Тайна масонской ложи - Гонсало Гинер

— Ты поможешь мне тем, что будешь хранить мой секрет. Этого вполне достаточно. — Беатрис с благодарностью поцеловала Марию Эмилию в щеку. — Спасибо за твою щедрость, но я думаю прежде всего о судьбе своего ребенка и хочу обеспечить ему самое лучшее будущее. Чтобы он мог получить хорошее образование и прекрасно устроиться в жизни, лучше дать ему фамилию покойного герцога. Меня не затруднит всю жизнь держать в секрете этот большой обман.

— Даже в этом ты величественна. Я горжусь тобой.

Лучи жаркого солнца отражались от полированных крыш многочисленных карет, проезжавших по району Прадо-де-лос-Реколетос. Люди, ехавшие в этих каретах, радовались солнечному дню после нескольких недель почти непрерывных дождей и такого холода, какой редко бывает в Мадриде в это время года.

Торговцы прохладительными напитками и кофе мысленно благодарили святых покровителей — каждый своего, — глядя, как их заведения наполняются посетителями, жаждущими развлечений и не жалеющими на них денег.

На участке от улицы Алькала и до строений, расположенных вокруг новой рыночной площади, в том месте, где к ней примыкал бульвар Прадо, скопилось такое огромное количество медленно продвигающихся в обоих направлениях карет, что эта сутолока стала серьезным испытанием ловкости и терпеливости кучеров.

В одной из карет ехала герцогиня де Аркос. Она была одна и намеревалась на сегодняшней прогулке присмотреться к новым покроям и расцветкам одежды, чтобы попытаться определить, что будет модно предстоящей зимой.

Глядя в окошечко, герцогиня заметила проехавшего мимо нее на лошади алькальда королевского двора дона Хоакина Тревелеса — без своих подчиненных, причем у него было такое выражение лица, что сразу же становилось понятно: он явно не в духе. Она проводила его взглядом, пока он не свернул на площади куда-то налево. Тереса де Сильва-и-Мендоса, герцогиня де Аркос, испытывала к этому мужчине интерес: ей нравились и его захватывающие рассказы, и умение быть обходительным, и внешность. Герцогиня удивилась, что он свернул не направо, то есть не в сторону улицы Сан-Херонимо, где находился павильон Каносса — заведение, в котором он очень часто проводил время со своей подругой Марией Эмилией Сальвадорес.

«Он, наверное, едет по делам», — подумала герцогиня и тут же забыла про алькальда.

А Тревелес и на самом деле разыскивал женщину, однако не Марию Эмилию, а супругу английского посла. Ее карету было трудно спутать с какой-либо другой, потому что на ее дверце красовался государственный герб Англии.

Хоакин не стал заранее ломать голову над тем, как начать разговор с этой женщиной и что ему следует делать, чтобы вызвать у нее интерес. Он хотел побыстрее ее разыскать и приступить к выполнению поручения, возложенного на него отцом Раваго, — а там как выйдет.

То недолгое время, которое у него еще оставалось утром после встречи с королевским исповедником, он потратил на прочтение различных отчетов, уже едва умещавшихся на его столе, и на разговор со своим помощником — он хотел узнать, как проходит расследование по делу двух братьев-цыган.

Тревелес пообедал один в таверне неподалеку от Зала правосудия. Те из его знакомых, которых он там встретил, не стали его беспокоить, потому что заметили его озабоченность и решили, что он задумался о чем-то важном. А он и в самом деле напряженно размышлял, и мысли его были о Марии Эмилии. Он думал о том, какие громы и молнии на него обрушатся, если — после того как они с Марией Эмилией сумели преодолеть тяжелейший кризис в их отношениях — она вдруг узнает, что он решил приударить за супругой посла Англии.

Тревелеса удивило необычайно большое количество карет на улице. Он никак не мог отыскать ту, которая была ему нужна. Однако в конце концов ему это удалось: возле каштана с густой кроной стояла покрашенная в голубоватые тона карета, герб на дверце которой однозначно свидетельствовал о том, кому она принадлежит.

Тревелес подъехал ближе, чтобы убедиться, что супруга английского посла находится в кареле одна, без мужа, а затем слез с лошади, поправил камзол и решительно постучал в дверцу кареты.

— Увидев вашу карету, я не смог удержаться от того, чтобы не поговорить с вами.

Женщина выглянула в окошко кареты, чтобы посмотреть, кто с ней заговорил.

— О-о! Как я рада вас видеть, мистер Тревелес!

Теперь она говорила по-испански намного лучше, чем когда Тревелес общался с ней последний раз. Хоакину даже понравилось, что она сумела произнести его фамилию без запинки, — чего ей раньше никогда не удавалось.

— Такая красивая женщина, как вы, — и одна? — Хоакин этой фразой вогнал собеседницу в краску. — Ну как можно допустить подобное в такой прекрасный день?

— Мой муж всегда очень занят. — Она протянула Тревелесу руку, и он с нарочитой старательностью ее поцеловал. — Я часто выезжаю на прогулку одна.

— А вы позволите мне быть вашим спутником?

— Да, конечно. Будьте так любезны.

Хоакин решительно забрался в карету, сел рядом с дамой и взял ее руки в свои, сам удивляясь своей наглости. Супруга посла недоверчиво посмотрела на него, а затем попыталась убрать свои руки из его рук — впрочем, безуспешно.

— В Мадриде нет ни одной женщины, которая могла бы затмить вас своей красотой, моя дорогая Кэтрин! — воскликнул Хоакин.

Ошеломленная словами Тревелеса, «дорогая Кэтрин» смотрела на него не мигая.

Его поведение было более чем смелым, однако у него не было времени на долгие ухаживания, да и вообще он был не ахти каким знатоком в подобных делах. Поскольку он с самого начала решил завоевать ее одним решительным штурмом, ему, конечно, следовало умерить свой пыл лишь в том случае, если женщина поведет себя сдержанно.

— Благодарю вас, вы очень любезны.

Кэтрин, похоже, отнюдь не собиралась сдерживать своего нового кавалера.

— С того самого дня, когда я с вами познакомился, я стал вашим тайным почитателем. — Тревелес продолжал льстить англичанке, а та начала нервно облизывать свои губы, которые у нее от волнения стали сухими.

— Ваша белая шелковистая кожа, ваши глаза, ваша очаровательная улыбка — буквально все в вас настолько восхитительно, что я каждую ночь вижу вас в своих снах. — Хоакин продолжал решительно наступать.

Кэтрин чувствовала себя несколько неловко от такого неожиданного и импульсивного проявления интереса к своей особе.

Кавалер, попавший под действие ее чар, всегда вызывал у нее определенные надежды и кое-какие нескромные мысли. Она еще ни разу не отвергла притязания ни одного ухажера, но тем не менее, изобразив на лице недоверчивость, глубоко вздохнула.