Военные разведчики XX века - Михаил Толочко

Иногда я слышу рассказы о том, что разведчик — настоящий! — ничем особенным не должен выделяться в толпе, не высовываться, и мне становится просто смешно. Представить себе моего отца не выделяющимся совершенно невозможно. Однажды в Италии он с друзьями сидел в ресторане и, как обычно, бурно жестикулируя, рассказывал что-то весьма занимательное. Слушатели умирали со смеху. Вдруг из-за соседнего столика поднялся человек, который все время внимательнейшим образом наблюдал за отцом. Подошел, представился и пригласил отца на главную роль в свой фильм. Как потом выяснилось, это был довольно известный итальянский режиссер, но отцу пришлось отказаться от столь лестного предложения.

Как я узнала, что мои родители разведчики? Да они этого и не скрывали от меня. Отец, добродушно подшучивая над мамой, часто об этом говорил. И мама считала, что скрывать что-то от детей — глупо, рано или поздно все обнаружится и будет только хуже.

Вернувшись на Родину, он остался без средств к существованию. Родное ведомство выставило его на улицу. К счастью, это были уже 50-е, а не 30-е и даже не 40-е годы. Отец никогда не жаловался, не скулил и просто делал все, что в его силах, чтобы выйти из трудного положения. Система, выкинув его из своих рядов, на каком-то этапе по-своему оказала ему услугу. Он смог в полной мере реализовать талант ученого и писателя. Не говоря уже о том, что конформистом он никогда не был, смело спорил и отстаивал свое мнение, невзирая на лица, и представить его в славных рядах тогдашнего МГБ — КГБ мне достаточно трудно.

Все это отнюдь не означает, что отец был диссидентом или состоял в оппозиции к режиму. Просто он не мог выносить всей тупости, волокиты и бюрократии, которыми была опутана жизнь всех мало-мальски активных людей в известные годы. В душе он оставался преданным коммунистической идее, как и большинство людей его поколения. Когда я спорила с ним, ссылаясь на свой скромный опыт студенческого зеленого движения, он всегда говорил, что «это тявканье из подворотни». Теперь-тο я понимаю, что он просто боялся за меня.

Я в своей жизни всегда ощущала некоторую пустоту и завидовала друзьям, у которых были братья и сестры. В 1946 году в Бразилии у моих родителей родился мой старший брат Хосе, названный так в честь отца. Мальчик был болезненным и в возрасте 6 месяцев умер.

Я думаю, что это была Божья кара за попытку покушения отца на Троцкого…»

Невольно задумываешься о том, как конспиративен был Иосиф Григулевич — ведь проблема «отцов и детей» в спецслужбах всегда оставалась весьма острой. Разведчикам было вменено в обязанность скрывать всю правду о своей работе, частенько даже не упоминать в семье о своей принадлежности к КГБ или ГРУ. Правда же случайно весьма часто вылезала наружу: некоторые разведчики «по секрету» рассказывали женам о конкретных операциях, зачастую преувеличивая свои подвиги, жены несли правду соседям, дети обменивались информацией о тайных деяниях своих пап в ведомственных пионерских лагерях.

О покушении на Троцкого дочь Григулевича узнала уже после смерти отца, когда были приоткрыты некоторые архивы. Благодаря этому мы знаем, что Иосиф Ромуальдович после покушения на Троцкого был награжден орденом Красной Звезды «за выполнение ответственного правительственного задания». Вот, наверное, и все.

Как же выглядело это неудавшееся покушение, в котором, по некоторым данным, в момент появления полиции Григулевич прикрывал налетчиков огнем из автоматической винтовки?

А происходило это все так. 24 мая 1940 года в 4 часа к вилле Троцкого в Койоакане в Мексике подкатили несколько машин с 24 вооруженными людьми, которые мгновенно нейтрализовали охрану, дремавшую после очередной попойки у соблазнительной красотки из соседнего дома — ее подселили туда специально для охмурения стражей. Налетчики начали беспорядочный обстрел всех помещений. Троцкий вместе с женой спрятался под кроватью, это спасло их от гибели, внук Сева был ранен в пятку, вся мебель в доме оказалась изрешечена пулями, которых было выпущено двести штук.

Возглавлял операцию Давид Сикейрос, друг Григулевича еще по войне в Испании, сталинист до мозга костей, тогда малоизвестный художник, уже потом ставший гордостью мексиканской, а впоследствии и мировой живописи. Одет он был в форму майора мексиканской армии, а дымившая в зубах сигара хорошо монтировалась с приклеенными бородою и усами.

Боевики увезли с собою американца Роберта Харта, который был начальником охраны Троцкого. Его труп через некоторое время обнаружили в пригороде Койоакана. Троцкий, безгранично веривший Харту, поставил ему памятник с трогательной надписью. Впоследствии оказалось, что Харт был связан с НКВД.

Несмотря на шумиху в печати, никто из участников этого налета не пострадал. Сикейрос на некоторое время исчез из страны, затем вернулся и сразу же был арестован. На суде он квалифицировал свои действия как «протест против троцкизма». Суд его оправдал, а убийство Троцкого Меркадером увело дело в другое русло. На этом все и закончилось.

Отец Надежды был превеликим шутником и мистификатором. Однажды рассказал своему коллеге о том, как получил задание ликвидировать военного преступника. Установил, где проживает «объект», и уже двинулся на выполнение «литерного» задания, когда вдруг узнал, что «объект» покончил с собой. Сообщил в Центр, а в ответ поздравления с награждением орденом за удачную операцию. Он телеграфирует: «Это не я!», а в ответ: «Вы устали, поезжайте в отпуск!» Байка это или правда?

Когда-нибудь мы узнаем всю правду об этом замечательном человеке, бескорыстно посвятившем себя Идее и постепенно осознававшем, что он не особенно нужен взрастившей его Системе.

ВСЕГДА РЯДОМ

Полковник Службы внешней разведки Юрий Сергеевич Соколов был связником легендарного Абеля. Кажется, он остался последним из тех, кто работал с символом нашей разведки не в московских кабинетах Ясенева и Лубянки, а рисковал на поле тогдашнего ГП — главного противника — в Штатах. Его фамилия известна лишь горстке коллег. Да и высокие награды обошли стороной, так и не найдя героя.

Соколов словно исчез, растворился в зоне повышенной секретности, где людей знают лишь по оперативным кличкам. Во времена Абеля он звался Клодом. Мне страшно неловко, но и я, вот уже несколько лет пытающийся разобраться в немыслимых хитросплетениях советского атомного шпионажа, внес свою постыдную лепту в эту покрытую мраком историю. В книге «Правда полковника Абеля» публично «похоронил» Соколова — «Клода». Так мне намекали сотрудники из Управления «С» — нелегальной разведки.

— Юрий Сергеевич, сколько же лет вы проработали в США?

— С 1947-го по 1952-й. У меня был дипломатический ранг — третий секретарь. Сначала — консульство, потом перевели в представительство при ООН. Около шести лет — и без всяких отпусков.

— Напряг наверняка огромный. Теперь, по-моему, так не бывает: дают передохнуть.

— Да, сегодня кажется невероятным. Но приходилось работать с ценной агентурой — какие там замены. Линия научно-технической разведки, в которой всю жизнь трудился.

— У вас были ценные источники информации?

— Серьезнейшие. Достаточно много интересных людей, от которых я получал материалы по тому же атому. А когда и наши взорвали свою бомбу, интерес все равно не угас: дело совершенствовалось, ученые двигались уже к бомбе водородной, возникал трудный вопрос о средствах доставки.

— И откуда вы брали агентов? Вербовали? Кем были эти люди? Где находятся сейчас?

— Они мне достались от предшественников. А кем они были и где сегодня — говорить не буду. Меньше всего наши помощники нуждаются в газетной славе.

— Ну, Юрий Сергеевич, ведь столько лет прошло!

— Хорошо. Например, в Штатах я работал с Моррисом и Лоной Коэн. Имена в нашем мире известные.

— Ничего себе. Так это же одна из самых прославленных семейных шпионских пар.

— Слово «шпион» здесь грубо и неуместно.

— Простите. Моррис и Лона добыли для СССР чертежи атомной бомбы. Увы, оба скончались и похоронены в Москве. Звания Героев России им присвоили только после смерти.

— В США меня как раз и отправили, чтобы восстановить связь с ними. Встретились, познакомились, подружились. Мы оставались друзьями до конца.

— А с Абелем? Как получилось, что пришлось поработать и с ним? Ведь вы трудились в посольстве.

— В ООН.

— Все равно легально. Но он-то был нелегал. Рассказывают, что контакты между действующими под какой-то официальной «крышей» и нелегалами запрещены.

— Вы правильно слышали. Но связь с Абелем только налаживалась. Требовали, чтобы информация передавалась быстро. Помощь Абелю нужно было ускорить.

— Какую помощь?

— Всевозможную. Дожидаться связников? Потеря времени. И решили, что без связи через посольство тоже не обойтись. Я как-то в резидентуре услышал разговор двух своих начальников. И один из них — Владимир Барковский, который работал по линии научно-технической разведки, рекомендовал нашему резиденту использовать в этом сложном деле Глебова.