Записки эмигрантки - Ника Энкин

действительно пару раз приходил неожиданно, ожидая, наверное, меня застать в объятиях кого-то другого. Сейчас он приносил какие-то коробки, ящики, которыми захламлял мою, и без того небольшую, квартирку. Каждый раз, когда я наводила порядок, намывала полы, он вваливался с очередной партией своего барахла. В грязных ботинках, которые не привык снимать, он шел через всю квартиру в дальний ее угол, который я ему временно выделила под его товар.

– 

Это вино для нас, – говорил он, – нам его надолго теперь хватит!

«Ошибаешься, милый ! – мысленно говорила ему я, – придется захлебываться тебе этим вином самому. Всю твою оставшуюся ничтожную жизнь!»

И вот как-то, в очередной раз, я не выдержала и высказалась:

– 

Джозеф, ты бы не мог снять свои ботинки? Я только что помыла полы! Пожалей мой труд!

– 

Они чистые! – ответил он.

Если бы я знала, что они чистые, я бы и слова не сказала. Да, в Америке, не принято снимать обувь, когда входишь в дом. Но обувь обуви рознь. Если ты выходишь из чистой машины и заходишь в чистый офис, а затем проделываешь этот же путь назад и приходишь домой – это одно дело. Но я знала, что он в этих ботинках ходит по грязному Нью Йорку, где куча мусора и крыс; затем спускается в свой ресторанный подвал, где тоже есть крысы; наступает на остатки пищи, лужи пролитого пива и вина. И после этого входит ко мне в апартаменты, где только что вымыт пол. У меня кот, который ходит по этому полу, лежит на нем, а затем прыгает ко мне в постель. Только подумав об этом, мне становилось нехорошо! Нет, не подумайте, я не больна тем видов болезни, которым болел Лео Ди Каприо в «Авиаторе», но всему есть разумный предел…

– 

Нет, они грязные! – возразила я. – Сними, пожалуйста! И сколько ты еще будешь носить эти ящики? Ты сказал «пару» – у меня уже пол-комнаты завалено ими.

– 

Тебе что, жалко?– удивленно спросил он.

– 

Слушай, у тебя дом, апартаменты, а ты заваливаешь теперь всяким хламом и мою квартиру.

– 

У меня нет места – ты же знаешь!

– 

Так ты хочешь, чтобы и у меня тоже его не было? Здесь и так не развернуться! И от них так плохо пахнет подвалом! Больше, пожалуйста, не надо приносить и постарайся в ближайшее время забрать и эти!– как можно мягче попросила я.

– 

Мне некуда их пока забрать!

– 

У твоего кузена громадный дом! Почему ты к нему не отвезешь их?

– 

Да я даже не могу попросить его о таком!– возмутился Джозеф.

– 

Ах, так! А здесь – склад, пожалуйста! Я снимаю эту квартиру за большие деньги и хочу себя чувствовать комфортно, а не ходить по узкому коридорчику, проложенному вдоль вонючих ящиков.

Конечно, я понимала, что в данном случае провоцирую его. Если бы эти ящики были бы принесены другим человеком, я бы, может, и слова не сказала. Но он мне безумно надоел: эти вечные грязные ботинки, вонючие дырявые носки, какая-то прокисшая еда, которую он постоянно ел, якобы с удовольствием. Только бы никуда не идти и не тратиться.

– 

Джозеф, у тебя сотни пар ботинок, – говорила я. – Не говоря уже о носках! Почему же ты не сменишь их? Сколько мы знакомы – ты носишь одни и те же.

– 

Вот, ресторан закроется, тогда и буду носить новые! Что я дурак, сейчас одевать что-то хорошее, когда надо работать так тяжело? А носки? Где дырка? А я и не заметил – они так быстро рвутся на мне!

Слово за слово, и он стал прежним Джозефом, которого я помнила с тех незапамятных времен.

– 

Ах так! Значит, ботинки у меня вонючие! Да у меня стерильные ботинки! Я даже спать в них могу! – прокричал он и сняв их, бросил прямо на мою расстеленную кровать.

– 

Ну и свинья! Пошел прочь из моего дома! Ты забылся на секундочку, что ты не у себя в доме, где все прощалось! -выкрикнула я.

– 

Ты что думаешь, я боюсь твоих соседей?– состроил этот мерзавец хитрую гримаску. – Да я сейчас же заору, чтобы они все себя трахали в зад!

– 

Они вызовут полицию и тебя арестуют, – спокойно ответила я. – Я тебе серьезно говорю – уезжай отсюда прямо сейчас! Проваливай!

– 

Никуда я не поеду!– невозмутимо продолжал он.

– 

Тогда я вызову полицию!– сказала я.

– 

Ну давай, вызывай! Что же ты? Что ты им скажешь, что я ботинки не снимаю?

Тут взгляд его упал на крест, висящий в изголовье моей кровати. Я привезла его давно, из Италии. Католический крест, сделанный из красного дерева, с серебряным распятием на нем. Он резко сорвал его со стены, бросил на пол и стал ожесточенно топтать, пытаясь сломать на куски.

– 

Вот это грязь! – приговаривал он. – Это грязь! Это надо уничтожать! А не мои ботинки! Ботинки для нее грязные! Носки! Религия твоя грязная! Интересно, твоя еврейская бабушка знала, что ты крестилась? Наверное, нет!

– 

Отойди! – я собрала куски того, что осталось. Все было погнуто и сломано.

И это я должна терпеть теперь уже в моем доме! «Сейчас же позвоню в полицию!» – решила я и схватилась за телефон.

– 

Куда ты звонишь? – взметнулся Джозеф.

– 

Никуда!

– 

Отдай телефон! – моментально выхватил он аппарат у меня из рук.

– 

Тогда я ухожу!– я стала собираться.

– 

Куда?

– 

К соседям! Или уходишь ты! Сейчас же! Вместе мы здесь не останемся!– заявила я.

– 

Я никуда не собираюсь уходить и тебя никуда не отпущу! – он закрыл дверь на замок.

– 

Что ты за человек? Ты ведь мне давал слово? На коленях стоял… Грош цена твоему слову! Я не хочу, чтобы ты приходил ко мне. Освободи, пожалуйста, завтра мою квартиру от своего барахла и чтобы я тебя больше не видела!

– 

Я это сделаю тогда, когда сам посчитаю нужным! Последнее слово будет за мной!

Ну как можно говорить с таким человеком? Только с помощью полиции. Это единственный возможный вариант. Иначе он не поймет никогда. Контактировать с внешним миром Джозеф мне так и не дал в тот вечер. Спала я на диване Даника, а Джозеф улегся в мою кровать на постель, где покоились его грязные ботинки. На следующее утро он еще больше подлил масла в огонь и сомнения, идти в полицию или нет, у меня улетучились бесследно. Я знала, что ему надо уходить в ресторан и собиралась сразу же после его ухода отправиться в полицейский участок. Но не тут то было.

– 

Ты не представляешь, какое удовольствие мне доставляет оскорблять тебя, твоих родителей, сына и видеть при этом твое лицо! – заявил он мне нагло ухмыляясь. – Ты ведь ничего не можешь мне сделать!

– 

Ты собирался на работу! Уходи!– процедила я сквозь зубы, пытаясь сдержаться, чтобы не схватить биту, стоящую за занавеской.

– 

Я