Канцлер (Гардемарины, вперед - 3) - Нина Соротокина

В самой постановке его вопросов имелась смешная особенность. Он любил употреблять такие обороты, как "масло масляное" или "вчера случился случай", и даже не замечал нелепости этого - все так витиевато! Вот типичная постановка вопроса:

- Скажите, какие вы чувствовали чувства, когда вас привезли в этот дом?

Мелитриса серьезно и прилежно отвечала.

- Я чувствовала такие чувства: злобу, обиду, ненависть, раздражение, злобу... нет, злобу я уже говорила. Главное чувство, конечно, очень обидная для меня обида.

Аким Анатольевич с серьезным видом записывал ее хулиганские показания в какую-то книгу. Вы спросите:

и она не боялась? Позволяла себе валять дурака, быть вежливой и одновременно дерзкой, улыбаться и думать о побеге? О последнем она думала постоянно, только знака какого-нибудь ждала. Иногда она надеялась, что ктото спасет ее из этого рабства. Но больше всего ее занимала мысль: куда она попала? Кто такой Аким? Почему он ничего не объясняет толком и чем вся эта глупость может кончиться?

Ей было ясно, что в лице Акима Анатольевича она имеет не частное лицо, а представителя государственного учреждения. Видимо, учреждение это не было полицией. Мелитриса рассуждала так: в какой бы глупости или подлости ее ни обвиняли, они должны отвезти ее в тюрьму. Ведь так? И не просто в тюрьму, а в Тайную канцелярию, поскольку Мелитриса находится на дворцовой службе. Но в разговоре Аким Анатольевич мельком обронил: "Будете упрямиться, вас можно и в Тайную канцелярию сдать. Обвинительное обвинение, вам предъявленное, им по всем статьям подходит". Мелитриса хотела тут же схватить за ниточку, потянуть... чтобы клубок начал разматываться:

- Какое обвинение-то? Разве я не в Тайной канцелярии?

Но Аким Анатольевич так резко поменял тему разговора, что она понялатянуть за эту нитку бесполезно.

Но время шло... "Нельзя болтать бесконечно одну и ту же болтовню..."сбиваясь на манеру Акима, думала Мелитриса. По прошествии десяти, дней или около того вместе с Акимом явился еще один "любитель беседовать беседы": возраст около сорока, красивый, пожалуй, одет с иголочки в костюм для верховой езды; вид очень элегантный, а на ногах старые сапоги с выпуклостями от подагрических шишек. Этот гость как закинул ногу на ногу, так и просидел весь допрос молча, только шевелил ступнями со своими шишками и слушал внимательно. Так ни слова и не сказав, он удалился. Аким Анатольевич пошел его провожать.

Мелитрису изнурил этот разговор, присутствие нового человека напугало и озадачило. "Значит, что-то меняется в моей судьбе?" - думала она, сидя на стуле "сгорбившись и душой и телом", такую она придумала формулировку своему состоянию. Потом словно очнулась: вскочила с места, приоткрыла дверь и поймала кончик фразы, которую бросил незнакомец. Мужчины уже прощались.

- Так что выкинь это из головы... - барски сказал гость.

- Но ведь единственный шанс, Василий Федорович!

- На одном гвозде, Аким, всего не повесишь, - засмеялся тот в ответ, надевая перед зеркалом меховую шапку с длинным козырьком, потом достал из кармана очень красивые часы на цепочке, сверил с напольными часами в прихожей и сказал загадочную фразу: - Ваша клепсидра * отстает на семь минут.

- При чем здесь семь минут! - Аким Анатольевич забыл, что надобно говорить тихо. - Я не собираюсь писать отчет в дворцовую канцелярию! А головка у нее работает, хитрый бесенок. Очень хорошо соображает девица!

Может быть, половица скрипнула под ногой Мелитрисы или Василий Федорович по тонкости душевного склада почувствовал ее взгляд, только он вдруг резко обернулся, и они встретились глазами.

- А впрочем - попробуй! - весело сказал он, обращаясь к Акиму, но глядя при этом на Мелитрису, потом вдруг подмигнул ей- не дерзко, а опять же весело. - Но помни, ошибиться нельзя! - И вышел в лес.

Аким Анатольевич запер за ним дверь, сказал Мелитрисе: "На сегодня хватит", и скрылся на кухне. До ужина они не виделись, а за едой болтали весело, как старые знакомые. Видимо, недавний гость успел сказать Акиму Анатольевичу нечто важное, а может быть, просто подбодрил или напутствовал. Настроение у Акима было самое замечательное, но Мелитрисе от этого не стало легче. "Что-то затевается, - так поняла девушка его настроение, - и, конечно, какая-нибудь гадость. Пусть... лучше это, чем полная неопределенность. Только бы забрезжило что-то впереди..."

На следующий день Аким Анатольевич был очень серьезен и сдержан. Вводная речь, а только так можно было назвать его церемонное обращение, была многословной, цветистой и полной тавтологий * *. Мелитриса уже поняла, что "дубовый дуб" и "волнительное волнение" появляются у него в минуты торжественные, когда ему хочется блеснуть, сказав этак размашисто, эпически. Вот выдержки из его речи:

- Мадемуазель, делая длительный период с вами одно дело, мы удостоверились, что упавшее на вас обвинение в попытке отравления известной вам персоны не имеет под собой почвы. Однако пока остается тайной, было ли это обвинение сделано по ошибке или с сознательной целью наклепать на вас поклеп, то есть лишить чести ваше честное имя. Последнее интересно было бы выяснить не только вам или мне, но и всему нашему отделу в целом.

* Клепсидра - водяные часы Древней Греции.

** Тавтология - повторение одних и тех же или близких по смыслу слов.

_______________

Это была откровенная приманка, и Мелитриса, понимая это, тут же на нее клюнула.

- А чем занимается ваш отдел?

- Военная секретная служба разведывает тайны противника и отлавливает прусских шпионов, присланных к нам Фридрихом II.

- О! - Мелитриса была так потрясена, что вскочила на ноги да так и замерла, вытянувшись в струнку.

- Не предполагали? - хитро прищурился Аким Анатольевич. - Вы садитесь.

- О! - повторила Мелитриса, - Но позвольте вас Спросить: как вы убедились в моей порядочности?

- На основании вашего крайнего простодушия, Мелитриса Николаевна. Основным основанием послужили также ваши высокие нравственные чувства, както любовь к Родине и к государыне. Мы живем в суровое время, мадемуазель. Наши соотечественники гибнут на полях Пруссии, защищая Европу от посягательств узурпатора Фридриха II. Как вы понимаете, гибнут лучшие, в числе героев был и ваш отец. А не прельщает ли вас мщение за отца своего?

Речь Акима звучала страстно, и хоть в словах было полно шипящих, одно слово "прельщает" чего стоит, речь его на этот раз не "свистела", она была возвышенна. Но это не обмануло Мелитрису.

- Не прельщает, - сказала она кротко и села паинькой-девочкой, скрестив на животе руки. - Пусть этим занимаются мужчины.

- Отнюдь, мадемуазель! В разведке в условиях войны девица, особенно такая, как вы, может сделать много дел, иногда поболе мужчины. Со своим простодушием вы к кому хотите можете войти в доверие.

- Это чтобы потом врать?

Аким только плечами передернул, отгоняя глупые замечания.

- Женщина на войне - это много! - продолжал он. - Например, маркитантка, то есть женщина, торгующая товаром и идущая, так сказать, вслед армии. Она может сообщить, каково настроение в прусских войсках, каково у них наличие гаубиц и сколько раненых жестокими ранениями лежат в лазаретах. Но от вас этого не требуется. Ваша задача куда проще! Лицо Мелитрисы стало злым.

- Вы сошли с ума. Я дворянка и фрейлина императрицы, а вы предлагаете мне... быть вашим тайным агентом? - она вдруг поняла, что все вернулось на круги своя, этот уже знакомый, преданный своему делу человек в главном своем качестве все-таки дурак!

Видимо, все эти мысли отразились у нее в глазах, потому что Аким Анатольевич, хоть и вознамерился быть кротким и терпеливым, сразу поменял тон:

- Вы теперь не фрейлина, моя дорогая девица Репнинская... Вы теперь отравительница! - он сунул руку в папку и бросил перед Мелитрисой небрежно разрезанные, разного формата бумаги, которые она видела в первый день. Смотрите сюда, дворянка Репнинская! Видите?.. Вот эти цифры - шифр. Каждая цифра - буква, а некоторые так и целое слово. Отряд шифровальщиков расшифровал эти бумаги. Вот и ваша фамилия вылезла... вот здесь! Мы вначале понять не могли, какая такая фрейлина... первые-то буквы водой размыло..

- Может быть, это не я? - Мелитриса с ужасом смотрела на бумаги, чужая, злая воля проявлялась в них, как кровь на полу, говорят, она проступает после убийства.

- Как же не вы? А имя... вот здесь. Мелитриса, а в другом месте ваши фамилия и имя полностью повторяются. И не смотрите на меня обиженной невинностью! Если будете упираться в своем упрямстве, то я собственноручно возьму вот этими руками все эти шифровки и отнесу в Тайную канцелярию.

Аким Анатольевич перевел дух, попил водички, отер трудовой пот и продолжил атаку. Настойчивость и непреклонность его походили на вскрывшийся вулкан - не заткнуть!

- Я давеча сказал, что во всем вам верю. Это я просто так сказал, это такой ход... Да и как я могу вам верить, если у вас среди папенькиных писем лежит рецепт отвратительного лекарства. Я отдал его лекарям. Они и не поняли ничего. Говорят, может, это отрава замедленного действия!