Письма (1866) - Федор Достоевский

Итак, друг мой милый, бесценная и незабвенная моя Соня, - я не могу быть грабителем чужого и затевать процессы, чтоб отнимать у других, как думал, например, про меня, в деликатнейшем письме ко мне, другой душеприказчик тетки - брат Андрей Михайлович. Но он меня как человека не знает, и ему я прощаю от всего сердца, тем более что всегда искренно считал его своим братом, несмотря на кой-что.

Получив такое извещение и приглашение от Майкова и удивившись, что не знаю о смерти тетки (дай ей бог долгого здоровья), я обратился к Веселовскому с письмом, которое он и отослал, не отвечая мне, к Андрею Михайловичу, чтобы тот мне ответил. Но письмо мое было слишком точное и ясное, и ошибиться в нем ни в чем нельзя было. Я уверен, что Андрей Михайлович, по своей аккуратности, его сохранит и не затеряет.

Дело же в том, что я, имея и пять лет тому назад довольно хорошее понятие (через покойника бесценного брата Мишу) о завещании тетки, положительно знал, что статьи о монастыре в завещании (8) нет. Если так (следите за моим рассуждением), то эта статья могла появиться в самое последнее время (9) после смерти Вашего отца (который не мог же ей внушить, хотя бы только в ущерб вашим интересам, статьи о (10) переделке завещания в пользу монастыря, что было бы уже верхом нелепости!) и внушена тетке какими-нибудь ловкими попами. Живя долго за границей, я, не зная, что там делается, мог это предположить вследствие совершенно положительного письма Майкова. (Уж когда, например, передают мне собственные слова душеприказчика Веселовского, сказанные Кашпиреву, - то как же не положительно? Ведь не мог же я представить, что собственные эти слова никогда не были сказаны. Удивительно, кто тут соврал - никак не понимаю, но у меня все документы в руках - их письма.) Но я совершенно опять-таки знал, что тетка вполне не в своем уме. Итак, если что-нибудь верно про монастырь (об чем так положительно уведомляют из первых рук, то есть через душеприказчика друга Кашпирева) - то, разумеется, тут совершена наглая несправедливость и юридический обман. По сообщенному мне адрессу написал я тотчас же Веселовскому следующее:

"Мне писали те-то и те-то и, между прочим, друг Ваш собственные Ваши слова такие-то о завещании. Кроме того, известили меня, что Вы жалеете, что не можете ко мне обратиться, чтоб начать дело о завещании, (11) и потому прошу Вас, во-1-х, объяснить мне всё о смерти тетки и об завещании; 2) если завещание в пользу монастыря было не переделано преступными внушениями над полоумной женщиной в последние минуты ее жизни, а сделано ею еще прежде в полном уме, то я, разумеется, почту долгом сообразоваться с ее последнею волею и не посмею начать никакого иска ни с кем. Если же Вы (юрист) считаете что-нибудь тут неправильным, то есть сделанным ею не в своем уме, то я готов начать иск, как Вы желали, но уведомьте меня подробнее о всех обстоятельствах и к чему я тут мог бы Вам пригодиться?.." Вот смысл моего письма к Веселовскому.

Будьте уверены, мой милый друг, что я написал (12) ему - не о себе хлопотал. И если б тетка сознательно всё отдала в монастырь, то ничего бы не посмел начать, уважая ее собственную волю. Но как же бы я мог иначе поступить в данном случае? Уж объяснения-то должен был спросить, по крайней мере?

Это письмо, с просьбою об объяснении, Веселовский отправил брату Андрею Михайловичу, прося его отвечать мне. Андрей Михайлович прислал мне целую тетрадь ответа, и в этом ответе своем, несмотря на тот пункт моего письма к Веселовскому, в котором я ясно говорю, что не посмею пойти против воли тетки, если она выражена ею в полном уме, - Андрей Михайлович заподозрил меня, что я хочу идти против теткиного завещания во всяком случае, на основании того, что она делала завещание не в своем уме и разумеется на основании того, что мы, Достоевские, ее племянники - наиболее законные ее наследники. Он усовещивает меня отложить попечение и впредь (так видно из смысла его действительно деликатнейшего письма) и главным аргументом представляет то, что имения уже почти нет совсем, что залоги, под которые были отданы теткины деньги, чрезвычайно неблагонадежны, так что, может быть, и половины денег воротить нельзя будет. На днях буду отвечать брату Андрею (не отвечал ему до сих пор). Прибавлю Вам, что считаю его человеком совершенно честным.

Итак, вот в чем эта история, из которой, я уверен, сделают ужасное доказательство моей стяжательности и жадности! Милый друг, если я проживу еще лет восемь, то поверьте, что уплачу все долги, буду кой-кому в Петербурге давать из последних моих заработанных денег, отнимая у Любы, и наверно отдам Вам от полной, искренней, братской души все те деньги, которые за три месяца до смерти брат взял взаймы у Александра Павловича по моей просьбе (13) и по возможности под МОЕ поручительство на слово. Эти деньги Вашего доброго, прекрасного отца, помогшего брату в тяжелую минуту по моей просьбе, всегда томили меня - и томили потому только, что я вас всех люблю. Итак, хоть Вы-то, бесценная моя, не считайте меня стяжателем!

Кстати, чтобы кончить об этом: письмо брата Андрея Михайловича, касательно настоящего положения теткиного имения, чрезвычайно любопытно. Если хотите, я Вам его сообщу, но Вам одной, и под большим секретом, потому что не хочу ссориться с Андреем Михайловичем. Кажется, не много вам всем достанется. Жаль. Жаль мне еще сестру Сашу и брата Колю и Катю (братнину дочь). Я же всё получил, все 10000, в 1864 году, и положительно считаю себя и считал ломтем отрезанным. По совести считаю тоже, что должен тетке проценты, но до сих пор не мог отдать ни копейки. Если подумать, сколько я должен, то страх берет. Чем более платишь, тем, кажется, еще более остается.

Эти слова мои в этом письме и это письмо сохраните на всякий случай, то есть для памяти о том, что я не только себя ломтем отрезанным считаю, но еще должным тетке за 5 лет проценты.

Хотел написать об этом деле только одну страничку, а занял целое письмо. Напишу еще Вам об одном для меня важном деле: с весны я обещал в "Зарю" повесть. Мне так долго не присылали из "Русского вестника" денег во Флоренцию, что в Дрезден я приехал только в августе. Потом последнее время и роды Ани. Наконец-то я сел за работу и прописал вместо одного месяца три повесть в "Зарю". Между тем я положительно обещал роман в "Русский вестник" к январю, тем более что я им еще должен. Я их уведомил обо всем искренно и обещал прислать начало романа к февральской книжке, а "Заря" печатает мою повесть в январе. Я думаю, в "Русском вестнике" рассердятся на меня за это и будут отчасти правы. Но что же мне было делать? Я не знал, что так обернется, а написанную в "Зарю" повесть не мог переслать в "Русский вестник"; я ему назначаю нечто поважнее. Это - роман, которого первый отдел только будет напечатан в "Русском вестнике". Весь он кончится разве через 5 лет и разобьется на три, отдельные друг от друга повести. Этот роман - всё упование мое и вся надежда моей жизни - не в денежном одном отношении. Это главная идея моя, которая только теперь, в последние два года, во мне высказалась. Но чтоб писать - не надо бы спешить. Не хочу портить. Эта идея - всё, для чего я жил. Между тем, с другой стороны, чтоб писать этот роман - мне надо бы быть в России. Н<а>прим<ер>, вторая половина моей первой повести происходит в монастыре. Мне надобно не только видеть (видел много), но и пожить в монастыре. Тяжело мне поэтому за границей, невозможно не вернуться. С Аней я счастлив, но и ей хочется на родину: неужели же лишать ее родины из-за своих интересов!

Пишите мне... Может, теперь пойдет живее переписка. Любите меня немножко. Адресс мой тот же.

Allemagne, Saxe, Dresden, а М-r Dostoiewsky, poste restante.

Не забудьте poste restante. Обнимаю Вас и целую.

Вас любящий очень Ф. Достоевский.

(1) далее было вписано: каждый день

(2) вместо: да и без того - было: а главное и без работы

(3) было: пишет

(4) далее было: которое за это первым делом своим при неудаче поставило швырнуть в меня грязью.

(5) было: за

(6) было: я заплатил

(7) далее было начато: преимущественно

(8) вместо: в завещании - было: в ней

(9) далее начато: какими-ниб<удь>

(10) далее было: монастыре

(11) вместо: о завещании - было начато: о преступных

(12) было: писал

(13) далее было: у Александра Павловича

380. А. М. ДОСТОЕВСКОМУ

16 (28) декабря 1869. Дрезден

Дрезден 16/28 декабря/69.

Милый и дорогой брат мой Андрей Михайлович,

Письмо твое, обозначенное тобою от 30 сент<ября>, но, по почтовому штемпелю судя, отосланное двенадцатого октября, получил я здесь первого ноября здешнего счисления, то есть 19 октября нашего счисления. Все-таки ужасно долго тебе не ответил. Но это единственно потому, что был буквально день и ночь занят срочной работой, которую теперь только окончил и отослал. Когда же я занят срочной работой, то никому не могу отвечать на письма иначе это меня на три дня расстроит и отобьет от работы. (1)