Фантастика, 2004 год - Сборник

– Может, войдем в дом? - предложил я.

– Pase, - сказала Анита.

В гостиной первого этажа стоял огромный телевизор - дюймов сорок, не меньше, показывали новости с выключенным звуком, диктор канала Fox News беседовал с репортером, находившимся в Каире, о чем извещала бегущая строка. Детских голосов не было слышно и в доме, хотя присутствие детей все-таки ощущалось - на полу были разбросаны части несобранного пазла, в углу скучал большой разноцветный мяч, а диван был покрыт флагом футбольного клуба "Мадрид реал" - бедняга Рик болел за эту команду, и цвета ее были мне хорошо знакомы.

Ревекка села в дальнем углу дивана, сдвинув флаг, взглядом показала мне, чтобы я не обращал на нее внимания и вел разговор сам.

– Миссис Бойзен… - начал я.

– Фамилия моего отца - Матеуала, - прервала меня Анита.

– Хорошо, - сказал я, помедлив. - Вы должны понять простую вещь - по решению суда имущество господина Бойзена будет, скорее всего, конфисковано, и, поскольку ваш брак больше не является тайной, вы останетесь без дома… вообще без ничего.

– Я - гражданка Мексики! - сказала Анита таким тоном, будто мексиканское гражданство освобождало ее от любой ответственности и вообще было высшей наградой после Нобелевской премии.

– Это не имеет значения, - терпеливо объяснил я. - Между Соединенными Штатами и Республикой Мексика существует протокол о выдаче преступников и решении имущественных споров от восемнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года, и согласно этому документу…

Анита не слушала - фраза оказалась слишком длинной, - но суть поняла мгновенно: дом у нее могут отнять.

– Es imposible! - заявила она, выпятив грудь так, что тонкая ткань платья натянулась и четко обозначились тугие соски. - Есть завещание. Стив все нам оставил.

– Могу ли я, как адвокат вашего мужа, ознакомиться с этим документом? - поинтересовался я.

– No, - отрезала Анита.

Мы говорили еще полчаса, хотя мне было ясно, что добиться от этой женщины нужной информации не удастся.

– Анита, - сказала неожиданно Ревекка, прервав на полуслове мой монолог о правах, предоставленных законом штата Техас осужденным на смерть. - Все это чепуха, дорогая. А вот если вы не узнаете точное время казни вашего любимого Стива…

Впервые за время нашего разговора я увидел, как эта женщина вскинулась:

– No faltaba mas! - воскликнула она. - Об этом сообщают по радио, я знаю! Это показывают по телевидению! Я увижу это!

Она несколько раз повторила "это", прежде чем до меня дошло, что Анита имеет в виду демонстрацию в прямом эфире процесса казни осужденного на смерть преступника. Когда лишали жизни Мак-Колина, это видели миллионы людей, и, на мой взгляд, не было передачи более гнусной - я не понимал, какое удовольствие (именно удовольствие, я точно знаю, я видел этих упырей, наблюдавших за казнью по большому ящику в ресторане на девятой улице) получают люди, когда на их глазах убивают человека; негодяя, убийцу, но все же не бабочку, не муху, не таракана какого-нибудь. В шестнадцатом веке парижане с полуночи собирались на Гревской площади, чтобы присутствовать при сожжении еретика или повешении вора - но в те времена, возможно, не было других развлечений?

Я всегда был против публичности, я был против и смертной казни как таковой, но изменить закон не в моей власти, с этим я готов смириться, но как, черт побери, понять жену осужденного, которая ждет-не дождется, когда ЭТО покажут по телевидению в прямом эфире?

– Вы ненавидите мужа? - вырвалось у меня.

– Я люблю Стива! - сказала Анита с таким пылом, что сомневаться в ее искренности мог бы лишь человек, абсолютно чуждый людских страстей.

Я видел, как улыбнулась Ревекка - похоже, она лучше меня понимала чувства этой женщины.

– Вы этого не увидите, - сказала Ревекка. - Прямая передача из тюрьмы будет отменена.

– No… - растерялась Анита. - No puede ser… Есть же правила.

Она была права - процессуальный кодекс штата Аризона, статья двести шестьдесят третья, предусматривал демонстрацию казни, - правда, там была оговорка: "если общественность выразит протест, суд может принять решение, отменяющее демонстрацию". До сих пор общественность таких протестов не выражала.

– У адвоката есть возможность добиться отмены прямой трансляции, - продолжала Ревекка.

У меня не было такой возможности, и я собирался заявить об этом, но промолчал, встретившись с Ревеккой взглядами.

– Вы этого не сделаете… - пробормотала Анита.

– Синьора Матеуала, - сказал я мягко, - почему вам так важно видеть эту ужасную сцену?

– Я… - Анита не знала, что ответить, и я пришел ей на помощь:

– Вам важно знать, в какой именно момент душа вашего мужа расстанется с телом, верно?

– Я не буду смотреть! - закричала Анита, поднимаясь на ноги и гневно наставив на меня палец, будто лично я должен был включить рубильник или ввести ее мужу смертельную дозу яда. - Я увезу детей!

– Не понимаю, - сказал я. - Только что вы говорили…

– Дин, - Ревекка положила мне на ладонь свою руку, - вы еще не поняли, что Анита действительно любит своего Стива? И она не будет смотреть… Смотреть будут другие, потому что нужно точно знать момент… А если передачу отменят, то все сорвется. Верно?

– Si, - кивнула Анита.

– Вы не будете смотреть. Кто же будет? Кто эти люди?

Не так нужно было задавать вопрос, совсем не так. У Ревекки не было ни моего опыта общения с клиентами, ни достаточного терпения. До сих пор мы понемногу приближались к цели, я увел бы разговор в сторону, чтобы ослабить напряжение, а потом вернул в нужное русло… Нельзя иметь дело с дилетантами, сейчас Анита замкнется и ничего больше не скажет.

Анита хмуро посмотрела на Ревекку и одним словом поставила ее на место:

– Siga. Нам не о чем разговаривать.

Ревекка растерянно посмотрела на меня, ожидая моего вмешательства, но я лишь пожал плечами - разговор был безнадежно испорчен, не было смысла продолжать.

– Siga, - повторила Анита.

– Незачем было ехать, - сказал я после долгого молчания. - Она так ничего и не сказала. Правда, теперь у нас с вами больше шансов выжить - мы ничего нового не узнали, и, следовательно, не представляем опасности.

– Мы? - горько сказала Ревекка. Она смотрела куда-то в пространство, а я, то и дело к ней оборачиваясь, видел лишь ее профиль и высокую шею над прямым воротником.

Ревекка молчала, я тоже не проронил ни слова, обдумывая шаг за шагом наши поступки - Ревекки и свои собственные - и все больше утверждаясь в мысли, которая теперь казалась мне единственно возможной и объяснявшей все обстоятельства дела. Включая смерть Бертона. Включая и мою собственную смерть, если я сделаю шаг в неверном направлении.