Отель - Артур Хейли

Тем временем началась переброска официантов – часть из них сняли с банкета «Голден-Краун Кола», зато оставшимся придется работать за двоих.

Гости этого и не заметят, – разве что человек, который подает им следующее блюдо, покажется чуточку другим. А официантам, которые будут работать в этот вечер в Большом бальном зале, где собрались врачи, придется обслуживать по три столика вместо обычных двух, – словом, двадцать семь человек. Нескольким самым опытным, слывшим виртуозами своего дела, возможно, выпадет на долю и по четыре столика. Конечно, при такой запарке иные начнут ворчать, но не слишком. В большинстве случаев официантов, обслуживающих крупные банкеты, нанимают со стороны по мере надобности. И чем больше на них наваливали работы, тем больше платили. За обслуживание двух столиков в течение трех часов платили четыре доллара; за каждый дополнительный столик плата возрастала наполовину. А если учесть и чаевые, включенные в общий счет, то сумма вырастает вдвое. Тот, кто быстро бегает, может унести домой до шестнадцати долларов; при удаче столько же можно заработать и днем – во время завтрака или ленча.

Тем временем, заметил Питер, тележку с тремя еще не остывшими индейками уже выкатывали из грузового лифта. Не успела она остановиться, как над ней склонились повара из разделочной. А поваренок отбыл за подкреплением.

Каждую индейку разрезать на пятнадцать порций. Быстро, с хирургической точностью. На каждую тарелку всего поровну – белое мясо, темное мясо, гарнир. По двадцать тарелок на поднос. Секунда, и он уже на стойке. Туда же, словно корабли, непрерывно плывут тележки с дымящимися овощами.

Андре Лемье, отослав людей с поручениями, ослабил группу сервировщиков. И сейчас сам встал на их место, заменив обоих. Дело пошло с удвоенной скоростью, – тарелки так и замелькали.

Тарелку… мясо… овощи… еще овощи… соус… передвигай тарелку… накрывай! На каждую операцию – по человеку; руки, пальцы, черпаки – все двигалось в одном ритме. Секунда – и полная тарелка… быстрее, быстрее! У сервировочного стола – длинная череда официантов, и она не уменьшается.

В другом конце кухни кондитер открывает один за другим холодильники, обследует их содержимое, выбирает, захлопывает дверцы. Кондитеры из главной примчались на выручку. В ход пущены все запасы сладкого. Все равно не хватает – брошен клич, чтоб доставили еще из подвалов.

И вдруг среди этой спешки новое осложнение.

Весть пошла по цепочке: от официанта к распорядителю, от распорядителя к старшему официанту и, наконец, дошла до Андре Лемье.

– Шеф, один джентльмен говорит, что не любит индейку. Спрашивает, нельзя ли заменить на ростбиф с кровью?

Толпа взмокших поваров ответила дружным смехом.

Тем не менее, отметил про себя Питер, просьба была передана по всем правилам, предусмотренным для таких случаев. Только шеф-повар мог разрешить отклонение от стандартного меню.

– Ну что ж, скажить, что он получить свой ростбиф, – усмехнулся Лемье, – только обслужить этот господин в последняя очередь.

Это тоже было давним правилом. Чтобы не портить отношений с клиентами, в большинстве гостиниц заменяли одно блюдо другим, даже если просимое блюдо стоило дороже заказанного. Но всякий раз, как и в данном случае, привереду заставляли подождать, пока соседи по столу не приступят к еде, а то – чего доброго – и другие последуют его примеру.

Наконец череда официантов у сервировочного стола начала убывать.

Большинство гостей, ужинавших в Большом бальном зале, включая опоздавших, были обслужены. На кухне уже появились подносчики с тележками, уставленными грязной посудой. По всему чувствовалось, что кризис миновал.

Выйдя из-за сервировочного стола, Андре Лемье вопросительно взглянул на кондитера.

Тощий как спичка творец сладостей, который, судя по виду, едва ли часто притрагивался к собственным произведениям, изобразил нолик из указательного и большого пальцев.

– Все готово, шеф.

Андре Лемье, улыбаясь, подошел к Питеру.

– Похоже, мсье, как у вас говорят, мы забивать гол.

– По-моему, это слишком слабое сравнение. Я просто потрясен.

– То, что вы сейчас видеть, – хорошо. Только, – и молодой француз передернул плечами, – это ведь часть работа. Не везде ведь так у нас скажешь: хорошо. Извините, мсье. – И Лемье отошел.

На десерт было мороженое с каштанами и горящие вишни в коньяке.

Подают это всегда торжественно – свет в зале убавляют, и официанты вносят пылающие подносы, высоко подняв их над головой.

Сейчас они как раз выстраивались перед служебным входом. Главный кондитер с помощниками в последний раз проверял подносы. Достаточно поднести огонь – и стоящее в центре блюдо запылает. Два повара ожидали неподалеку с длинной зажженной свечой в руке.

Андре Лемье внимательно оглядел шеренгу.

У входа в Большой бальный зал стоял наготове, подняв руку, метрдотель и только ждал сигнала от помощника шеф-повара.

Лемье кивнул, и метрдотель мгновенно опустил руку.

Повара со свечами устремились вдоль линии подносов, поджигая стоявшие на них блюда. Обе половинки служебных дверей распахнули настежь и закрепили в таком положении. В ту же минуту дежуривший у рубильника электрик притушил свет. Оркестр заиграл глуше и вообще умолк. В большом зале затих гул разговоров.

Внезапно луч прожектора прорезал пространство над головами гостей, осветив выход с кухни. Тишина длилась еще секунду, потом грянули трубы.

Едва они смолкли, орган вместе с оркестром рванули во всю мощь «Когда святые входят в рай». И в такт музыке в зале появилась шеренга официантов с поднятыми пылающими подносами.

Питер Макдермотт, чтобы лучше видеть, вышел в зал. Огромное помещение было набито так, что яблоку негде упасть.

«Когда святые, когда святые, когда святые входят в рай…» – играл оркестр, а из кухни все шли и шли торжественным маршем официанты в ладно скроенных синих униформах. Их, как и всех, захватил этот спектакль. Через несколько минут многие из них вернутся в другой банкетный зал, где их ждет обычная работа. А сейчас, над их головами, словно сигнальные огни, плыли в полутьме пылающие подносы. «Когда святые, когда святые, когда святые входят в рай», – гремел оркестр. В зале раздались аплодисменты, потом ритмичная овация в такт музыке и марширующим вокруг зала официантам. Люди «Сент-Грегори» и на этот раз с честью вышли из трудного испытания. Ни один человек вне стен кухни и представить себе не мог, что считанные минуты назад повара и их помощники находились в критическом положении – и они с честью из него вышли. «Боже, я хочу быть там с ними, когда святые входят в рай», – играл оркестр. Официанты подошли к столам, свет в зале загорелся, и вновь вспыхнули аплодисменты и приветственные возгласы.

– На сегодня все, мсье, – сказал Андре Лемье, который снова стоял уже рядом с Питером. – А то, может, выпьете коньячку? Тут у меня на кухне есть небольшой запас.

– Нет, спасибо, – с улыбкой ответил Питер. – Представление было выше всяких похвал. Поздравляю!

Он уже пошел было прочь, как вдруг сзади услышал:

– Спокойной ночи, мсье. Не забудьте, о чем мы говорили!

– О чем? – Питер в растерянности остановился.

– Да о «супере» – об отеле, который мы с вами, можем создать.

Питера это позабавило и снова навело на привычные мысли, и он задумчиво стал пробираться между банкетными столиками к выходу.

Он уже почти дошел до дверей, как вдруг почувствовал: что-то не так.

И остановился, озираясь по сторонам, пытаясь понять, что не в порядке.

Внезапно до него дошло. Ведь доктор Ингрэм, вспыльчивый маленький президент конгресса стоматологов, должен был председательствовать и на банкете, одном из значительных событий конгресса. Но доктора не было видно ни на председательском месте, ни где-либо еще у длинного стола, за которым сидело руководство.

Несколько делегатов переходили от стола к столу, беседуя с друзьями, расположившимися в разных концах зала. Какой-то человек со слуховым аппаратом остановился возле Питера.

– Здорово закругляемся, правда?

– Несомненно. Надеюсь, вы остались довольны ужином.

– Да, это было совсем неплохо.

– Кстати, – поинтересовался Питер, – я искал доктора Ингрэма. И нигде не вижу его.

– И не увидите. – Сказано это было жестким тоном. Собеседник подозрительно уставился на Питера. – Вы из газеты?

– Нет, я работник отеля. Мы с доктором Ингрэмом встречались раза два…

– Он подал в отставку. Сегодня днем. Если хотите знать мое мнение, он вел себя как последний дурак.

Питер подавил удивление.

– Вы случайно не знаете, доктор все еще в отеле?

– Понятия не имею. – И человек со слуховым аппаратом пошел прочь.

В бельэтаже, где проходил конгресс, находился ближайший внутренний телефон.

На коммутаторе ответили, что фамилия доктора Ингрэма все еще числится в списке проживающих в отеле, однако в его номере никто к телефону не подходит. Питер позвонил главному кассиру.