Черная Луна - Дэвид Геммел

— Тридцать, сударь, но прошлой ночью кто-то забрался на главный каретный двор и украл пять фургонов. Я распорядился удвоить стражу.

— Были наши фургоны помечены, как приказано?

— Да, сударь. Желтая полоска на задней оси.

— Отдай приказ — пусть обыщут весь город. Тех, у кого отыщутся наши фургоны, — повесить.

Ниро замялся.

— Вы ведь понимаете, сударь, что они могли просто купить фургоны у воров, не зная об их истинном происхождении? Нынешние владельцы фургонов вполне могут быть честными людьми.

— Это я прекрасно понимаю. Прежде чем они будут повешены, их допросят по всей форме и выяснят, у кого они покупали фургоны. Всякий, чье имя назовут, тоже будет найден и повешен. Мы покажем всем, что если такое воровство не прекратится, всех виновных ждет весьма суровое наказание.

— Слушаюсь, сударь, — тихо сказал Ниро и удалился. Пурис откинулся на спинку кресла и потер рукой подбородок. И опешил, уколов пальцы о щетину. Сколько же он здесь проторчал, боги? Четырнадцать часов? Восемнадцать?

Подошел молодой писец и робко поклонился советнику. Пурис так устал, что никак не мог вспомнить его имени.

— В чем дело? — спросил он.

— Небольшие затруднения, сударь. У нас вышел весь красный воск для герцогской печати.

Каждому беженцу выдавалось свидетельство с печатью герцога Альбрека. По предъявлении этой печати беженец мог получить в городской казне сумму, не превышавшую двадцати золотых — при условии, конечно, что имущество, брошенное им в Кордуине, можно оценить примерно в эту сумму.

— Красный воск, — пробормотал Пурис. — Да сохранят меня боги! А какого цвета воск у вас есть?

— Синий, сударь. Или зеленый.

— Ну так ставьте печати на синий воск! Подлинность документу придает печать, а не ее цвет.

— Слушаюсь, сударь! — пискнул юнец и, проворно попятившись, испарился. Пурис поднялся и пошел в свой кабинет. Огонь в печи давно погас, и в комнате царил холод. На столе стоял кувшин с водой. Пурис наполнил кубок и стал мелкими глотками прихлебывать воду.

Караван беженцев растянется, вероятно, на две с лишним мили. Людей придется охранять от разбойников, кормить, ставить для них на привалах палатки. Словом, подумал Пурис, очень похоже на то, как снаряжают в поход армию. Разглядывая карту на стене, он изучал особенности рельефа. От Кордуина до Лоретели было пятьсот двенадцать миль птичьего полета, то есть по прямой — пешим же беженцам придется огибать горы, и одно это прибавит им лишних двести миль пути, да еще через безлюдные, продутые ветром места, где и дичи мало, и негде укрыться от проливного дождя.

Городской совет Хлобана обязался выслать навстречу каравану фургоны со съестными припасами. Эта подмога будет как нельзя кстати. Судя по расчетам Карис, беженцы смогут проходить за день не больше восьми миль. Таким образом, путешествие займет три месяца.

И все же четырнадцать тысяч людей готовы хоть сейчас тронуться в путь, терпеть холод и голод, разбойничьи налеты и грабежи. Многим беженцам, тем, кто побогаче, придется оставить городу свое имущество, причем безвозвратно. И все это ради того, чтобы получить убежище вдали от ужасов войны. Многие этого пути не переживут — Карис полагала, что по меньшей мере два процента беженцев умрут в дороге.

Три сотни людей, которые прожили бы гораздо дольше, если бы оставались дома…

Пурис обожал решать проблемы снабжения, но на сей раз он с самого начала был против этого рискованного предприятия. Увы, и герцог, и Карис его не поддержали.

— Людям не помешаешь дезертировать, — сказала Карис. — Если бы героев на свете было много, их бы так высоко не ценили. Большинство людей — трусы.

— И если мы вынудим их остаться, — прибавил Альбрек, — с появлением даротов в городе начнется паника. А мы этого себе позволить не можем. Пускай всем станет известно, что караван беженцев покинет город в последний месяц зимы и направится в Хлобан.

— Это, государь, значительно увеличит число желающих уехать, — заметила Карис.

— Боюсь, что это так, государь, — подтвердил Пурис.

— Что ж, пускай трусы бегут себе, куда захотят. Мне нужны только сильные люди. Мы сразимся с даротами — и побьем их. — Герцог улыбнулся, что случалось с ним редко. — А если и не побьем, то так обескровим, что у них не останется сил двинуться на Хлобан. Верно ведь, Карис?

— Верно, государь.

Верно или неверно — Пурису от этого было не легче. В дверь кабинета осторожно постучали.

— Войдите! — крикнул советник, и на пороге появился Ниро.

— Что, еще одна проблема? — мрачно спросил Пурис.

Ниро пожал плечами.

— Разумеется, сударь. А чего еще вы ждали? Пурис жестом предложил ему сесть.

— Сударь, — сказал Ниро, — я просматривал список беженцев. Вы просили расположить их по роду занятий.

— Ну да, и что?

— Из пятнадцати городских оружейников двенадцать собрались уехать. У нас сейчас недостает только арбалетных болтов и всего такого прочего.

— И в самом деле, — согласился Пурис.

— Вот что забавно: из шестидесяти четырех кордуинских пекарей уехать пожелали только двое. — Ниро ухмыльнулся. — Хлебопеки оказались храбрей оружейников. Занятно, верно ведь, сударь?

— Я поговорю с герцогом об этой проблеме. Неплохо подмечено, Ниро. Ты человек наблюдательный. Купцов в этом списке много?

— Ни одного, сударь. Все они удрали вскоре после казни Ландера.

— А ты тоже собираешься уехать? — спросил Пурис. — Насколько мне известно, в списке беженцев четыре пятых всех городских писцов.

— Нет, сударь, не собираюсь. Я по натуре оптимист. Если мы выживем и победим, то герцог, полагаю, будет милостивей всего к тем, кто был с ним рядом в трудный час.

— Ох, Ниро, не возлагай чересчур большие надежды на благодарность венценосцев. Отец сказал мне как-то — и я убедился в его правоте, — ничто не длится дольше, чем ненависть монарха, и не кончается быстрей, чем его благодарность.

— И тем не менее я остаюсь.

— Ты веришь в нашего генерала?

— Люди Карис верят в нее, — сказал Ниро. — Они видели ее в деле.

— И я тоже. На моих глазах она обрушила на конный отряд даротов целую гору. Что более важно: при этом погибли несколько людей из нашего отряда. Карис безжалостна, Ниро. И весьма целеустремленна. Я искренне убежден, что нам всем чрезвычайно повезло, когда она согласилась возглавить оборону города. И все же… дароты, Ниро, не обычные враги. Каждый даротский воин сильней, чем трое наших. Ипритом мы еще не знаем, на что способны их стратеги.

— Лично я, — сказал Ниро, вставая, — с интересом понаблюдаю за их действиями.

Пурис улыбнулся.