Дом Безгласия - Джеймс Дашнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы вышли на поляну – ту самую поляну из моего детства. Сложенная из камня башня по-прежнему стояла в центре, хотя теперь показалась мне вдвое ниже. Оба преступника направили свет фонариков на колонну – все те же зубцы по периметру вершины, все такие же осклизлые, поросшие мхом стены; ни дать ни взять фабричная дымовая труба времен промышленной революции.
– Мой сын там? – Перед внутренним зрением пронеслись картины прошлого, и я как наяву увидел Дом Безгласия; разрозненные детали сложились в одно целое, как элементы пазла.
Мужчины обернулись; мешки на их головах зашуршали от движения. Они не произнесли ни слова, только изучающе покосились на меня сквозь пластик. Ну все, я сыт по горло. Гаскинсы вдоволь поизгалялись надо мной, когда я был подростком; они и теперь продолжают в том же духе. Нет уж, хватит!
– Зачем вы так поступаете? – спросил я, пытаясь сохранять спокойствие. – Что вам сделала моя семья? Что плохого я вам сделал? Когда я перешел дорогу проклятым Гаскинсам?
Я дышал часто и поверхностно; легким не хватало воздуха.
Один из подельников шагнул в мою сторону. Затем второй. Он наклонился; затемненное пластиком лицо было всего в паре дюймов от меня.
– Твоя семья проклята, – сообщил он, на сей раз не пытаясь изменить голос.
Я узнал его. Дикки! Последнее слово тот произнес, выделяя каждый слог. Про-кля-та.
– В течение двухсот лет вы перекладывали свое проклятие на нас.
Если он думал меня смутить, то просчитался. Его слова только вызвали гнев. Меня затрясло от ярости.
– Вы, дикие безмозглые выродки Гаскинсы, испытываете удовольствие, когда обвиняете в своих преступлениях кого угодно, кроме себя, но сегодня с этим будет покончено! Богом клянусь, сегодня этому придет конец.
Я вдыхал и выдыхал с трудом, словно только что пробежал полмили.
Они стояли молча. Прошло несколько секунд.
– Где мой сын? – выкрикнул я. – Отвечайте, где!
Молчание.
Вскипев от негодования, я ринулся вперед, проскочил между мужчинами и растолкал их плечами, так что оба потеряли равновесие. И, не остановившись, ломанул прямо к маленькой квадратной двери, которая, как я помнил, находилась по другую сторону башни.
– Тебе вряд ли понравится то, что ты там увидишь, – послышался сзади голос Дикки.
Я помимо своей воли замер. Развернулся и посмотрел в лицо ему и его подельнику.
– А ну сними свой дурацкий мешок! Перестань вести себя как ребенок!
Не знаю, как описать охватившее меня в тот момент бешенство. Это было что-то живое и всепоглощающее.
– Снимай мешок! – закричал я и бросился на мужчину, которого принял за Дикки. Он не сопротивлялся. Я нащупал пальцами на его шее завязки и подцепил ногтями тонкий пластик. Мужчина по-прежнему не сопротивлялся, хотя и отступил под моим натиском на несколько шагов. Я удвоил усилия, теперь используя обе руки. Сперва материал не поддавался, однако стоило надорвать его, как пластик лопнул. Лоскуты повисли на плечах мужчины.
Это же…
Это же мой отец!
Я ничего не понимал. Вообще ничего.
Я попятился. Шаг назад, другой, третий… Я глядел на отца. Потные волосы в беспорядке, лицо осунулось, глаза полны страдания. Он смотрел на меня молча, таким пустым взглядом, какого я у него ни разу не видел; даже засомневался на миг – а действительно ли это он? Нет, конечно же, он. Меня охватила оторопь – хоть волком вой! А он по-прежнему молчал.
Я перевел взгляд на второго подельника – теперь точно на Дикки! – словно тот должен был все объяснить, уладить недоразумение. Это банальная ошибка, шутка, розыгрыш. Потому что, черт возьми, ни при каких на свете обстоятельствах не отыщется приемлемого объяснения тому, что отец стоит здесь рядом с Дикки Гаскинсом, скрывая свою личность под дурацким колпаком, как и тип, преследовавший меня в детстве.
– Что происходит? – прохрипел я, обращаясь к траве и деревьям. Я уже абсолютно ничего не понимал.
Однако на сей раз ответил Дикки; он так и не снял с головы мешок, но уже не маскировал голос.
– Наши семьи тесно связаны друг с другом, – произнес он обыденно, словно я спросил у него дорогу, и ему пришлось ответить. – И не имеет значения, сколько десятилетий вы пытались все забыть, пытались отрицать. Мы связаны, как проволочки, из которых сплетена сеть. И никто не в силах этого изменить.
Я молча уставился на него, оцепенев не то от непонимания, не то от удивления.
– Ты о чем, Дикки? Если ты сделаешь что-нибудь с моим сыном, я клянусь…
– Ха! – Он зашелся лающим смехом. Хотя ни капли юмора в нем не подразумевалось. – Если я сделаю что-нибудь с твоим сыном! Ну ты и наглец, Дэвид. Двести лет твоя семья вытворяла разные непотребства с моей семьей, а ты все трясешься над одним маленьким щенком. Один щенок – против сотен человек. Сукин сын!
Я не мог больше это терпеть. Ни секунды. Я схватил его за ворот обеими руками и встряхнул.
– Прекрати говорить загадками! – рявкнул я, разбрызгивая слюну на пластик. – Где он? Что ты с ним сделал? Ты убил его? Отвечай!
Дикки не пытался сопротивляться, так и висел тряпкой в моих руках. И наконец ответил все тем же скрипучим голосом, как у Бэтмена, – наверное, ради того, чтобы позлить меня:
– Конечно же, мы не убили его, придурок. Существуют гораздо худшие вещи, которые можно сотворить с человеком. Как со взрослым, так и с ребенком.
Я отпустил ворот рубашки и толкнул его; Дикки плашмя рухнул на землю и застонал от боли.
– Последний раз спрашиваю, – угрожающе произнес я. – Где. Мой. Сын.
Дикки приподнялся, опираясь на локоть.
– Внизу, прямо под нами, Дэвид. – Он ткнул большим пальцем на грязь и траву прямо под собой. Словно указывал направление в ад. – Он внизу, и занимается тем, чем мы занимались два столетия.
– Чем, Дикки? Чем занимается мой сын? Просвети меня!
Несколько секунд он выжидал, и я почти сдался – еще немного, и бросился бы к башне, к двери, к винтовой лестнице, к своему сыну, – но тут Дикки произнес три слова, от которых волосы встали дыбом.
– Он работает пилой.
Глава 24
Июнь 1989 года
