никто не сможет защитить состояние старого Тимоти и его наследницы от посягательств бессовестного охотника за приданым. Но даже не это больше всего ее тревожило. Она будет испытывать подлинное горе, если ей сообщат о смерти Оливье. Девушка положила на место футляры, закрыла шкатулку и спрятала ее на нижнюю полку шкафа.

Вечером она вышла к обеду, где было принято появляться при полном параде, даже если не было приглашённых, в простом платье их белого фая с кораллами и мелкими жемчужинами на шее и таким же браслетом, которые ей привез из Венеции дядя Юбер, но на руках не было никаких колец, и они казались голыми.

– Вам же привезли ваши драгоценности, – сухо сказал Франсис. – Значит вы не хотите носить обручальное кольцо?

Мелани спокойно взглянула в темные глаза маркиза и сказала с улыбкой:

– Думаю, что пока рано.

– Рано? Что вы этим хотите сказать?

– Ничего особенного. У нас испытательный период. От вас зависит, надену ли я его однажды или… верну вам…

– Правда? Тогда примите один совет, Мелани: постарайтесь привыкнуть как можно скорее, что вы навеки останетесь моей супругой. Я не очень терпелив и не собираюсь наложить на себя слишком долгое воздержание!

Он был в дурном настроении, ибо не смог убедить нотариуса семьи Депре-Мартелей выдать ему необходимую сумму денег для покрытия карточного долга. Поскольку со времени исчезновения старого Тимоти не прошел еще год, наследники не имеют права на получение наследства, и смерть Дербле ничего не изменит. Кто-то другой встанет во главе конторы и будет следовать распоряжениям, сделанным стариком.

После того как Франсис это сказал, в столовой наступила тишина. Альбина сделала попытку рассеять тягостную паузу, сказав весело:

– А не пойти ли вам в театр в один ив этих вечеров? В Комеди-Фрасез возобновили постановку «Маркиза Приола», и мне бы очень хотелось увидеть Ле Баржи[5] в этой роли. Говорят, она там великолепна…

Франсис вскочил так резко, что уронил свой стул, и слуга не смог его подхватить. Он побелел, а глаза его метали искры гнева:

– Вы что, издеваетесь, дуреха? Шутите? Вы удачно сострили, и я понял намек.[6]

Он вышел, хлопнув дверью, а Альбина, которая не сразу поняла свою промашку, разрыдалась и тоже убежала к себе, прижимая ко рту носовой платок. Мелани осталась одна в этой большой столовой в полной тишине, которая наступает обычно после грозы. Полен, прислуживающий за столом, осторожно кашлянул:

– Мадам маркиза будет кушать десерт?

– А почему вы должны меня лишить сладкого? А потом я бы выпила чашечку кофе.

Мелани спокойно, как ни в чем не бывало, закончила свой обед, находя, что внезапно наступившая тишина придала ему некоторую прелесть.

А вот ночь оказалась беспокойной. Около двух часов в дверь, запертую естественно на ключ и к которой она для верности придвинула комод, начали сильно стучать. Она услышала пьяный голос, который приказывал ей немедленно открыть. Франсис жаждал выполнить свой супружеский долг и громко орал какие-то непристойности. Заледенев от ужаса и отвращения, Мелани сдерживала дыхание, ничего не отвечая, чтобы еще более не разжечь страсть этого озверевшего пьяницы. Услышав еще более оглушительный удар в дверь, она вскочила с постели и натянула на себя домашний халат и туфли. Если дверь не выдержит, ей придется спасаться бегством через окно.

– Ты, потаскушка, откроешь или нет? – ревел вне себя Франсис. – Я не хочу ничего плохого!.. Наоборот, я хочу сделать тебе приятное.

Мелани спрашивала себя, неужели этот грохот не привлек внимания кого-нибудь в доме, и с облегчением услышала голоса матери и Полена, которые, по всей видимости, старались успокоить пьяного. Некоторое время слышались лишь крики, просьбы и укоры, среди которых выделялся низкий бас Полена и пронзительный смех Франсиса, когда он живописал, что он собирается сделать со своей супругой. Потом его смешки перешли в громкие рыданья:

– Она не хочет меня, твоя дочь! Ты слышишь, Альбина? Она меня не хочет! Ты должна ей сказать, что я здорово занимаюсь любовью. Ведь ты знаешь, как я это делаю… Ты это любишь. А, пойдем займемся с тобой!

– Господину маркизу следует отдохнуть, – послышался бас Полена, и Мелани, которую немного отпустил страх, рассмеялась. Контраст между столь странной вульгарностью маркиза, которая иногда проскальзывала в его речи, и торжественным напыщенным тоном мажордома был невыразимо смешным. Но Франсис все еще не отказался от своего первоначального желания; и шум поднялся с новой силой. Вдруг он прекратился, и наступила тишина. Затем Мелани услышала голос Полена:

– Да простит меня мадам, но это был единственный способ…

– Я и не знала за вами таких талантов, Полен, – восхищенно ответила ему Альбина.

– Ерунда, мадам. Я когда-то занимался боксом и поддерживаю себя в форме. Сейчас я отнесу господина маркиза в его спальню и послежу, чтобы он больше не нарушал покой дома. Доброй ночи, мадам!

Мелани слышала удалявшиеся шаги, одни из которых были очень тяжелые, но так и не смогла больше уснуть. То, что произошло, как бы смешно это не выглядело, было очень знаменательным. С каждым днем ей будет все трудней играть свою роль, если каждую ночь Франсис станет стучать в ее дверь. Она долго не выдержит. Но как вырваться из этой ловушки, в которую она попала? Тем более, если Альбина не будет ей помогать…

На следующее утро она зашла в комнату матери. Альбина, которая и вообще вставала поздно, была все еще в постели и просматривала почту, растягивая свой первый завтрак. Это было самое лучшее время дня, – говорила она, и не терпела, если ее беспокоили, но сегодня она выглядела озабоченной и не стала протестовать, когда дочь вошла в ее комнату:

– Я как раз хотела послать за тобой, – сказала она. – Говорят, беда не приходит одна…

– Господин Дербле?.. Он умер?

– Он? Нет… пока нет, хотя, когда я посылаю справиться о его здоровье, мне неизменно отвечают одно и то же. Нет, на этот раз речь идет о твоем дяде Юбере.

– Дяде Юбере? С ним что-то случилось? Он не…