Демоны рая - Михаил Кликин

— Угр, — снова сказал он и, склонив голову набок, хлопнул себя ладонью в грудь. — Угр!

— Угр, — повторил Яр. — Ну, чего тебе надо?

— Гурхум! Харм! Гарум! — вдруг высказался великан. И, приложив ладонь к груди, повторил: — Угр!

Стараясь не делать резких движений, Яр боком, не сводя глаз с людоеда, преодолел еще несколько метров. Космач не отставал, ступал след в след, выдерживая короткую дистанцию. Он будто понимал, что расстояние сделает его уязвимым для человеческого оружия; он словно догадывался, что спровоцирует стрельбу, если позволит человеку удалиться.

— Не стреляй, — сказал Яр, остановившись и повернувшись лицом к ожидающему в отдалении Херберту. — Только не стреляй.

На этот раз сибер его услышал, а может, разгадал смысл сказанного по движению губ. Какие-то доли секунды он еще сомневался, высчитывая, видимо, что-то своей электронной головой. Но потом кивнул и медленно опустил карабин.

— Умница, — шепнул Яр и сделал еще четыре шага к погасшему костру.

Космач шел за ним.

Яр, рискуя упасть, опять обернулся. Великан чуть подался вперед, слегка наклонился — их лица оказались совсем рядом. Яр подумал, что он мог бы поцеловать чудовище — и это была настолько странная, нелепая мысль, что губы его сами собой скривились в подобии улыбки. Яр понял, что нервное напряжение сейчас убьет его — он сорвется, захохочет, захрюкает, забьется в истерике, напугав людоеда. И тот просто его прихлопнет. Яр до скрипа, до хруста стиснул зубы. Но похожий на всхлип смешок все равно прорвался наружу.

Космач склонил голову, разглядывая дрожащего человека. И… осклабился.

Оскал у него был ужасающий, но сомнений у Яра не возникло — великан ему улыбнулся.

— Ты… — Яр сел на снег. — Ты что, смеешься?

— Угр.

— Чего ты хочешь? Уходи!

— Угр.

— Тебя же убью сейчас. Вернутся охотники и убьют.

— Угр.

Теперь Яр как следует рассмотрел своего преследователя. По зубам, по шерсти, по общему сложению угадал, что тот еще молод. Вспомнились вдруг беспомощные малыши-космачи, льнущие к телу подстреленной Яром самки. Представилось, как этот космач бродил по лесу, убежав от пожара, спасшись от страшной восьминогой машины. Наверное, плакал, как плакала та раненая самка, что прижимала к себе мертвого ребенка. Скулил, звал товарищей, рыскал по задымленной чаще, натыкаясь на трупы, а потом, измученный, забрался в груду хвороста и заснул там…

— Ты ведь помнишь, что я однажды спас тебе жизнь? — спросил Яр у великана. Помолчав, добавил негромко: — Ты меня тоже спас тогда.

Откуда-то пришла уверенность, что если он не будет предпринимать никаких враждебных действий, то людоед не тронет его. Осмелев, Яр направился к костру. Космач, как привязанный, двинулся за ним.

— Что мне делать, друг Яр?! — испуганно крикнул Херберт, круглыми глазами глядя на приближающееся чудовище.

— Собирайся. Вставай на снегоступы, — распорядился Яр. — Мы уходим… Ты сумеешь найти путь в деревню?

Херберт кивнул:

— Да, я могу рассчитать направление. Но как же друзья охотники?

— Надеюсь, они вернутся не скоро, — ответил Яр, не обращая внимания на составленные пирамидой огнеплюи и направляясь к воткнутым в снег лыжам.

Четкого плана действий у Яра не было. Было только ясное понимание, что оставаться на месте им никак нельзя.

Поначалу он рассчитывал оторваться от преследующего великана, предполагая, что он и Херберт по снегу смогут идти быстрее, чем тяжелый, кажущийся неповоротливым людоед. Но все вышло иначе: космач держался рядом с неумелым лыжником и, кажется, был недоволен его медлительностью. Он тихо ворчал, скалил зубы, иногда обгонял человека и почти столь же медлительного сибера, будто показывая им обоим, как можно двигаться быстрее. Останавливался впереди, дожидался отставших.

— Хочешь, я сейчас его убью? — тихо спросил Херберт, когда людоед в очередной раз забежал вперед.

— Он слишком близко, — шепнул Яр, покачав головой…

В лесу Яр стал подумывать о том, чтобы залезть на дерево. Устроившись на безопасной высоте, он, наверное, сумел бы расстрелять космача. Яр даже примерился к нескольким деревьям, постоял возле них, держась за низкие сучья. И отказался от этой мысли, поскольку не был уверен, что сумеет забраться на необходимую высоту в тяжелом зимнем облачении. Кроме того, он не знал, как отреагирует космач на его попытку забраться на дерево: то ли позволит ему подняться, то ли сам полезет следом, то ли просто сгребет его могучей лапищей и сдернет с сучка…

Пока еще Яр надеялся, что вскоре космачу надоест их компания, и он просто уйдет. И если уж великан не отстанет от них в лесу, то на деревенское поле, где восьминогий Фрэнк совсем недавно убивал других людоедов, где снег до сих пор пахнет горелым мясом и шерстью, космач точно не сунется.

Вскоре они вышли на узкую, заваленную снегом просеку и двинулись по ней. Они прошли, наверное, километр, прежде чем Яр догадался, что эта прямая полоса, вырубленная в лесу, не что иное, как дорога. Скорей всего, та самая, по который он, сопровождаемый сопливым Саней, несколько месяцев тому назад шагал на заготовку никому особо не нужных веников.

Здесь людоед стал проявлять беспокойство. Он больше и громче ворчал, крутил головой и шумно тянул ноздрями воздух. Яр, было, решил, что косматый спутник вот-вот их покинет. Но в очередной раз ошибся: космач, напротив, стал льнуть к человеку, едва не наступая на лыжи. Великан явно чего-то боялся и словно искал у Яра защиты. Вскоре стало понятно, что именно встревожило могучего людоеда.

Снег сделался грязным. Лес впереди почернел. Запахло гарью.

Дорога повернула, огибая густо разросшиеся на берегу ручья кусты, и странная компания, состоящая из трех существ — человека, сибера и людоеда, — оказалась на краю мертвого пожарища.

— Черт меня раздери, — выдохнул Яр местное ругательство.

Идти дальше на лыжах не имело смысла — снега здесь не было. Из черной земли кое-где торчали обточенные огнем пни. Меж них валялись здоровенные лоснящиеся головни, похожие на огромных жирных червей, которые выбрались тут на белый свет, вытянулись, агонизируя, да и сдохли.

— Пойдем прямо, — решил Яр, расстегивая крепления лыж. Он был уверен, что на этот выгоревший пустырь космач не сунется. Яр видел, что великан сильно напуган. Он был словно маленький, боящийся темноты ребенок, стоящий на пороге заполненной густым мраком комнаты. — Ты уходи, — сказал Яр космачу. — Беги в свои края и не оглядывайся. — Он достал из-за пазухи оставшийся кусок лепешки и показал его людоеду. — На, подкрепись.

Он хотел бросить хлеб на снег, как подачку собаке или любому другому зверю. Но великан протянул безволосую мозолистую ладонь, и Яр, слегка растерявшись, вложил хлеб в нее.

— Угр, — сказал великан, осторожно принимая людское угощение. — Угр грум.

Их руки соединились на секунду. И это легкое касание потрясло Яра. Он ослеп и оглох на миг, отшатнулся, спасаясь. Ему показалось, что разум его разделился. Смутные, чужие, не вполне человеческие ощущения нахлынули на него, слабея, растворяясь, истаивая. Он не сразу понял, что это космач каким-то образом передал ему свои чувства, свои эмоции: растерянность, страх, отчаяние, симпатию, признание, мольбу, покаяние.

Несколько секунд потребовалось Яру, чтобы окончательно прийти в себя. Он испуганно глянул на космача. Повернулся к Херберту и, махнув рукой, сипло гаркнул:

— Пошли скорей!

Выдрав ноги из снега, он первым ступил на обожженную черную землю.

Косматый великан с разумом ребенка заметался на оплывшем снежном гребне, не сводя глаз с удаляющихся фигур. Он заскулил, захныкал — все громче и громче. Выкрикнул отчаянно, призывно:

— Угр! Угр!

Его спутники, его товарищи — те, чье старшинство и чью силу он безоговорочно признал, у кого просил покровительства, — уходили, не оборачиваясь.

— Угр, — простонал великан.

Он зажмурился и, опустившись на зад, медленно сполз с подтаявшего сугроба на страшную, убитую огнем землю.

Они и двести метров пройти не успели, когда Угр их нагнал.

— Вот ведь зверина! — Яр раздосадовано выругался и сплюнул на землю. — И что теперь делать?

Он почти уже не боялся людоеда. Опасался, осторожничал — но такого страха, как прежде, не испытывал. Куда сильней было чувство смущения: Яру непривычно и неуютно было оттого, что кто-то — пусть даже полузверь — признает его за старшего, за более мудрого и опытного. За вожака.

Странно было чувствовать себя ответственным за чью-то жизнь.

И было стыдно от ясного понимания, что жизнь эта так или иначе, но скоро прервется…

Идти по выжженному лесу оказалось непросто. На пути возникали завалы, ноги проваливались в какие-то ямы. Яр был весь вымазан сажей; он грязными кулаками тер слезящиеся глаза и отплевывался — даже слюна у него была серая.