Читая «Лолиту» в Тегеране - Азар Нафиси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я встала и начала ходить по комнате. Да сядьте вы, сказал волшебник и указал на место рядом с собой на диване. Сидите тихо. Не нервничайте – вот молодец. Подождите, сказала я, дальше не рассказывайте, я сначала позвоню. Я позвонила Биджану и велела ему идти в гости без меня; сказала, что приду позже. Когда я вернулась в гостиную, Реза рассуждал: удивительно это их желание подчинить себе не только живых, но и мертвых. В начале революции прокурор приказал сравнять с землей могилу Реза-шаха, уничтожить памятник и открыть на этом месте общественный туалет; он сам первый в него помочился, совершил, так сказать, инаугурацию. Я прервала разговор и спросила, хотят ли они кофе. Принесла три разных кружки и поставила на стол чайник с горячей водой и растворимый кофе. Волшебник встал, подошел к холодильнику и достал коробку конфет; как всегда, его манеры были безупречны.
Итак, Мальчишка взял у друга машину и стоял у входа в больницу с всхлипывающей тетей. Волшебник не мог оставить их с теткой вдвоем, чтобы они сами решали, что делать с бабушкой, и решил поехать с ними несмотря на протесты Мальчишки. Он помнил о нашей встрече и звонил мне домой, но никто не снял трубку. Нет, ему не пришло в голову позвонить Резе или кому-то из друзей. Он сел в машину к Мальчишке, и они уехали.
Они подъехали к больнице с черного хода, и им выдали тело, завернутое в белый саван. Волшебник и Мальчишка подхватили его с двух сторон и положили в багажник. Потом направились в садик в окрестностях Тегерана – Мальчишка слышал, что там хоронили бахаистов. Они волновались, что их остановят – что они скажут дружинникам? Смогут ли помешать им открыть багажник? Мальчишка боялся за машину. Как-никак, та принадлежала его другу, и он не хотел вмешивать в это дело невиновных. Невиновных, в сердцах воскликнул волшебник; можете себе представить, что человек чувствует себя виноватым, потому что хочет похоронить бабушку, просто похоронить, не задумываясь даже о достойных похоронах?
Мне хотелось к нему прикоснуться, но пережитый опыт окружил его аурой недоступности; мысленно он все еще был там, в машине, и ехал за город, в похоронный садик бахаистов. Таких случаев в последнее время было много – когда проявления сочувствия казались неуместными. Что сказать человеку, который рассказывает об изнасилованиях и убийствах девственниц – соболезную, я тебя понимаю? Волшебник и Нассрин принадлежали к тому типу людей, кто в сочувствии не нуждался; они рассчитывали, что мы поймем их горе и наша эмпатия сама подскажет, как себя вести. С волшебником было хуже, чем с Нассрин: он злился и чувствовал себя виноватым.
Они ехали по шоссе, по которому раньше проезжали много раз; оно вело к Каспийскому морю. Земля, деревья, горы проносились за окном; тетя молчала, сидя на заднем сиденье, и иногда до них доносились ее всхлипы и рыдания. Мужчины же не могли говорить ни о чем серьезном и рассеянно обсуждали прошлогоднюю премию «Оскар».
Садик выглядел совершенно непримечательным; за глинобитной стеной высились деревья. Мальчишка посигналил. Старик открыл калитку и проводил их в сад. Он показал им несколько участков с надгробиями; две свежие могилы были готовы к захоронению. Семьи покойных сами должны были выполнить прощальный ритуал омовения и облачения тела в саван. Мальчишка с тетей пошли в небольшое здание, а волшебник сидел у входа с маленьким букетиком нарциссов, купленным по дороге. Дальше все прошло быстро, как во сне: тело опустили в могилу, закидали землей, несколько минут постояли над свежей могилой и оставили цветы. Мальчишка заплатил старику. Они сели в машину, и Мальчишка отвез волшебника домой; «и вот он я, в вашем распоряжении», заключил волшебник. Он взглянул на меня, и в его глазах расцвела нежность. Простите меня, повторил он. Как жестоко я поступил, не подумав, что вы почувствуете.
Мы посидели еще немного. Если и говорили о чем-то, я уже не помню. Потом я встала и сказала: пожалуйста, вызовите мне такси. Он вызвал. Когда в домофон позвонили, я еще долго надевала накидку и платок, искала сумку и прощалась. О цели моего визита мы так и не поговорили: теперь это казалось бессмысленным. Наступит завтра, и я снова позвоню ему, договорюсь о встрече; тогда и поговорим. А пока я поцеловала волшебника и Резу в щеку, поблагодарила Резу и поспешила вниз к машине.
28
За два дня до объявления первого прекращения огня в войне городов к нам в гости пришла компания друзей смотреть «Могамбо» Джона Форда. Форсати подрядился приносить мне фильмы. Однажды ни с того ни с сего он проследовал за мной до кабинета; в руках он нес небольшой сверток. Оказалось, это кассета с фильмом «Большой». С тех пор он стал делиться со мной кассетами – как правило, это были второразрядные и третьеразрядные американские новинки. По слухам, исламисты добывали эти кассеты у моряков, отбывающих службу в Персидском заливе; тем разрешали смотреть запрещенные фильмы, а потом они контрабандой провозили их на берег. Через некоторое время я стала делать заказы. Просила принести мне классику – «Жюль и Джим»[84], «Новые времена»[85], фильмы Говарда Хоукса, Джона Форда, Бунюэля и Феллини. Форсати не знал этих режиссеров и поначалу найти их было сложно, вероятно, потому, что для моряков такое кино не представляло интереса. Но потом однажды он принес мне «Могамбо». Сказал, что это подарок. Не думал он, что может с удовольствием смотреть старое кино, но в этот фильм он просто влюбился и решил, что мне должно понравиться.
Тем вечером электричество вырубили на несколько часов; город погрузился во тьму. Мы сидели при свечах, разговаривали и пили вишневку – домашний вишневый самогон. Спокойную беседу иногда прерывали далекие звуки взрывов. На следующий вечер назначили прекращение огня при условии, что сегодня Ирак еще выпустит последнюю ракету. Словно двое детишек играли в игры, и каждому
