Исчезнувший - Флетчер Нибел

— Жаль, что Фрейтаг и его колдуны до сих пор не разгадали новый китайский код, — сказал вместо этого Ингрем. — Мы бы могли проверить наши предположения. Если переворот неминуем, сейчас в эфире должно быть полно шифрованных посланий.

— Согласен, — сказал Пейдж. — И могу добавить: приказ президента о свертывании «Мухоловки» сделал ЦРУ глухим на одно ухо. Мы не только не установили контакта с немногими физиками, которые бывают в Китае, но и упустили других ученых, разъезжающих по всему свету и знакомых с китайской политикой. «Мухоловка» была ценным начинанием. Мы уже получали интересные сведения.

Ингрем мрачно кивнул.

— Не хотелось этого говорить, однако президент Роудбуш, к сожалению, не знает азов настоящей разведки. Но что сделано, то сделано. — На мгновение он задумался. — Джефф, я считаю, нужно составить новый обзор положения в Китае, сокрушительный обзор. Можете вы со своей группой подготовить рабочий документ, скажем… завтра к полудню?

— Разумеется, — с энтузиазмом согласился Пейдж.

— Хорошо. Если назревает переворот, надо немедленно сообщить президенту. Но я не хочу с этим лезть к нему, пока не буду уверен. — Он улыбнулся. — Вы ведь тоже могли ошибиться, Джефф, не правда ли? Во всяком случае, мне нужна официальная оценка положения со всей документацией от наших агентов. Итак, завтра в полдень?

— Справлюсь.

И доктор Джеффри Пейдж со счастливой улыбкой отправился в свое темное царство картотек, документов, компьютеров и расшифрованных донесений от тайных агентов ЦРУ из Китая.

Ингрем поручил своей секретарше обзвонить всех членов Штаба разведок США и сообщить, что на завтра, на 13:00, назначено экстренное совещание.

— Не звоните только Фрейтагу, — добавил он, спохватившись. — С ним я поговорю сам.

Ингрем связался по прямому проводу с Управлением национальной безопасности.

— Фрейтаг слушает, — ответил через секунду знакомый насмешливый голос. — Опять скверные новости, Артур?

— Добрый день, Джером, — Ингрем ясно представил себе его лисью мордочку, ехидную улыбку. — Я назначил на завтра, на 13:00, совещание штаба. Снова Китай.

— Я не опоздаю. Что-нибудь еще?

— Удалось вам разобраться в китайских цветочках? — Фрейтаг ответил не сразу, и Ингрем поспешил уточнить: — Я говорю о новом коде.

— О да, — сказал Фрейтаг. — Прогресс, Артур, прогресс. Кое-что уже начинает проясняться. Собираемся порадовать вас в ближайшее время.

— Лучше бы сегодня, — сказал Ингрем. — Нам это нужно позарез, Джером.

— Делаю все, что могу, Артур… У меня тут слишком многие заражены вирусом гениальности, а гениев нельзя подгонять пинками. Я это знаю. Уже пробовал… Ладно, увидимся завтра в час.

Ингрем сидел за столом еще некоторое время, размышляя, сопоставляя, строя догадки. Грир на Тристане… Радио Тристана молчит… Где Джон?.. Русский крейсер и китайский торгаш идут к Тристану-да-Кунья.

Затем он начал дозваниваться до сенатора Оуэна Моффата и отыскал его через несколько минут в Метрополитен-клубе. Сегодня утром конгресс наконец-то отложил заседания до следующего года.

— Оуэн, — сказал Ингрем, — нам надо немедленно еще раз поговорить. Я изменил свое решение относительно мотивировки… Получены новые сведения. Оуэн, я думаю, Грир собирается переметнуться.

В это же время директор Управления национальной безопасности Джером сидел в своей цитадели из колючей проволоки близ Форта Мид в штате Мэриленд и внимательно изучал стопку радиограмм.

Фрейтаг солгал Артуру Ингрему.

Он сказал ему о «прогрессе» в дешифровке нового китайского кода. На самом деле это был не прогресс, а успех, великолепный, полный, блистательный триумф.

После долгих недель работы дешифровщики и компьютеры Фрейтага наконец раскололи китайский код. Удручающее богатство флоры — замысловатые сообщения, где цвели дельфиниумы, фиалки, ноготки, нарциссы, лютики и розы, превратились теперь в стройные колонки понятных китайских слов. Специалисты УНБ отныне точно знали, что сообщает Пекин, а сообщал он настолько поразительные вещи, что Фрейтаг все еще не мог до конца поверить содержанию радиограмм.

Найти ключ помог далекий остров в Южной Атлантике, Тристан-да-Кунья.

Всем дешифровщикам давно известно: если хочешь расколоть новый код, узнать, что именно старается скрыть в словесной мешанине твой противник, надо сузить поиски до одной какой-нибудь темы или объекта. Например, если подводная лодка всплывает по ночам и сообщает одним и тем же кодом свои координаты, специалист дешифровщик в конечном счете выделит слова «широта» и «долгота», сопровождаемые цифрами, и это станет ключом ко всему коду. Или, другой случай, — если шифрованные сообщения передаются на какой-нибудь склад боеприпасов, а оттуда шлют ответы, и если об этом складе уже кое-что известно — имена офицеров, род войск, местоположение или тип запросов, — дешифровщик, пустив в ход таран интуиции, может разрушить стену таинственности.

Так было и с Тристаном. Прежде всего обнаружилось загадочное явление: радио Тристана, которое годами разговаривало с Кейптауном на нормальном английском языке, начало вдруг через центр связи ВМФ в Пентагоне обмениваться шифрованными радиограммами с кем-то в Вашингтоне. Понять эти послания было невозможно, потому что в них код содержался в коде. Затем последовала одна не менее таинственная радиограмма, явно предназначенная не Вашингтону. Затем, всем на удивление, Тристан отправил два сообщения русским дипломатическим шифром. И наконец последовал обмен кодированными радиограммами между Тристаном и Пекином. Общим для всех посланий было использование кода внутри кода. Первый свет забрезжил в этой путанице, когда удалось предположительно определить «Башню», «Утес» и «Альфу». Все это разворачивалось рывками и скачками в течение воскресенья и понедельника. Но только сегодня утром главный криптоаналитик Фрейтага пришел к нему с рядом своих соображений и предположений, тут же переваренных и проверенных компьютером. И внезапно китайский код рассыпался, как глиняный горшок от сильного удара.

Когда Артур Ингрем позвонил, Фрейтаг как раз раскладывал перед собой все расшифрованные радиограммы на Тристан и с Тристана-да-Кунья, перехваченные за последний месяц. Их было немного, всего девятнадцать, но содержание их оказалось настолько поразительным, что Фрейтаг решил сообщить о своем открытии только одному человеку из правительства Соединенных Штатов, и этим человеком не был Артур Ингрем.

Ибо Джером Фрейтаг пришел к неопровержимому выводу, что «Башня», к которой обращался Тристан, это не кто иной, как президент Пол Роудбуш.

18

Джером Фрейтаг ехал на заднем сиденье своего служебного лимузина, прижимая правым локтем плоский чемоданчик с замочком. Впереди сидели шофер и охранник из Управления национальной безопасности, оба вооруженные полицейскими пистолетами в кобурах под мышкой, — под пиджаками их было незаметно.

Утренний час пик уже миновал, и автострада Балтимор — Вашингтон по мере приближения к столице становилась все свободнее. Фрейтаг покинул свою крепость за колючей проволокой в четверть десятого, потому что обещал прибыть в Белый дом к десяти. Солнце, скрытое в дымке от первых заморозков, зажигало сполохи в осенней листве вдоль шоссе. Однообразные зеленые тона уже уступали место желтым, коричневым и рыжим, а через несколько дней весь этот отрезок пути от Форта Мид до Вашингтона зальет медная река листопада. Холода наступили в этом году неожиданно, и Фрейтаг радовался теплу от автомобильного обогревателя.

Если бы кто-нибудь сейчас заговорил с Фрейтагом, он отделался бы ядовитой репликой и саркастической остротой — сработала бы защитная реакция. Но на самом деле Фрейтагу было не до острот, в душе его боролись противоречивые чувства. Тут были, разумеется, и гордость, и глубокое удовлетворение профессионала, готовые перейти в эйфорию, если бы их не заглушали другие чувства: смятение перед лицом неведомого и чувство вины.

Странным было это чувство. Оно шло откуда-то из глубины, как подземная река, подмывая его гордость и самоуверенность. Да, вот так-то оно выходит, думал Фрейтаг, усмехаясь. Иконоборец, ниспровергатель авторитетов, человек, который вечно издевался над слоновьей неповоротливостью правительства и высмеивал в издевательских куплетах его учреждения, законы и правила, сегодня чувствовал себя виноватым, потому что обошел одно из этих правил, нарушил чиновничью иерархию. Вместо того чтобы доложить о своем открытии Артуру Ингрему, как он это должен был сделать по закону и установленному обычаю, Фрейтаг через голову Ингрема обратился прямо к президенту.

Почему же он пошел по этому пути? Перед ним не было ни карты, ни схемы, ни дорожных знаков, которые бы ему этот путь указывали. Он знал, что Ингрем невзлюбил его, как любой директор ЦРУ невзлюбил бы человека, который вечно прерывает литургию разведки фривольными или еретическими замечаниями. Однако они работали с Ингремом без особых трений, несмотря на взаимную антипатию. Насколько Фрейтаг помнил, в деловых отношениях с Ингремом ему до сих пор не приходилось прибегать ко лжи.