Легенда советской разведки - Н Кузнецов - Теодор Гладков

Нельзя презрительно сбрасывать со счетов работу вражеских спецслужб: СД, гестапо, абвера, крипо. Немецкая контрразведка и уголовная полиция (из рядов которой вышел, к слову, и сам Мюллер-гестапо) была высокопрофессиональной, с давними традициями, хорошо поставленной подготовкой сотрудников и агентов, она обладала первоклассной для того времени спецтехникой. Кроме того, на захваченной территории в ее распоряжении находился весь мощный аппарат оккупационных властей и военная сила, используемая для карательных экспедиций, проведения массовых облав и обысков, патрулирования местности.

К концу ноября 1943 года гитлеровские спецслужбы в Ровно уже точно знали, что в городе находится советский разведчик, совершивший ряд диверсий и терактов. Они уже знали, что он носит военную форму с погонами обер-лейтенанта, имели даже приблизительное описание его внешности, поскольку заместитель Коха Даргель лично дважды видел покушавшегося.

Можно полагать, что спецслужбы уже проверили негласно всех относительно молодых обер-лейтенантов, зарегистрированных в военной комендатуре, и могли взять на заметку некоего Пауля Зиберта, появляющегося в городе от случая к случаю и завязавшего здесь обширный круг знакомств. Вполне мог сделать профессиональный словесный портрет Зиберта и адъютант рейхскомиссара гауптман Бабах.

Не исключалось, что ровенские контрразведчики успели проверить или проверяли установочные данные Зиберта в Берлине и Кенигсберге. Во всяком случае, буквально дышали ему в затылок, когда после нового года арестовали Валентину Довгер и вторично Лидию Лисовскую и подвергли обеих достаточно жестким допросам. Они держались стойко, на вопросы дознавателей твердили одно: да, знали Пауля Зиберта как заслуженного офицера-фронтовика. Одна, Валентина, была им увлечена, мечтала выйти за него замуж после войны, вторая - Лидия - просто сдавала ему комнату с пансионом, о его служебных делах ничего не знала. Разумеется, немцы вряд ли верили ей на все сто процентов, поскольку слишком уж странным было совпадение: возможно, именно Зиберт похитил генерала Ильгена, у которого именно Лисовская в ту пору работала экономкой.

Поразительное дело: находясь под арестом на Постштрассе, 26, Лидия сумела оказать Кузнецову неоценимую услугу. Совершенно случайно, когда ее отводили с допроса в камеру, она невольно услышала разговор между собой двух сотрудников-немцев. Оказывается, по Ровно отдан секретный приказ: всем офицерам немедленно сменить удобные здешними теплыми зимами плащи на шинели. Выходит, немцы точно знали, что Зиберт ходит в эту пору именно в плаще, а коль скоро он не мог быть осведомлен о секретном приказе, то непременно выдаст себя несмененной верхней одеждой.

Одна из сокамерниц Лидии, из фольксдойче, арестованная из-за какого-то пустяшного правонарушения, выходила в тот день на свободу. Лидия попросила ее отнести записку домой, за это отдала свое обручальное кольцо, которое, по счастью, у нее при аресте не отобрали. Записку она написала эзоповым языком, но умница "Майя" все поняла. Вместе с Леной, младшей родной сестрой Лидии, они несколько часов ходили по центру города и в конце концов высмотрели Зиберта на одном из самых оживленных перекрестков улиц Мазепы и СС-штрассе. Николай Кузнецов успел переодеться, а плащ его так и остался в квартире на улице Легионов...1

Немецкие дознаватели опрашивали всех лиц, что работали в тех заведениях, в которых бывал или мог бывать подозрительный обер-лейтенант: ресторанах, кафе, казино (к слову, в их персонале кто-то непременно был секретным осведомителем спецслужб). К тому же к зиме гитлеровцы вышли на след многих городских подпольщиков, всех их жестоко пытали, нескольких человек 4 января 1944 года публично повесили на площади, других расстреляли в тюрьме. Не исключено, что кто-либо из арестованных, не выдержав истязаний, дал показания, способствующие изобличению Зиберта, но прямых, убедительных свидетельств сознательного предательства обнаружить не удалось.

Показательная история произошла с Николаем Струтинским, участником почти всех акций Николая Кузнецова в Ровно. Вот как он описывал этот эпизод в "Комсомольской правде":

"В конце декабря 1943 года я и Иван Приходько оказались окруженными на квартире Антона Марциняка по улице Горького, 341. Группой захвата руководил начальник зондеркоманды СД Виктор Каминский. Нас хотели взять живыми, но мы сумели вырваться из кольца. В той схватке я убил Каминского, нескольких его подопечных ранил. Словом, все закончилось благополучно и, может, не стоило бы упоминания в этом рассказе, если бы не одна деталь. Бывший подчиненный Каминского Мисько показал, что его начальник "был убит при попытке захватить русского разведчика".

Выходит, немцы точно знали, что жилище Марциняка было одной из конспиративных квартир Николая Кузнецова. Именно с нее он ехал на прием к рейхскомиссару Коху".

Кузнецов отправлялся во Львов самостоятельно в сопровождении лишь двух человек: уже испытанного Яна Каминского и шофера Ивана Белова. Иван Васильевич Белов, уроженец Саратовской области, служил в Красной Армии, в сентябре 1941 года под Киевом попал в плен, выдал себя за украинца по фамилии Белько и на этом основании был освобожден. (В первый период войны немцы часто освобождали из демагогических соображений рядовых красноармейцев и младших командиров украинской национальности.) Иван осел в Ровно, работал здесь шофером и связался с группой Михаила Шевчука. "Пан Болек" и рекомендовал Белова как хорошего водителя и надежного подпольщика. Для предстоящей операции Белова одели в форму и снабдили документами на имя солдата военно-транспортной организации Ивана Власовца. Ему был присвоен агентурный псевдоним "Ил".

Во Львове наряду с основной разведывательной работой Кузнецову следовало, при возможности, осуществить акт возмездия над губернатором дистрикта Галиция Оттоном Вехтером или его заместителем Отто Бауэром. Ему также была дана санкция на уничтожение старших офицеров или крупных чиновников по своему усмотрению.

В случае приближения к городу Красной Армии Кузнецову надлежало, если окажется возможным, следовать вместе с отступающими немецкими войсками к Кракову. Именно сюда, в "столицу" генерал-губернаторства, должны были эвакуироваться высшие оккупационные учреждения и рейхскомиссариата и дистрикта. В случае крайней опасности разведчикам предписывалось уйти в подполье и дождаться прихода Красной Армии.

Предполагалось, что во Львов из Центра доставят новые документы, поэтому с ним были обговорены условия встречи со связником: каждый четный день в двенадцать часов по немецкому времени у главного входа в знаменитый своей красотой оперный театр. Обусловили также, на всякий случай, условия встречи с разведчиками из группы Крутикова.

15 января 1944 года Кузнецов, Каминский и Белов распрощались с боевыми товарищами, как тогда полагали, ненадолго, и выехали во Львов через Луцк. (Если быть точным, следует оговориться, что выехали не сразу: стояла такая грязь, что до шоссе автомобиль пришлось вытягивать волами.)

В Луцке Кузнецов и его спутники совершили небольшую остановку по очень важной причине: группа связанных с отрядом польских патриотов Винцента Окорского, жившего на Банковой улице, 18, заранее приготовила для них новый автомобиль: серый французский "пежо", принадлежавший местному гебитскомиссару Линднеру. Старые машины Пауля Зиберта, рассудило командование, слишком "скомпрометировали" себя в Ровно.

16 января на этой машине "Колонист", "Ил" и "Кантор" отправились дальше, во Львов.

"Накануне в селе Германувка, - вспоминал А. Лукин, - фактически окраине Луцка, я в последний раз виделся с Николаем Ивановичем Кузнецовым. Встреча проходила в старом заброшенном сарае на краю села. Николай Иванович приехал вместе с Каминским и Беловым, я - в сопровождении доктора Альберта Цессарского, "смотрителя луцкого маяка" Владимира Ступина, моего адъютанта Сергея Рощина и еще нескольких бойцов1.

Николай Иванович коротко рассказал, что до Луцка они добрались в потоке отступающих войск спокойно, что "фиат"2, который ему достали поляки, по отзыву Белова в полном порядке, что сам Белов, как ему кажется, выдержанный и надежный товарищ.

Я понимал, что от личных и профессиональных качеств водителя во многом будет зависеть успех поездки Кузнецова, и был рад, что Белов ему со всех точек зрения понравился. Но понял и другое: Кузнецов, зная, что это не может нас не волновать, сам, не дожидаясь моих вопросов, похвалил нового своего товарища. О Каминском говорить не было нужды: Николай Иванович и Ян давно сработались и понимали друг друга с полуслова.

Так мы провели часа два: уточнили задания, обсудили некоторые детали. Цессарский на специально захваченной немецкой машинке печатал на бланках соответствующие тексты, а я расписывался за нужных начальников и прикладывал ту или иную печать из своей походной канцелярии. Соответствующая доработка была проведена с документами Каминского и Белова, а также с бумагами на новый автомобиль Зиберта. Потом я отдал Николаю Ивановичу большую сумму марок.