И на земле и над землей - Роберт Паль

— И вообще, заливаешь ты все, Ленк, — поддержал брата Ленчик. — Нормально ребята наши воевали, и если бы не политики… — И вдруг резко повернул, должно быть, вслед мелькнувшей мысли: — А политики тоже к миру рождаются? Или к войне?

Ленка знала все.

— Хорошие политики — к миру, плохие — к войне. А сейчас у нас, похоже, совсем политиков нет, одни… сморчки. Природа их совсем для другого на свет выпустила, а они возомнили о себе черт знает что. Кабы не они…

— Вот и я говорю: кабы не они…

— Ну, хватит, мудрецы, перекур наш кончился, — поднялся Виталий. — Наша война еще не завершена, подъем!

Ленка вскочила, как с пружины сорвалась, ее никакая усталость не брала. Зато Ленчик поднялся с натугой, по-стариковски опираясь на черен лопаты и поглаживая поясницу.

— Если очень устал, — сказал ему Виталий, — собирай с Леной, а я покопаю один. Урожай хороший, одной ей тяжело.

Ленчик поглядел на Ленку, на лопату, на огород и, ничего не сказав, начал новый загон. Одобряя его решение, Ленка суетилась и щебетала вокруг него, радуясь, что он выстоял, не дал себе расслабиться, не позволил увести себя за ручку с передовой, как некоторые. Виталий копал рядом, сосредоточенный, молчаливый, позволяя себе лишь изредка бросать взрослые взгляды на гомонивших рядом. У него, по всему, были свои заботы, посерьезнее их детских фантазий. Он давно уже вырос из них.

Баба Груня опять глядела на молодых и молча любовалась ими. Вспомнились как бы нечаянно брошенные Ленкой слова: «За моим дедушкой никто на фронт не бегал». Это о ком же она так? О Тимофее, выходит. Знает егоза, все знает! А знает ли, что с Виталием и Ленчиком они — родная кровь? По тому же деду. Может, и не знает, а душа чует, оттого и льнет к ним, как к родным. С Ленчиком спорит, шумит, а на Виталия лишь тайно поглядывает. Чем-то он интересен ей. Девчонки почему-то всегда интересуются теми, кто постарше. Ох, девка, не торопи время, оно придет в свой срок, еще и не рада будешь!

Солнце все заметнее клонилось к западу. Баба Груня подумала об ужине и вспомнила об обещанной ухе. С трудом передвигая слабые после утреннего приступа ноги, поднялась в дом и загремела посудой. Когда все для ухи было готово, опять пожалела, что нет дров и варить придется на электрической плите. А это уже не то, без дровяного дымка и печного томления что за уха? Рыбный суп — это так, но чтобы уха… Кто едал настоящую, тот различит сразу.

Те, для кого эта уха готовилась, настоящей не едали, поэтому приняли ее с шумным восторгом и похвалами. Забежавший на минутку с флакончиками кардиамина Сергунька Черный, совсем не черный, а скорее белобрысый от обметавшей его седины, рослый, долголицый, с Тимофеевой ямочкой на подбородке мужчина, тоже оказался за столом. Уж он-то повидал на своем веку всякую уху, но все равно хвалил, ел шумно, торопясь, потому что его ждали в поле.

Уже на пороге баба Груня ухватила его за рукав:

— Задержись, Сергей, рассчитаться за лекарство надо. И спасибо тебе пребольшое за заботу, теперь у меня надолго запас будет.

— Пей, Аграфена Филипповна, да не болей больше.

— Буду пить, милок, буду, а теперь рассчитаться бы…

— На том свете угольками рассчитаемся, — отмахнулся тот.

— Угольки в аду, а нам он не грозит: не так уж велики грехи наши!

— Тогда яблочками райскими, сладкими… Живи, однако. Туда мы еще успеем, — и побежал, как малец какой, к своей машине, что дожидалась его у ворот.

— Вот ведь неугомон какой, — проговорила ему вслед баба Груня, а сама подумала: «И этот лицом весь в Тимофея. Как тот же Гриша Загузин или Алеша Ходоков. Родня… Все мы тут родня… Родные люди… Свои…»

После ужина уселись во дворе на лавке освежиться перед сном и похрустеть снятыми с «антоновок» яблоками. Солнце закатилось, оставив на западе холодную алую полосу.

— Это к ветру, — опасливо сказала баба Груня, вышедшая на воздух вместе с молодыми. — Как бы погода не переменилась. Этак-то бывает, замечено.

— Может, тогда картошку под крышу убрать? — живо отозвался Виталий. — Чтобы не замочило. На ночь.

— Да нет, дождя не будет, закат ясный. Но ветрено станет.

— Это хорошо, что с ветерком, — обрадовался Ленчик. — А то уж больно тепло нынче было, упарился весь.

— Это с непривычки, — пояснила Ленка. Она знала все. — А с ветерком действительно лучше: все, как живое, колышется, и блестящие паутинки летят, и журавушки в небе… Красота!

Виталий отошел в сторонку и закурил. Ленка с бабой Груней переглянулись — взрослый, ему не укажешь. А тот прошелся по двору, оглядел сделанную за полдня работу и долго, запрокинув голову, глядел в небо.

— Виталик, ступай к нам. Чего ты там увидел? — позвала его баба Груня. — Давай хоть немного вместе посидим, когда еще придется.

— Звезды зажигаются, — как-то значительно сказал Виталий, возвращаясь на лавку. — Люблю небо…

— Звезды? Уже? — встрепенулась Ленка. — Ох ты! А у меня корова не доена, ужин отцу не сготовлен… Бегу, бегу, бегу!

— Стой, девка, — ухватила ее за куртку баба Груня. — На ужин Григорию возьми ухи. Отлей в кастрюльку, как придет, согреешь. А корову подои, я свою еще до ужина подоила.

— Спасибо, баба Груня!.. Я быстро, и опять приду… Только вы не ложитесь. Когда еще потом… Ага?

Она ушла, бережно унося завернутую в чистое полотенце кастрюльку и постоянно оглядываясь — не разошлись ли без нее? Но нет, все по-прежнему сидели, один Виталий взял вилы и пошел на вскопанную полосу.

— Все-таки укрою на ночь ботвой. К утру на почве может быть минус. На всякий случай…

Пока он занимался этим делом, вернулась Ленка. Прильнула к бабе Груне, задумчиво помолчала. Но долго молчать она не умела.

— Вот я все хочу вас спросить, — обратилась она к Виталию, — вы же в Москве учились, да? И кончили даже. И на кого вас там выучили?

— На кого? — переспросил тот и почему-то вздохнул. — Астрофизик я, Лена. Понятно?

— То, что физик, понятно. Это когда тела в холоде сжимаются, а в тепле расширяются? Объем, масса, инерция, электричество?

Виталий тихо рассмеялся.

— Вроде того… Все там есть: и объемы, и масса, и инерция…

— Ну ты, Ленк, чудишь! — хохотнул Ленчик. — Тебе про астрофизику, а ты о чем? Ты хоть науку такую знаешь?

Нет, не все, оказывается, знала и Ленка.

— Слышала… Вот астрономию мы проходили…

— Астрофизика и есть один из разделов астрономии, — кивнул Виталий. — На основе законов физики она изучает внутреннее строение небесных тел, химический состав и физические свойства атмосфер звезд и планет, источники звездной и солнечной энергии, межзвездную и межпланетную среду галактик… и много чего еще. Вон она, Вселенная, какая. — Он запрокинул голову, и вслед за ним все посмотрели в небо. — Прекрасная. Бесконечная. И бесконечно интересная… правда?