Приключения-1988 - Павел Нилин

— Я не уверена, но мне кажется, что он с ней и не разговаривал...

— А как же?

— Он говорил, один раз я это точно слышала: «Передайте Ане, что звонил Ручников». — И я видел, что Жеглов добился от нее искренности, она сейчас наверняка говорила правду.

— А что, Аня перезванивала вам после этого?

— Нет, после этого звонил Фокс; мне кажется, что Аня никогда к нам не звонила...

— Прекрасно, прекрасно, очень хорошо, — бормотал себе под нос Жеглов, потом быстро спросил: — Как выглядит Фокс? Внешность, во что одевается?

Волокушина, припоминая внешность Фокса, задумалась, а Жеглов подошел ко мне и шепнул:

— Отвези Ручечника на Петровку и выколоти из него телефон Ани. Чтобы телефон был во что бы то ни стало! Крути его как хочешь, но расколи — душа из него вон! «Фердинанд» сразу верни за нами...

Я задержался в дверях, потому что услышал слова Волокушиной:

— ...Всегда ходит в военной форме без погон, но форма дорогая, как у старших офицеров. И на кителе у него орден Отечественной войны. И две нашивки за тяжелые ранения...

Это меня почему-то очень разозлило и даже как-то обидело — тварь такая, носит ворованный орден! Я и мысли не допускал, что у него могут быть свои награды. Бандит, тыловая сволочь, крыса...

И весь свой заряд злости на Фокса я разрядил в Ручечника. Он сидел с очень гордым и обиженным видом на задней скамейке в нашем автобусе и выстукивал на зубариках какую-то грустную мелодию. Копырин кивнул на него головой:

— Талант у личности пропадает, мог им кормиться заместо воровства...

А Тараскин не очень к случаю вспомнил особо понравившееся место из «Без вины виноватых»:

— Им, бросающим своих детей, все до лампочки...

Я подошел к Ручечнику и негромко сказал:

— Встать!

Он сердито и удивленно посмотрел на меня и, покрываясь красными пятнами, крикнул:

— Ты тут не командуй! Найду на вас, псов проклятых, управу!

— Фоксу, что ли, на меня пожалуешься? — спросил я его серьезно и дернул за ворот красивого серого макинтоша: — Встать, я тебе сказал!

Он, видимо, сообразил, что у меня рука не легче, чем у дружка его Фокса, и проворно вскочил, злобно бубня себе что-то под нос. Я сказал Копырину:

— Давай на Петровку. — И стал быстро обыскивать Ручечника. В кармане у него нашел большой шелковый платок и все остальное из карманов складывал в платок. А себе оставил только его записную книжку — в красном кожаном переплете, с фигурным зажимом-замочком и маленьким золотым карандашиком. Необычная это была книжечка: на всех страницах алфавита только номера телефонов, без имен и фамилий. Штук сто номеров, и некоторые из них были с какими-то пометками — галочками, звездочками, крестиками, восклицательными знаками. Проверять их все — на месяц крутовни хватит. Но, правда, нам сейчас проверять их все и не надо было, этим можно будет позже, не спеша заняться. Две страницы меня интересовали — на А и Ф. Я рассуждал таким образом: если телефон Ани записан не на ее имя, то на имя Фокса. Так что или на А, или на Ф.

Автобус остановился в Каретном переулке, я взял Ручечника под руку и сказал ему таким тоном, будто мы уже с ним обо всем договорились заранее:

— Идем, Ручечник, сейчас мы с тобой Ане наберем, попросим к нам звякнуть.

Он дернулся, вроде бы руку хотел вырвать, но я его держал железно и тащил быстро за собой в подъезд. И он пробормотал только:

— Вот ты ей сам и звони и сам договаривайся...

На страничке А было три телефона, а на страничке Ф один. И пока шли по лестницам и коридорам, я быстро соображал, на какой номер мне надо точно указать Ручечнику, чтобы свалить его одним ударом.

Скорее всего нужный мне телефон на букве Ф, поскольку Ручечника Аня нисколько не интересует, это канал связи с Фоксом, он по нему Фокса вызывает, а не договаривается о чем-то с Аней.

И прямо с дверей кабинета я сказал Тараскину:

— Коля, не хочешь позвонить очень милой женщине? Если понравишься ей, она тебя в вагоне-ресторане покатает, до отвала накормит...

— Всегда пожалуйста, — согласился Коля. — Давай номерок, наладим связь!

Я заглянул в книжечку, на страницу Ф, и с замирающим от ужаса сердцем сказал:

— Номерок такой: К-4-89-18. — Захлопнул книжку и спросил у Ручечника: — Ну, что нам передать от тебя Ане? Привет? Или Фоксу поклон?

Ручечник скрипнул зубами, и я понял, что попал в цвет. А он сказал:

— Кабы мне по моей работе бабы не нужны были, сроду бы с ними, шалавами противными, слова не сказал! Языком, паскуды, как метлой, машут!

Он начал длинно, забористо ругаться матом; я понял, что сейчас-то уж мы из него ничего не вытянем, и отправил его в камеру. А вскоре приехал Жеглов. Он сел на свое место за столом, набрал номер телефона:

— Пасюк, это ты? Да. Не кончился еще спектакль? Ага! Значитца, когда появится этот англичанин, проводи его вежливенько к администратору, оформи заявление, протокол опознания шубы составь и возьми у них обязательно расписку, что шуба ими получена в полной сохранности. А какие еще разговоры? Ты ему тогда скажи, что у них там, в Англии, воруют не меньше. Да-да. И правопорядок определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать! Вот так, и не иначе! Ну, привет...

Он положил трубку, прикрыл на миг глаза и спросил глухо:

— Успехи есть? Давай хвались...

— Телефон Ани имеется. Надо узнать через телефонный узел, где он установлен, и ехать туда смотреть на месте.

Жеглов отрицательно покачал головой.

— Что не надо? — удивился я.

— Адрес телефона узнать надо. А ехать туда рано. Там сначала установку оперативную необходимо сделать...

Я не совсем сориентировался — то мы гнали как оглашенные, а то вдруг Глеб начал зачем-то тормозить. Он посмотрел на меня, усмехнулся, и в улыбке его тоже была усталость и горечь.

— Не понимаешь? — спросил он спокойно.

— Не понимаю!

— Там никакой Ани нет. И скорее всего, никогда она там не бывает. — И замолчал, вроде ничего интересного и не сказал.

— А кто же там бывает?

— Не знаю, — пожал Жеглов своими покатыми литыми плечами. — Это связной телефон, я уж с такими штуками сталкивался.

— Тогда объясни! — Я рассердился на него, мне казалось, что он нарочно так говорит, чтобы совсем уничтожить результат моей крошечной победы.

— Не сердись, — сказал Жеглов. — Я просто устал маленько за эти дни. А насчет телефона думаю так: кто-то там есть у аппарата, совсем никчемный человек, попка, он спрашивает, кто звонил, а потом туда звонят Аня или Фокс и узнают, кто ими интересовался. Понял?

— Понял, — протянул я разочарованно. — А все-таки надо попытать этот вариант! Вдруг это не так, как ты говоришь?

— Обязательно попытаем, — успокоил Жеглов. — Тем более что нам эту Аню теперь найти — во, позарез! Если мы с тобой ее высчитаем каким-нито макаром, то мы и Фокса возьмем. Как из пушки!

Жеглов встал из-за стола, хрустко потянулся, зевнул.

— Ох, беда, спать хочется...

— Иди тогда домой и спи, — предложил я.

— Не могу. Мне надо по кой-каким делишкам еще сбегать. Ты установи адрес телефонного номера, оформи протоколы задержания Ручечника и Волокушиной, запиши ее показания — закончи, короче, всю сегодняшнюю канцелярию. А думать завтра будем...

Жеглов скинул свой довольно поношенный пиджачишко, оглядел его критически и спросил:

— Шарапов, ты не возражаешь, если я сегодня твой новый китель надену?

— Надевай, — кивнул я и. взглянул на часы: половина одиннадцатого. Но спрашивать Жеглова, куда это он так среди ночи форсить собрался, не стал. И он ничего не сказал.

— Все, я двинул... — помахал мне рукой Жеглов. — Приду поздно...

Во сколько он пришел, не знаю, но когда я заявился домой, в половине третьего, Глеб уже спал. На стуле рядом с его диваном висел мой новенький парадный китель, на который Жеглов привинтил свой орден Красной Звезды, значки отличника милиции, парашютиста и еще какую-то ерунду. Я чуть не завыл от злости, потому что, честно говоря, уже точно рассчитал, что если выпороть из мундира канты, то можно будет перешить его в приличный штатский костюм, который мне позарез нужен — ведь не могу же я повсюду таскаться в гимнастерке!

Расстроился я из-за этого проклятого кителя. Мне было и непошитого костюма жалко, и зло разбирало на Жеглова за его нахальство, а главное, сильнее всего я сердился на самого себя за собственную жадность, которую никак не мог угомонить. Ну, в конечном счете, эка невидаль — костюм перешитый, наплевать и растереть! А я еще полночи из-за него уснуть не мог, все стыдил себя за жадность, потом говорил всякие ехидные слова Жеглову, а пуще всего жалел, что долго еще не придется мне пройтись в новом темно-синем штатском костюме. Может быть, Ручечнику с его заграничным шикарным нарядом и показался бы мой перешитый из формы костюм барахлом, но мне плевать на его воровские вкусы — я знал наверняка, что мне к лицу был бы синий штатский костюм, в котором мы с Варей куда-нибудь отправились бы — в кино, в театр, и теде, и тепе. Но перешивать пиджак из продырявленного в четырех местах кителя просто глупо. И придется мне носить теперь парадную форму самому.