Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров

С ходу попытался его ошарашить, назвав Эдуардом Алексеевичем Дерновым. Цели своей не достиг, но и не смутился, даже глазом не моргнул. Черт его разберет, блеф это обычный или попытка изловить его на мнимой неудаче, какие бывают и у опытных мастеров.

В Дерновых он когда-то хаживал, было такое, да быльем поросло. Нельзя никак пришить ему и Георгия Георгиевича Дорна, свирепого контрразведчика в штабе Юденича. Наведут соответствующие справки и получат ответ, что означенный Георгий Георгиевич Дорн, бывший штабс-капитан и георгиевский кавалер, нанялся к французам в иностранный легион, усмиряет чернокожих где-то в Марокко.

Любовную его новеллу следователь проглотил без возражений. Записывал все в протокол, изредка переспрашивал, к подробностям был равнодушен. Не спросил даже, как зовут его возлюбленную, хотя должен бы заинтересоваться.

Под занавес ни с того ни с сего намекнул, что ни единому его слову веры нет. Подпись, оказывается, ученическая, недостаточно, мол, тренировались. Вот и пойми его, что он за фрукт, этот следователь. По виду вроде бы неопытный новичок, звезд с неба не хватает, но ежели ставил задачей взвинтить ему нервы, то великолепно в этом преуспел.

Все было плохо, как ни прикидывай.

Сиди в одиночной камере, гадай, старайся додуматься, с какого конца хотят тебя разматывать, и все равно додуматься не сумеешь. Игра-то идет не на равных, игра идет втемную.

А первопричиной катастрофы явилась, конечно, проклятая генеральская самоуверенность. Надо же дойти до такого кретинизма, чтобы отправить его на поиски человека, который расстрелян еще полгода назад! «Езжайте, голубчик, в Смоленск, корнета я лично знаю. Это отличный боевой офицер, очень нам пригодится». Вот и съездил на свою погибель, вот и доверился хваленой генеральской интуиции, которой так любит хвастаться Петр Владимирович.

Глухое раздражение против Глазенапа мешало сосредоточиться. Он гнал его прочь, сознавая, что нет никакой пользы искать виновника провала, и не мог ничего с собой поделать. Воображение невольно рисовало картины безмятежной генеральской жизни в Кобурге, в резиденции императора и императрицы, в полнейшей безопасности.

Устроился небось Петр Владимирович с комфортом, об этом сей гусь никогда не забывает, ни при каких обстоятельствах. С утра у него визиты к влиятельным особам, деловые совещания, встречи, затем программа неофициальная, окутанная, как обычно, таинственной многозначительностью. Вечера, конечно, проводит за ломберным столиком или в постели какой-нибудь модной потаскушки, благо к косоглазой своей баронессе давно успел охладеть.

Узнав о провале в Ленинграде, его превосходительство тяжко вздохнет, сделает скорбное лицо, как бы призывая небо в свидетели великой его печали. И спустя недельку-другую... забудет обо всем, вычеркнет начисто из памяти. Ему не впервой забывать своих соратников в беде. Забывать и даже публично охаивать их имена, обвиняя в трусости, в пренебрежении его советами, чуть ли не в измене. Сам-то трус первостатейный, всем это известно, а выходит всегда сухим из воды.

Раздражение против Глазенапа внезапно выхлестнулось в лютую злобу, стало трудно дышать.

Почему, собственно, должен он гибнуть в застенках Чека, когда другие будут пользоваться всеми благами жизни? Во имя чего, ради каких высоких идеалов? Памятника все равно не поставят, в святые не произведут, даже доброго слова не скажут. Просто вычеркнут из списка живущих — и кончен бал. И больше ничего не будет.

В таком разе и он сумеет хлопнуть дверью на прощание. Эффектно хлопнуть, со звоном. За правду о генерале Глазенапе, за тайну мюнхенской типографии, где фабрикуются советские червонцы, за берлинские адреса и явки чекисты дорого дадут.

И многое другое, крайне интересное для большевистской разведки, способен он рассказать на следствии. Не даром, разумеется, не из любви к диктатуре пролетариата. В обмен на жизнь. Другие условия его не интересуют, только в обмен на жизнь.

Рассказывать он будет постепенно, торопиться его не заставят. Мало ли что, вдруг улыбнется фортуна, и тогда главное он оставит при себе, чтобы иметь право вернуться с гордо поднятой головой. Пусть дадут ему гарантию, вот что важнее всего, твердую, надежную гарантию.

Мальчишка-следователь для решительного объяснения не годится. Когда дойдет дело до сдачи позиций, надо требовать свидания с самим Мессингом. Про него рассказывают, что он соратник и ученик Дзержинского, был когда-то председателем Московской Чека. Тем лучше, значит, умный человек, а с умным человеком скорей найдешь общий язык.

На худой конец он будет вести переговоры с начальником здешней контрразведки. Вопрос поставит на попа, без лишних слов, — вы мне сохраняете жизнь, а я выкладываю немало ценнейших для вас сведений. Выгода при этом обоюдная, никто в накладе не остается, все довольны. Как говорится, баш на баш.

Должны чекисты клюнуть на столь заманчивое предложение, обязательно должны. Неужто они не согласятся?

18

Нет, не согласились. Не пожелали и разговаривать о каких-то полюбовных соглашениях, брезгливо поморщились.

Аресты распространителей фальшивых червонцев в Ленинграде совпали с обнаружением первоисточника этой злонамеренной диверсии, имеющей целью расстройство финансов СССР.

Компетентные наши органы получили достоверную информацию об организаторах и вдохновителях подпольного изготовления советских банковских билетов десятирублевого достоинства. Ими, как и предполагалось с самого начала, были белогвардейцы — злобные враги Советской власти.

Некие Садатарашвили и Карумидзе в преступном сговоре с владельцем мюнхенской типографии фашистом Шнейдером взяли на себя обязанности непосредственных фальшивомонетчиков. Изготовили формы и клише, раздобыли пять тонн бумаги с водяными знаками. Реализацией поддельных денег на советской территории занялись приближенные «императора Кирилла I», среди которых особой активностью выделялся генерал Глазенап.

ГПУ были известны фамилии, клички, адреса явочных квартир и места хранения фальшивок.

В Берлине, на углу Нюрнбергерштрассе и Фюхтерштрассе, в ресторане Петра Стольникова, бывшего кавалергарда, преступники встречались и обсуждали свои грязные делишки. На квартире Льва Трапезникова, жительствующего на Иоахим-Фридрихштрассе, в специально оборудованном тайнике, они хранили пачки с поддельными червонцами.

Бывший сенатор Российской империи Михаил Викторович Арцимович с сыном своим Георгием, бывшим ротмистром лейб-гвардии кирасирского полка, заведовал убежищем для агентуры, следующей в Советский Союз, приспособив под него собственное родовое поместье близ Либавы.

Светлейший князь Анатолий Ливен, председатель «Общества взаимопомощи бывших российских военнослужащих», устроил такое же тайное убежище в Риге, у себя на квартире.

Известно стало чекистам и подлинное имя арестованного в Ленинграде агента генерала Глазенапа. Им оказался бывший штабс-ротмистр царской армии Альберт Христианович Шиллер, он же Серый Волк, он же Эдуард Дернов, он же Николай Попов, он же Александр Гринберг.

Информация, которой располагала советская разведка, была убийственно точной и совершенно неопровержимой.

Финансировал Садатарашвили и Карумидзе, с готовностью ссудив этих негодяев