Разгадай Москву. Десять исторических экскурсий по российской столице - Александр Анатольевич Васькин

случае волнения в городе и для того, чтобы, в случае крайности, он мог покинуть город под покровительством генерал-губернатора. 2 сентября, в день сдачи Москвы, Тончи имел несчастье увидать во дворе генерал-губернаторского дома страшное убийство несчастного Верещагина и сошел с ума.

Ростопчин поручил моему брату, бывшему директором его канцелярии, отвезти Тончи во Владимир, куда брат и отправлялся. Тончи, пораженный кровавым зрелищем, коего он был свидетель, окончательно помешался; воспользовавшись минутой, когда его оставили одного, вышел из кареты и ушел в лес, находившийся близ села. Его тщетно искали весь день, и мой брат должен был продолжать свой путь, приказав на почтовой станции отправить Тончи во Владимир, как только его найдут. Лесные сторожа встретили Тончи в лесу, где он бродил без цели; не зная по-русски, он не мог ответить на их вопросы, и его, как иностранца, приняли за французского шпиона, скрутили веревками и отвели в полицейское управление, где его также никто не мог понять, а оттуда его отправили вместе с прочими арестантами во Владимир; только там дело разъяснилось. Мой брат поспешил, для получения дальнейших приказаний, поместить его у себя. Это новое приключение еще более помутило рассудок Тончи. Он вообразил, что Ростопчин держит его под надзором, чтобы сделать его вторым Верещагиным. Однажды, притворившись больным, он не встал с постели и, достав бритву, хотел зарезаться. К счастью, он только перерезал себе кровеносные сосуды, и его нашли плавающего в крови. Ему была тотчас подана помощь, и через несколько дней он совершенно поправился. На вопрос, предложенный ему моим братом, почему он покушался на свою жизнь, Тончи отвечал, что он хотел покончить с собою, чтобы избежать более жестокой смерти. Этот ответ не оставляет никакого сомнения насчет убийства Верещагина. Когда Тончи окончательно выздоровел и к нему вернулся рассудок и спокойствие, то он пожелал оставить городу что-либо на память о своем пребывании в нем и написал для владимирского собора великолепную картину, изображающую крещение Св. Владимира; она считается одним из лучших произведений его кисти. По всей вероятности, картина эта находится в соборе и доныне».

Впавший в безумие после расправы над Верещагиным художник С. Тончи. Автопортрет, после 1812 года. Фрагмент

Что сделал Ростопчин после убийства Верещагина? Воспользовавшись тем, что внимание толпы переключилось на несчастного «шпиона» (его привязали к хвосту лошади и потащили по мостовой), граф быстро вышел на задний двор, сел в дрожки… и был таков. Вот как он сам описывает свой отъезд: «Я выехал не торопясь верхом чрез Серпуховскую заставу, и не прежде оставил городской вал, как уведомили меня, что Французский авангард вошел уже в город…»

В это время французские солдаты уже бодро вышагивали по Арбату, а московский градоначальник вмиг превратился в одного из тысяч москвичей, в панике и беспорядке покидавших город, устремляясь к дороге на Рязань: «Конные, пешие валили кругом, гнали коров, овец; собаки в великом множестве следовали за всеобщим побегом, и печальный их вой, чуя горе, сливался с мычанием, блеянием, ржанием», – вспоминал Ф. Ф. Вигель. Тут-то посреди людского потока и встретились вновь два главнокомандующих, призванных защищать Москву. Но разговора не получилось. Пожелав «доброго дня», что выглядело как издевательство, Кутузов сказал Ростопчину: «Могу вас уверить, что я не удалюсь от Москвы, не дав сражения». Ростопчин ничего не ответил. А что он, собственно, мог на это сказать?

Как только Ростопчин проехал заставу, раздались три пушечных выстрела. Это в Кремле французы разгоняли горстку храбрецов, засевших в арсенале и пытавшихся отстреливаться. Этот своеобразный артиллерийский салют прозвучал уже не в честь, а в память о Москве. Ростопчин расценил эти выстрелы как окончание своего градоначальства над Москвой: «Долг свой я исполнил; совесть моя безмолвствовала, так как мне не в чем было укорить себя, и ничто не тяготило моего сердца; но я был подавлен горестью и вынужден завидовать русским, погибшим на полях Бородина. Они умерли, защищая свое отечество, с оружием в руках и не были свидетелями торжества Наполеона».

Какой увидели Москву французы в первых числах сентября 1812 года? Открывшаяся перед ними фантастическая картина их поразила. Дадим слово самим участникам наполеоновского похода на Россию: «Мы вдруг увидели тысячи колоколен с золотыми куполообразными главами. Погода была великолепная, все это блестело и горело в солнечных лучах и казалось бесчисленными светящимися шарами» (месье Лабом); «Достаточно было одного солнечного луча, чтобы этот великолепный город засверкал самыми разнообразными красками. При виде Москвы путешественник останавливался восхищенный. Этот город напоминал ему чудесные описания в рассказах восточных поэтов» (граф де Сегюр).

Такой оставили Москву русские войска во главе с Кутузовым, такой оставил ее Ростопчин. Впрочем, Москва без начальника не осталась. У Первопрестольной вскоре появился новый губернатор, назначенный Наполеоном маршал Мортье, а главный интендант Жан Батист Бартелеми де Лесепс. Он Россию хорошо знал, так как до начала войны десять лет жил в Петербурге в качестве дипломата. Не остались москвичи и без афишек, к которым так привыкли при Ростопчине, – первое наполеоновское обращение к горожанам появилось уже 2 сентября. В нем москвичей призывали, «ничего не страшась, объявлять, где хранится провиант и фураж».

Интендант в своем «Провозглашении» к горожанам (на французском и русском языке) предложил им без страха вернуться в Москву, а крестьянам – вернуться в свои избы. Половина текста – это рассказ о торговле, разрешенной в Москве, и предпринятых французскими властями мерах по защите обозов: «Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были, вас взывается исполнять отеческие намерения Его Величества Императора и Короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами».

Большое впечатление произвел на французских солдат и дворец на Лубянке, во дворе которого за несколько часов до этого произошло убийство Верещагина. «Дворец губернатора был довольно велик и совершенно европейской конструкции. В глубине входа помещались справа две прекраснейших лестницы; они сходят в бельэтаж, где имеется большой зал, с овальным столом посередине; в глубине висит большая картина, изображающая русского императора Александра на коне.

Дворец Ростопчина, конец XIX века

Позади дворца – обширный двор, окруженный зданиями, предназначенными для прислуги», – вспоминал сержант полка фузилеров-гренадеров Молодой гвардии Адриен Жан Батист Франсуа Бургонь. Он прошел все наполеоновские вой ны начиная с