Бегущая в зеркалах - Людмила Бояджиева

— Но ведь мы никогда не были в этом городе! Правда, Алиса? удивилась Елизавета Григорьевна.

— Да что ты, мама, когда эта загадочная девчушка мелькала в зарослях сирени, я уже… короче, мне было 20 лет! Ведь я старше ее на целое десятилетие! — Алиса вдруг запнулась и погрустнела.

Заметив это, Елизавета Григорьевна, поспешила сменить тему:

— А вы-то, Остин, человек вполне рациональный и трезвомыслящий. Неужели-таки ничего особенного, такого — слегка потустороннего, никогда не замечали? «Знаков», «голосов» не слышали? Совпадений роковых не обнаруживали?»

— Почему же, были совпадения. И знаете — тоже, как у Йохима — с девочкой… Когда-то в юности я был заядлым велогонщиком, призы брал, в клубе спортивном ходил в героях. И вот как-то, в весенний праздник, а было это в одном европейском городе, вручает нам клуб призы, а букеты цветов раздают девчушкам-гимназисткам, чтобы эти крохи нам, победителям, их прямо там на стадионе, вручили… Солнце сияет, музыка гремит, зрители трепещут… Девочки бегут через поле, а моя, самая маленькая, беленькая худышка, спотыкается и растягивается во весь рост! При всем честном народе! Колени в ссадинах, слезы по щекам размазаны, а цветы мне тянет — красные такие, лохматые. Я подхватил ее на руки, нос вытер и говорю: «- Не хнычь, пожружка, вырастешь — чемпионкой станешь!..» И что же вы думаете? — Остин сделал вопросительную паузу.

— Она победила по бегу на Олимпийских играх! — догадался Дани.

— Нет, не стала кроха спортсменкой. Но встретились-таки мы. Лет через двадцать… Приехал я в тот город уже важным гостем из другой страны. И знакомят меня тамошние чины с женщиной, которая, по их правилам гостеприимства должна опекать и сопровождать меня всюду. Ну, как бы — гид. Синий строгий костюм, волосы белесенькие в перманенте — помните, прическа такая была — «венчик мира» называлась? И губы бантиком подрисованы. Тянет мне она букет цветов этих самых лохматых в хрустящей бумажке, а глаза испуганные. Я так и ахнул про себя: «она» — думаю. Быстренько возраст прикинул — сходится. Но уж больно невероятно, не бывает так — мистика! А на следующий день мы с ней спортивный комплекс осматривали, которым тот город очень гордился. Она мне и говорит: «В этом спортивном обществе были воспитаны лучшие спортсмены нашего города. Один известный чемпион по велогонкам даже прочил мне большое будущее. Но я в спорт не пошла, занялась общественной работой, тем что более необходимо нашему обществу». И глаза опустила, а румянец — во всю щеку. Ее румянец — стыдливый… Хотя, возможно, все это я и придумал. От начала и до конца… — Браун с улыбкой посмотрел на Дани.

— Это уж точно, — подхватил тот. — Остину вообще свойственно нагнетать таинственность. В некотором царстве, в некотором государстве… Но лично я ему на сто процентов верю. История-то обыкновенная. Со мной такое почти каждый день происходит. Вот слушайте: Весна этого года. Йохим там в горах колдует над Алисой, Остин разбирается с Арабскими эмирами, а я снимаюсь у Жако. Пародирую Делона, дурю, падаю с вертолета, стреляю от бедра, похищаю агентшу китайской разведки и так далее. Ну вы видели. Черненький такой, весь в джинсе — Ален, да и только. Еду поздно ночью с загородных съемок. На шоссе из-за кустов выбегают трое — торможу. «Выходи!»- дулом в живот тычат. — «Руки», говорят, «за голову такой-разэтакий!» Делать нечего — вышел. И такая у нас массовка началась! После, когда я уже сонание терял, а они меня, лежачего, ногами колошматили, схватился за лицо, ну, думаю, кончена кинокарьера, теперь я пациент Динстлера! Мужички развернулись и к своей тачке. А один, самый Кинг-Конг, еще раз наподдал в ребро и шипит мне: «- В следующий раз, если хоть близко к Жаклин подойдешь — кастрирую, плейбой фигов!» Какая, думаю, Жаклин? Еле до машины дополз. В студии скандал — съемки думали отложить, а потом Жако пришла мысль снять тот эпизод в больнице, где я, отделанный мафией, весь в гипсах и ранах, к медсестре пристаю. Так это я без грима играл… Ну так вот — о девочках. Лежу я утром дома, вою — сигарету в зубы не втиснуть. Звонят: на пороге девчушка, прехорошенькая, улыбается. И представьте, тоже покраснела от смущения и тоже — с букетом! — «Жаклин» — говорит. «Простите, что так вышло, мой муж боксер вас с Аленом перепутал. Он у меня очень ревнивый. А здесь цветы и компенсация за ущерб в виде чека». — Так я дублером Делона поработал».

— И ты хочешь сказать, что все это — правда? Что-то я на тебе ни разу натурального синяка не видела. Хотя с Жаклин, верно, кое-что было, вставила Сильвия.

— Невероятно! Мы слушаем наши забавные истории, смеемся, грустим. Но мне все время кажется, что мы недоговариваем чего-то главного… — Алиса поднялась и задумчиво подошла к окну. — Вы в самом деле думаете, что все это просто так? Игра огня в камине, дыхание рождественской хвои, блеск хрусталя, тяжесть хризантем… Эта серебристая отметина на виске Остна, верное сердце Дани, мои нелепые шрамы, невероятный дар Йохима? Вы называете наше тесное кружение на пятачке времени и пространства игрою случая., а фантастические пересечения судеб — забавным приключениями? Нет!

В зыбком свете догорающих свечей Алиса казалась невероятно прекрасной. Настороженно вытянувшееся, охваченное черным бархатом тело парило над зеленью ковра, тонкие руки протянуты вперед трепетным жестом слепца, ощущающего присутствие чего-то невидимого.

— … Я чувствую, я знаю: в хаосе запутанных звуков прорастает и постепенно оживает мелодия — нежная, величественная, властная. Послушайте — это вальс! Наш большой, бесконечный вальс… Еще немного, еще один поворот — и мы узнаем, что обещает, куда манит он. Мы поймем, зачем родились…

5

Уже близился рассвет, свечи догорали, и вслед за хозяевами потянулись в отведенные для них комнаты гости.

Йохим поднялся, чтобы последовать за всеми наверх. Алиса остановила его:

— Постойте, доктор, мне еще надо вам кое-что доложить. Нет, не жалобы на самочувствие — другое. Вы ведь не станете вызывать меня на консультации к доктору Бланку? Прежде всего, напоминаю, мы уже как-то стихийно перешли на дружеский тон. Вы просто Йохим — ладно? Так вас не удивило, Йохим, что я вычислила возраст вашей возлюбленной? Не-ет. Не случайно прикинула. И только не говорите, что вы рассказали мне все сами — вы этого никому не рассказывали… Черный камень надгробья с синевато-лиловыми перламутровыми вкраплениями. Солнце, весна, кустик роз — мелких, желтых, кругленьких таких с темной мелкой листвой. Овальчик с девичьим лицом, а ниже выбито: «Юлия Шнайдер. 5.05.1945. Попала под грузовик в сентябре 1958 года. Верно?»